«У нас нет хороших решений»

Евгения Обухова
редактор отдела экономика и финансы «Монокль»
Алексей Долженков
специальный корреспондент «Монокль»
26 августа 2024, 00:00 №35

Финансист Денис Соловьев — о ситуации на валютном рынке, о проблемах с внешними платежами и о том, можно ли перевести внешнюю торговлю на бартер

ОЛЕГ СЕРДЕЧНИКОВ
Генеральный директор SR Consulting Денис Соловьев

Внешнюю торговлю России порядком штормит. На фоне целого ряда препятствий сокращается импорт. По данным ФТС России, в январе‒июне 2024 года экспорт товаров из России в ценовом исчислении сократился по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на 0,4%, а импорт — на 8,1%. Детальную информацию ФТС в настоящий момент не раскрывает, но некоторые обобщенные данные доступны. Из них, например, следует, что экспорт в Европу в январе‒июне 2024 года сократился по сравнению с аналогичным периодом 2023-го на треть и составил всего 15,3% от общего объема российского экспорта, а экспорт в Азию, наоборот, вырос на 8,5% и составил 75,4% от общего объема.

Что касается импорта, то поставки в Россию из Европы сократились на 14,1%, из Азии — на 4,8%. В основном Россия импортирует машины, оборудование, транспортные средства и другие товары, что составляет 50,7% от общего объема импорта. Сокращение поставок по этому направлению в январе‒июне 2024 года составило 5,2%.

Данные платежного баланса, которые отражают объемы фактически проведенных платежей, рисуют нам аналогичную картину. Напомним, что ФТС дает статистику на основе задекларированной стоимости фактически перемещенных товаров, а платежи не всегда происходят синхронно с поставками — иногда значительно позже, а иногда в рамках предоплаты. Итак, из предварительных данных Банка России за январь‒июль следует, что по товарам нисходящая тенденция сохраняется: снижение экспорта на 0,4% год к году, а импорта — на 8,2% год к году. В результате баланс счета текущих операций платежного баланса за семь месяцев 2024 года составил 39,7 млрд долларов, что на 68,9% больше, чем за аналогичный период прошлого года. Что в основном объясняется профицитом торгового баланса в размере 76,6 млрд долларов (на 13,6 млрд долларов больше, чем годом ранее) и при текущих тенденциях в экспорте и импорте удивления не вызывает.

Валютная структура платежей на первый взгляд относительно благоприятна. Доля платежей за экспорт в рублях в первом и втором кварталах 2024 года составляла 39,5 и 40% соответственно, доля недружественных валют — рекордно низкие 21,7 и 17,6%. По импорту рекорд был не только по низкой доле недружественных валют — 26,7 и 22,4%, но и по высокой доле платежей в рублях — 35,9 и 42%. Впрочем, крепнет подозрение, что последнее, вместе со снижением объема импорта, не такое уж положительное явление, а говорит, скорее, о проблемах с платежами в дружественных валютах.

И действительно: только более или менее снизилась острота проблемы с «зависшими» в Индии рупиями, как снова обострилась проблема платежей в юанях.

После введения санкций против Московской биржи и НКЦ российская «дочка» Bank of China отказалась от клиринга по сделкам с юанем, сейчас этим занимается российская структура ICBC Bank. Между тем проблема далеко не снята: управление по контролю за иностранными активами минфина США (OFAC) продлило лицензию на завершение операций с Московской биржей с 13 августа только до 12 октября. Соответственно, к этой дате нужно будет найти китайский банк, который не побоится вторичных американских санкций. Однако даже если такой банк будет найден, это решит проблему биржевых торгов юанем в России, но никак не проблему платежей по внешнеторговым сделкам между российскими и китайскими компаниями.

Проблемы с платежами в юанях продолжаются уже давно, однако если до недавнего времени была надежда, что встреча руководителей Китая и России эту проблему решит, то сейчас, в связи с рисками вторичных санкций, и эта надежда исчезла.

В результате основным банком, через который проходят платежи с Китаем, стали даже не мелкие региональные китайские банки, а «ВТБ Шанхай», в который выстроилась многомесячная очередь как из российских, так и из китайских компаний. Однако в последнее время даже этот вариант работает ненадежно: китайские банки отказываются принимать в платежи «грязные» российские юани, даже через прокладку в виде «ВТБ Шанхай» — страх перед вторичными санкциями пересиливает. Дошло до того, что, по сообщениям прессы от источников в компаниях, «ВТБ Шанхай» в связи с недостатком «чистых» юаней предложил российским импортерам самостоятельно искать компании, которые получают выручку в юанях за рубежом, и приводить их на обслуживание в банк или просто покупать у них юани.

О проблемах с юанями в России говорит и стоимость юаневых заимствований в стране. Так, из данных индикатора стоимости обеспеченных денег в юанях Мосбиржи (Russian Secured Funding Average Rate CNY, RUSFARCNY) следует, что, даже если не брать в расчет пики, связанные с введением санкций против Мосбиржи и НКЦ, а также вторжением украинских диверсионных групп в Курскую область, стоимость заимствований в юанях на момент подготовки этого материала превысила 8% ), в то время как в первом полугодии она колебалась в промежутке примерно 1‒4%.

Чтобы закончить хотя бы на небольшом позитиве, напомним, что, по данным ЦБ, после роста во второй половине июня в июле ситуация стабилизировалась. Колебания курсов основных иностранных валют относительно рубля находились в пределах 4% (курс юаня менялся в диапазоне 11,6‒12,1 рубля). При этом по итогам месяца рубль незначительно ослаб: относительно юаня — на 0,9%, доллара США — на 0,7% (в июне рубль укрепился: к юаню на 5,3%, к доллару США — на 4,5%). Более того, на фоне стабилизации правительство России снизило для крупнейших экспортеров обязательную норму зачисления на свои счета в уполномоченных банках валютной выручки с 60 до 40%.

В публичное поле одна за другой поступают идеи, еще вчера казавшиеся фантастическими: обеспечение ВЭД с помощью крипты, ЦФА, теперь вот обсуждается переход на бартер. О такой возможности в российско-китайских внешнеторговых отношениях писало Reuters. Бартерные сделки между нашими странами практиковались еще в советскую эпоху. Reuters, комментируя план по переходу России и Китая на бартер, напоминает, что опыт бартера у КНР уже есть, и в качестве примера приводит обмен китайских автозапчастей на иранские фисташки на сумму 2 млн долларов в 2021 году.

Генеральный директор SR Consulting Денис Соловьев участвовал в создании Национального клирингового центра, будучи в 2003–2008 годах заместителем директора Национального депозитарного центра (НДЦ) Московской биржи (тогда ММВБ); позже руководил инвестиционным блоком в Альфа-банке. «Монокль» обсудил с Денисом Вячеславовичем текущую ситуацию с трансграничными платежами и настораживающие перспективы в этой сфере, а также возможные пути решения проблем, включая такие экзотические, как межстрановой бартер.

― Давайте начнем с валютной выручки наших экспортеров. Что с ней происходит, как она попадает в Россию?

― Некоторые очень крупные компании сейчас не могут перевести валютную выручку в Российскую Федерацию. С введением санкций в отношении Московской биржи ситуация усугубилась. До этого можно было заводить юани через корсчета российских банков, открытых в отдельных банках в Китае, то есть экспортеры получали валютную выручку на счета своих компаний-посредников.

О проблемах с юанями в России говорит стоимость юаневых заимствований: в августе она превысила 8% в то время как в первом полугодии колебалась в промежутке примерно 1–4%

― Иными словами, есть экспортер, и есть компании, через которых он продает свою продукцию…

― Да, у них открыты счета в китайских банках. Посредники направляют выручку на свои счета, дальше эта выручка переходит на счета тех российских банков, которые обслуживают экспортеров. Обычно это крупные банки, в том числе ВТБ со своей «дочкой» «ВТБ Шанхай». Они получают валютную выручку на свой корсчет в Китае и зачисляют валюту на счет клиента-экспортера. Таким образом валюта появляется на бирже здесь. Данная схема, как всем казалось, страховала китайские банки от вторичных санкций

Но после того, как на Московскую биржу были наложены санкции, многие китайские банки не стали брать на себя риск вторичных санкций. В настоящий момент не проходит более 40 процентов платежей. Задержки составляют порой до двух месяцев.

― В статистике импорта это отражается?

― Естественно, у нас импорт очень сильно сократился ― по целому ряду причин. Это отражается и на курсе рубля, и это очень опасная ситуация: она самовоспроизводящаяся. Дорожающий рубль, усиление санкционных барьеров в части платежей и логистики демотивирует экспортеров там и импортеров здесь. Банк России в своем недавнем комментарии указал, что ожидает сокращения физического объема импорта в 2024 году на один‒три процента год к году, при этом еще весной ЦБ ожидал положительной динамики. С сокращением объема импорта сокращается спрос на юани, и рубль еще больше укрепляется, и так далее по кругу.

― Но зато это должно немножко выпускать пар в ситуации с дефицитом юаней.

— Это разные вещи, хотя и связанные. Одно дело юань для экспортеров и импортеров, другое дело — юань на финансовом рынке.

— А какое влияние эта ситуация оказывает на российский рынок юаней?

— Ставки на юани овернайт в Китае и в России отражают качество отношений между российскими и китайскими банками. Речь идет о стоимости юаней для российских банков там, в оншорном Китае, и здесь. И этот спред между стоимостями очень сильно увеличился: в Китае — 1,6 процента, в России доходит в отдельные дни до 20 процентов.

Это при том, что Банк России вливает в российскую финансовую систему 30 миллиардов юаней в день через свопы.

― Эти вливания юаней нужны для того, чтобы банк мог продать их компании, которой они срочно нужны?

― Да, причем это юани овернайт (в долг на сутки. ― «Монокль»). Сегодня они есть на рынке за 20 процентов, а завтра их просто нет. Рынок теперь такой, что в какой-то день никто вам не продаст юани, а сделку вам нужно закрыть, например чтобы избежать санкций или закрыть открытую валютную позицию. И это формирует риск, на который ни финансовая система, ни компании часто пойти не могут. Это сокращает объем деловой активности. И приводит к росту цен, потому что все эти риски тоже закладываются в цены. И вот укрепляется рубль, растут цены, вы сокращаете предложение рублей на рынке, но это ни на что не влияет.

Юани черные и белые

— Насколько мы понимаем, кроме страхов китайских банков у недостатка юаней на внутрироссийском рынке есть и другие причины? В частности, у Китая есть меры, позволяющие регулировать приток их валюты в нашу финансовую систему?

— В Китае есть два типа счетов. Чтобы юань поступил в офшор и, соответственно, к нам на Московскую биржу, он должен в китайском банке оказаться на определенном типе счета, с которого разрешен перевод иностранному лицу. А для перевода юаней на такой счет нужно получить разрешение. То есть объем «выведенных» из Китая юаней легко учитывается, и в любой момент НБК может локализовать рынок «внешнего» юаня, задержав выдачу разрешения или отказав в нем.

И есть еще один момент: наши — России, российских компаний — просьбы о предоставлении кредитов в юанях для той стороны означают, что нужно юани перевести из внутренних во внешние, тем самым раздув объем последних до величины, которая НБК может показаться некомфортной. И даже филиалы российских банков в Китае, которые могут там взять юани под 1,6 процента годовых, не в состоянии перевести эти юани сюда, где они могли бы заработать 20 процентов.

― Можно ли как-то решить клубок проблем с трансграничными платежами и низкой ликвидностью внутреннего валютного рынка?

 ― Один из вариантов ― филиалы иностранных банков. Но это значит, что расчеты по внешней торговле у нас будут выведены за пределы Российской Федерации и Центральный банк никаким образом не сможет на них повлиять. Филиал имеет ограниченную правоспособность и ограниченную ответственность, управлять его действиями достаточно сложно. И совершенно невозможно управлять действиями иностранного субъекта, в который мы все наши расчеты пытаемся сейчас запихнуть. Эти платежи будут для нас все равно что в офшоре.

Хотя самый главный вопрос — спросить у китайцев, готовы ли они открывать тут филиалы своих банков. Думаю, что ответ будет отрицательным.

― Еще одна идея ― трансграничный бартер. Как он мог бы быть организован в реальности?

― При каком-то из крупных наших экспортеров придется создать некий клиринговый центр, в который будут сваливаться все заявки на импорт, чтобы этот экспортер понятными для китайцев юанями проплачивал запросы на товары, которые хотят получить в России.

― Что значит «понятными юанями»?

― Есть «черные» и «белые» юани.

Китайские комплайенс-офицеры (compliance ― службы, которые в банках следят за соответствием всех операций законодательству. — «Монокль») опасаются, что они каким-то образом получат «черные» юани, то есть те, которые каким-то образом прошли через санкционное лицо. Например, Московская биржа не исключает из числа своих членов тех, кто находится под санкциями. После клиринга на счете любого участника рынка могут оказаться юани, которые когда-то были на счетах у подсанкционного банка, например Сбербанка. И теоретически можно представить себе ситуацию, когда путь этих юаней можно отследить до момента их попадания на счет китайского банка, которому, возможно, предъявят претензии на эту тему.

Важно, что при бартере деньги вообще не пересекают границу, ее переходит только товар. Наша компания-импортер отправляет заявку экспортеру: хочу купить контейнер ширпотреба. Какая-то структура при экспортере обработает этот запрос и направит своему посреднику в Китае соответствующую заявку: прошу заплатить такому-то за контейнер ширпотреба. Возьмет свой процент за это, разумеется. Это похоже на схемы расчетов векселями из 1990-х .

Китайские поставщики импорта будут получать в Китае от китайских же покупателей нашего экспорта «чистые» юани. И этого никто в Америке не будет видеть, если китайцы, как казахи, не поставят себе таможенный софт, который будет отслеживать товаропоток в РФ и из РФ и сообщать на Запад.

Если будут организованы клиринговые центры при экспортерах и все платежи будут происходить в Китае в обмен на товары, которые поступают сюда, зачитываясь с теми поступлениями от экспорта, которые наши экспортеры получают там, ― тогда проблема с «черными» юанями и страхом вторичных санкций, наверное, решится.

— Но пока это только разговоры.

— Организация такого бартера — непростое решение, и, конечно, нужна политическая воля, чтобы его принять. Сейчас на экспортных потоках, на импортных операциях финансовая система все еще как-то живет. Юань стал основной валютой международных расчетов, частично заместил американский доллар на бирже, используется в том числе как средство накопления и сбережения. И вот представьте, что сейчас этот валютный поток существенно сократится.

Что будет с ликвидностью и с ценами на внутреннем рынке? Уже сейчас курс юаня на бирже отличается от курса юаня на межбанке в РФ, а для каждого китайского банка, в котором происходят расчеты юанем, также есть свой курс. Если в период, когда у нас не было препятствий в расчетах, курс был практически идентичен, то сейчас мы наблюдаем множественность курсов.

Партнеров устраивает

— Кроме нашей политической воли, очевидно, нужна еще политическая воля Китая.

— Вообще, есть ощущение, что поскольку мы уже два с лишним года строим отношения с китайской финансовой системой при растущем объеме внешней торговли, спрос на расчеты и кредит с нашей стороны огромный и у нас никак не получается нормально выстроить расчеты в юане, то эта история управляемая. Китайская сторона, вероятно, в настоящий момент не хочет или не может принять риск вторичных санкций. Или даже более того: в идеале они хотят, чтобы было как у нас с Индией. Мы продали много нефти и газа и оставили большую часть выручки в Китае. Вывести ее можно только по специальным договоренностям или купив чего-нибудь внутри. Как и с Индией. Это очень для Индии выгодно: они что-то вроде как приобрели, но платеж остается как бы внутри, в Индии. И Китай смотрит на это и думает: я тоже так хочу. Пусть экспортная выручка остается у меня.

Зачем раздувать свой внешний счет, когда можно оставлять у себя всю российскую валютную выручку, отдавая какую-то часть этой выручки товарами, получая дополнительную выгоду? Ведь для такой специальной ситуации цена товара тоже будет специальной. Смотрите на стоимость китайского автотранспорта. Ну и что после этого будет с инфляцией? Как с ней бороться? Поднять ключевую ставку? Ну да! Как же еще?

— Почему Китай не хочет развивать юань в качестве резервной и платежной валюты, такой же, как доллар?

— Китай развивает это в двусторонних отношениях, создавая клиринговые центры в Объеденных Арабских Эмиратах, с той же Индией, с Венесуэлой.

— Были же договоренности с Саудовской Аравией, что нефть будет оплачиваться юанями.

— За арабскую нефть Китай готов побороться, а с российской стороной отношения сложнее. Если в случае с ОАЭ и Саудовской Аравией эти страны могут ставить свои условия и на них настаивать, то Российская Федерация условия ставить может, а настаивать не получится.

Конечно, эмиссия собственной валюты для цели международных расчетов — это кредит, который получает твоя экономика. Но капитал не нужен просто так — он нужен для инвестиций. А мировой рост сейчас тормозится по целому ряду причин. И если еще китайский ипотечный пузырь сдуется, то будут проблемы и с внутренним ростом.

Будь я мудрым китайским лидером, я бы очень сильно подумал, а надо ли мне это — рост юаня как резервной валюты — сейчас. Когда есть потенциал для роста, можно обеспечивать приток капитала за счет эмиссии. Однако не поддержанная спросом на капитал эмиссия может привести к ослаблению валюты и желанию торговых партнеров компенсировать потери от этого, как США при Трампе сделали, подняв тарифы. Да и просто так долю эту никто отдавать не собирается. Если США сейчас лишатся существенной части вот этого офшорного доллара, то наступят для США очень печальные времена.

Опять-таки, приоритеты в Китае выстраиваются определенным образом, учитывая, что бизнес с США у них очень большой и терять они его совершенно точно не хотят. Они могут конфликтовать друг с другом с точки зрения глобальной стратегии, лидерства в том или ином регионе, геополитики и спокойно при этом торговать дальше. Прокси-войны — это наша реальность. Они могут эту реальность поддерживать, выжидая момента для следующего хода так долго, что либо ишак, либо эмир.

— И как же нам быть?

— Нам надо, во-первых, развивать отношения с остальным миром помимо Китая, чтобы иметь переговорную позицию. Побеждать надо, естественно. И так убедительно, чтобы не было никакой надежды у противника на реванш. Хотя бы на отдельно взятой территории.

Однако даже после победы тема санкций никуда не денется. Американский минфин — он в поле работает. В каждой стране из ближнего окружения Российской Федерации, с которой у нас торговые отношения, мне говорят, что в Вашингтоне какие-то представители разговаривали либо с центральным банком, либо с минфином, либо с крупнейшими банками и категорически предостерегали от помощи нам в обходе санкций. То есть все под колпаком, и все значимые финансовые институты, которые могут реально оказать помощь во внешней торговле Российской Федерации, будут охвачены. Если запустить ситуацию и не развивать ее в части вывода денежного внешнеторгового оборота за пределы контроля ЕС и США.

— Почему были отложены санкции на НКЦ? Просто чтобы дать всем завершить расчеты?

— Видимо, да. Интересов здесь много, иностранные компании продолжают тут работать. Видимо, не все еще закончилось, но обязательно закончится. К ноябрю.

— Взоры наших депутатов и регуляторов уже обращаются даже к крипте…

— Я не большой специалист в крипте, но, во-первых, это очень волатильная вещь, а чтобы иметь внешнюю торговлю, нужна стабильная валюта. Чем хорош доллар, или евро, или юань для мировой торговли — они более или менее стабильны и ликвидны. Стабильность — это возможность получить ту стоимость, на которую вы рассчитывали при заключении сделки. Вот вы продали свой урожай рапса и хотели получить определенную сумму в рублях или долларах, а юань взял и ослаб к этому времени, и вы получаете на десять-двадцать процентов меньше. То есть экономика сделки убита, кредит банку вы вернуть не можете. Если же валюта, в которой вы рассчитываетесь, стабильно нестабильна, то вам приходится страховать вашу сделку от риска неблагоприятного изменения валютного курса, то есть ее хеджировать, но стоимость этого хеджа в период высокой волатильности может быть очень большой и тоже может убивать полностью экономику сделок.

При бартере деньги вообще не пересекают границу, ее переходит только товар. Это похоже на схемы расчетов векселями из 1990-х

Во-вторых, механизм перевода крипты в фиатную валюту очень своеобразный и уязвимый. Да и Китай не признает криптовалюту.

Да, есть возможность заложить все эти риски в цену, но часто нет возможности по этой цене продать, например если говорить об экспортерах. Или цена того, что вы собираетесь купить как импортер, тоже вырастет на соответствующую величину, что вы и заложите в цену для конечного потребителя. А это инфляция, с которой борются повышением ключевой ставки в рублях.

— Тогда получается, что единственный способ — это как раз бартер, который будет сопровождаться какими-то цифровыми векселями.

— Бартер — это огромные потери для экономики. Огромные.

Вот эта вся надстройка в виде банковско-платежной системы работает не только для себя, чтобы зарабатывать деньги, она обеспечивает интересы компаний. Именно она гарантирует получение прибыли, получение стоимости в какой-то валюте, в которой нужно обеим сторонам сделки.

— Еще была идея сделать расчетным центром условный Газпромбанк, который выступает окном для экспортеров. К нему приходят экспортер и импортер, одному надо продать товар, другому — купить. Условный Газпромбанк может сам эмитировать некие цифровые векселя, которыми экспортер и импортер могут обменяться.

— А как вы думаете, кто будет следующим в списке санкций, когда вот эта вся схема будет настроена?

— Так любой, кто придумает новую схему для трансграничных расчетов, будет следующий в списке.

— Нет. Если США не видят, у них нет доказательств того, что происходит торговля, а доказательства они получают в основном (Казахстан теперь исключение) через свою банковскую систему, то и повода предъявить санкции нет.

— Но в любой схеме будет какое-то лицо, на которое можно наложить санкции.

— В схеме с бартером — нет. Если экспортер дает приказ тому, кто покупает у него нефть, газ и так далее, платить 100‒500 компаниям в Китае, отправляющим товар в Российскую Федерацию, то никаких проблем не возникает. Китайские банки в такой схеме с Россией формально даже и не сотрудничают.

Другое дело, что бартер сложно организовывать. Нельзя просто поменять галоши на котлеты — они должны получить денежное выражение. Кто-то должен учесть миллион галош и 100‒500 котлет и сравнить их стоимость друг с другом чтобы определить количество галош против котлет (100 или 500). Для этого нужна какая-то условно-расчетная единица, в которой будет выражена стоимость котлет и галош.

Где-то должен определяться курс юаня и рубля, и вот эта опосредованная условная единица должна быть к ним привязана. Самый важный вопрос на рынке — вопрос цены. Ее нельзя просто назначить, она определяется исходя из соотношения валют (галош-котлет).

Это все нужно создать.

Потребуется соответствующее регулирование. Сразу возникает масса вопросов: как вы, например, налоговые платежи будете исчислять? А как таможенные платежи платить и оформлять и учитывать стоимость этих товаров? А как это будет соотноситься со ставками таможенного тарифа?

— Но тогда получается, что вообще вариантов нет. Либо эта очень сложная схема, — либо ничего.

— Да, варианты закончились. Поэтому и заговорили о бартере — у нас нет хороших решений.