Одной из доминант стартующего второго президентства Дональда Трампа будет сдерживание Китая — в торгово-экономической, военно-политической и технологической сферах. Сегодня мы решили подробно разобрать технологический аспект и попросили сделать это Ивана Данилина, кандидата политических наук, заместителя директора по научной работе Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е. М. Примакова РАН.

— Когда началось давление США на Китай в технологической сфере? Был ли явный триггер у этого процесса или напряжение накапливалось постепенно? Чем конкретно были недовольны американцы?

— Впервые вопрос о противостоянии Китаю в промышленной и технологической сфере стал достаточно выраженно подниматься в США в 2007‒2008 годах. Одним из сигналов стал выход доклада Национальной академии наук под названием Rising Above The Gathering Storm («Воспаряя над приближающейся бурей») и создание годом ранее Фонда информационных технологий и инноваций (The Information Technology and Innovation Foundation, ITIF) во главе с Робертом Аткинсоном.

Академические ученые-экономисты в упомянутом докладе доказывали необходимость реиндустриализации Америки, при этом тема китайского доминирования уже подспудно присутствовала. А вот Аткинсон и иные сторонники жесткой линии прямо говорили, что надо сдерживать Китай, который использует в своей политике развития и глобальной экспансии нерыночные инструменты.

В президентство Барака Обамы эта линия сначала проявилась в попытке реиндустриализации США. Точнее, неоиндустриализации. Потому что, естественно, сталелитейную или текстильную индустрию в США никто восстанавливать в прежних масштабах не собирался.

Однако ближе к концу президентского срока Обамы позиция администрации стала ужесточаться. Триггером стала амбициозная государственная программа Made in China 2025, принятая КНР в 2015 году. В ней была зафиксирована цель совершить технологический прорыв по ряду ключевых направлений — от микроэлектроники до аэрокосмического оборудования. Китай начал более активно развивать новые индустрии. И сам документ, и китайские усилия вызвали обеспокоенность политиков в Вашингтоне. Которое, конечно же, было искусно усилено группами интересов.

Но главное, к середине прошлого десятилетия КНР сделала серьезный шаг вперед в сфере телекоммуникаций, потребительской электроники и интернет-технологий. Имена Huawei, ZTE, позднее Xiaomi и TikTok ворвались в жизнь американских обывателей. Самым же болезненным для США стал успех Китая в разработке собственного стандарта 5G.

— Почему американцы посчитали опасным внедрение у себя китайского оборудования связи пятого поколения?

— Дело было не столько в геополитике в ее чистом виде, сколько в рыночном и технологическом лидерстве. Американские производители на рынке телекоммуникаций серьезно ослабли. Ранее важнейший технологический центр Bell Labs — осколки империи AT&T — купила французская Lucent, но прорыва это не принесло. Другие производители тоже не разработали конкурентоспособных технологий 5G. США спохватились, когда Huawei со своими дешевыми, но качественными решениями уже занимал от 20 до 40 процентов телекоммуникационных рынков европейских стран, активно усиливал рыночные позиции в самой Америке. В Вашингтоне поняли, что следующим шагом будет вытеснение США и с рынков персональной электроники и интернета вещей, где лидерство в 5G стало бы важным конкурентным фактором. А ответить было нечем.

— В отличие от европейцев?

— Да. Финская Nokia и шведская Ericsson сохранили и даже усилили свои позиции. Фактически на глобальном рынке 5G-оборудования в конце 2010-х осталось четыре имени. В первом ряду лидирующие с большим отрывом Huawei и Nokia. И два дублирующих — ZTE и Ericsson. И страны могли выбирать, какую комбинацию вендоров использовать для своих сетей пятого поколения — из соображений стабильности и безопасности всегда устанавливались системы двух-трех разных поставщиков. Россия, например, собиралась использовать решения Huawei, Ericsson и Nokia.

Повторимся, места американцам в этой конфигурации не нашлось. Но и после этого, возможно, противостояние США с КНР не приняло бы таких масштабов, если бы не личность Дональда Трампа. Сдерживание Китая было важным пунктом его повестки. А он человек из строительного бизнеса, довольно жесткий и прямолинейный. Раз есть угроза, надо бить.

— Первые залпы технологической войны били по вершине айсберга: в 2018 году администрация Трампа ввела первые ограничения в отношении Huawei и ZTE.

— Да, 5G стали триггером. А потом, как и во всякой войне, началась эскалация. Американцы быстро поняли, что телекоммуникации — важная цель, но ими нельзя ограничиваться. Ключевой вопрос — микроэлектроника и искусственный интеллект. Были развернуты санкции в отношении китайских компаний, ограничен доступ китайских игроков к венчурному рынку США, приняты многие иные меры.

Технологическая блокировка Китая стала одной из доминант американской политики. Показательно, что она не ослабла, а даже усилилась в годы президентства Джо Байдена. Целеполагание этой политики двоякое. С одной стороны, не допустить проникновения китайской технологической продукции и услуг на американский рынок и, главное, максимально ослабить китайских игроков на глобальном рынке, чтобы заменить их американскими или дружественными им решениями. С другой — снизить шансы Китая на прорыв.

Американцы быстро поняли, что телекоммуникации — важная цель, но ими нельзя ограничиваться. Ключевой вопрос — микроэлектроника и искусственный интеллект. Были развернуты санкции в отношении китайских компаний, ограничен доступ китайских игроков к венчурному рынку США. Технологическая блокировка Китая стала одной из доминант американской политики

Ограничивается доступ китайцев к американскому и европейскому рынку умного капитала, компетенциям, нанесен мощный удар по академическому сотрудничеству с китайскими учеными. Дошло до того, что проводился аудит источников финансирования университетов, дабы по возможности вычистить оттуда китайские деньги. Ну и, конечно, формальное и неформальное давление на Европу и Японию с целью ограничения либо полного запрета поставок микроэлектроники и иных критических технологий в Китай. Это, кстати, подтолкнуло эволюцию концепции технологического суверенитета: вместо защиты национального рынка — доминирование на мировых рынках, вместо самодостаточности — система глобальных связей, в том числе для ограничения конкурента.

— Насколько результативной оказалась политика США по технологическому сдерживанию Китая?

— По бизнесу Huawei нанесен очень мощный удар. Цифровая экспансия КНР тоже просела. Правда, на рынках Ближнего Востока, стран АСЕАН, в ряде иных регионов китайских игроков хоть и потеснили, но не вытеснили. Тем более что в Вашингтоне явно решили, что не стоит слишком сильно давить на партнеров. И конечно, выросла ресурсоемкость китайской технологической политики.

Одновременно американцы использовали натиск на Китай для решения задач неоиндустриализации. Например, введение тарифных и нетарифных ограничений на импорт солнечных панелей способствовал росту локализации их выпуска в США. Сейчас американцы пытаются создать собственное производство фотоэлементов, из которых эти панели собирают. Кстати, активно поддерживают Индию в ее планах развития производства солнечных систем.

Конечно, перекрыть кислород китайцам и сдержать их экспансию полностью не удалось — как не удается пока и полностью заместить их технологические товары собственным производством. Возьмем, к примеру, электромобили. В КНР это направление поддерживают масштабнее, чем в США. Поэтому их выпуск больше, они дешевле, удалось решить часть сложных технологических проблем. В частности, один из самых высокотехнологичных узлов электромобиля, систему управления аккумулятора (BMS), по оценкам коллег, они делают неплохо. Однако, как говорится, работа продолжается. США за последние годы ограничили возможность импорта китайских электромобилей ради развития своих производств. В этом, кстати, они нашли полное понимание в ЕС: осенью 2024 года Евросоюз резко повысил ввозные пошлины на китайские электромобили. И вот свежая новость: минторг США окончательно согласовал запрет на импорт и продажу легковых автомобилей с доступом в интернет, при производстве которых использовались технологии из Китая и России. Предлог — якобы эти изделия могут представлять «чрезмерный и неприемлемый риск для безопасности США» — довольно надуманный, но кого это беспокоит?

Наконец, американские ограничения рассчитаны еще и на обострение внутриэкономических проблем Китая. Возьмем те же электромобили. Как и во многих иных индустриях, здесь налицо проблема избыточных производственных мощностей и необходимость постоянного субсидирования (все-таки это дорогая техника). В КНР несколько раз делались попытки отказаться от субсидий, но пока это не получается — продажи тут же проваливаются. Ограничение экспорта означает риск для индустрии — а значит, придется наращивать господдержку, компании будут вынуждены выносить производство за пределы страны, что означает меньше рабочих мест, налогов и иных важных экономических эффектов для самой КНР. Китайские концерны, кстати, уже строят заводы по сборке электромобилей по всему миру, от Бразилии до Центральной Азии. Целый набор рисков мы видим и по другим индустриям.

Щепки уже полетели

— В одной из своих недавних статей вы пишете, что не надо сбрасывать со счетов возможности саботажа американских антикитайских санкций Японией и Южной Кореей, а также предполагаете наличие возможностей неких компенсационных механизмов взаимодействия Тайваня с КНР в микроэлектронике. Какие-то свидетельства подобных процессов вы фиксируете?

— У корейцев огромные инвестиции в Китай, в частности в производство чипов памяти. И конечно, для них потеря КНР — это чувствительный удар, хотя и не критический. Сейчас корейские компании активно диверсифицируют инвестиции — например, вкладываются в электронную промышленность Вьетнама. Но Китай остается еще и крупным рынком, что заставляет корейские компании быть более гибкими, чем все другие игроки.

С Тайванем у материкового Китая связи тоже, безусловно, сохраняются, хотя давление на Тайбэй более серьезное. Ведь речь идет о наиболее передовых чипах, да и отношения двух стран оставляют желать лучшего. В итоге картина оказывается намного сложнее. Если говорить о передовых чипах, то, в принципе, Тайвань сможет выжить и без Китая. Ведь спрос на чипы во всем мире растет. Тем более что собственное мощное полупроводниковое производство США возродить вряд ли смогут. Несмотря на все усилия, инвестиции и законы. За двадцать лет потеряны кадры, производственная культура. Восполнить отставание будет безумно сложно, долго и дорого. А значит, тайваньскому экспорту в ближайшие годы ничто не угрожает.

— Отразилась ли технологическая война с Китаем на конфигурации мировой экономики?

— Начинает отражаться. Симбиоз Америки и Китая в промышленно-торговой сфере, обозначаемый термином Chimerica, был настолько прочным, что китайцы долго не могли поверить, что их бывшие партнеры готовы пойти на его разрушение. Понимание, что конфронтационный курс США — это всерьез и надолго, никак не приходило. Отдельные китайские товарищи до сих пор верят, что может быть найден какой-то компромисс.

Но факты — вещь упрямая. Китай уступил Мексике первую строчку в списке торговых партнеров США, перенаправив свой экспорт в Европу и АСЕАН. Изменились и потоки инвестиций, в том числе собственных китайских. Компании создают производство в той же Мексике и в иных локациях, дабы избежать американских тарифов. Стремительно растут кластеры микроэлектроники в АСЕАН.

Однако самый большой вопрос — состояние и будущее Китая. Huawei в том виде, в котором мы его знали, прекратил свое существование. Китайские 5G теперь будут развиваться только в сфере экономического влияния КНР. Все более жесткая конкуренция США и-Китая идет уже и по центрам обработки данным и связанным с ними облачным вычислениям. Серьезный удар получила китайская электронная промышленность. Технологии и производства Китая в микроэлектронике отстают от глобальных лидеров. КНР сильно зависит от чипов по передовым техпроцессам от Тайваня и от США — пусть американские чипы и печатают на том же Тайване. Из-за отсутствия доступа к новейшим чипам начнется замедление не только в персональной электронике, но и в технологиях искусственного интеллекта.

Руководство Китая в последние годы предпринимает мощные усилия, чтобы выправить ситуацию. Но время деньгами компенсировать можно не всегда. Пока тенденция неочевидна, тем более что надежной и точной информации почти нет. Например, по микроэлектронике в открытых китайских источниках — реляции об успехах и поступательном движении вперед. В открытых американских источниках, наоборот, что у китайцев дела идут из рук вон плохо и ничего у них не получится. Истина, я думаю, где-то посередине, но об итогах этой новой гонки чипов и иных технологий мы доподлинно узнаем только лет через пять-семь.

— Какие еще актуальные особенности промышленной политики Китая достойны упоминания?

— Возможно, одним из немногих плюсов технологической войны с Америкой для Китая является то, что китайские технологические компании начинают активнее теснить западную продукцию на внутреннем рынке. В частности, введены требования по госзакупкам: если есть китайский аналог, он получает преференции. Идет перестройка венчурного рынка, сформировалась мощная система поддержки средних технологических предприятий.

Но есть и свои минусы: вновь наметился серьезный разворот технологической политики Китая в сторону интервенционализма, усиления роли государства. Есть сомнения в том, что такой подход будет эффективен даже в среднесрочной перспективе.

Трамп пойдет ва-банк

— Ваш прогноз: в новом сроке Трамп продолжит давление на Китай? Как дальше будет развиваться противостояние?

— У меня есть гипотеза, что Трамп не просто продолжит технологическое давление на КНР, но и нанесет удар по экспорту в Америку китайских компаний из третьих стран, то есть закроет окна для обхода ограничений США. Очевидные первые кандидаты — Мексика и АСЕАН. Я обсуждал эту мысль с китайскими коллегами, они тоже допускают такой риск.

— Первый акт торговой войны США и Китая в конце прошлого десятилетия был каким-то игрушечным, напоминал игру в поддавки.

— Скажем так, на общей картине он действительно не отразился трагически. Но последствия, конечно, были. О части из них мы говорили выше.

А вот сейчас пока только открытые вопросы. Насколько острым будет новый конфликт и как противостояние первой и второй экономик мира скажется на них самих и на глобальном рынке? Учитывая все еще сильную взаимозависимость и все-таки видимое ослабление позиций США по ряду направлений, китайцы, например, убеждены, что новых по-настоящему мощных тарифных ограничений не будет. Ведь, помимо прочего, это может разогнать инфляцию в США. Проблема в том, что Трампа это вряд ли остановит, как не остановило в 2018‒2019 годах.

Еще одна неопределенность — последствия успеха США. Если предположить, что китайская экономика сильно просядет, на США это тоже отразится самым непосредственным образом, начиная с фондового рынка и заканчивая компаниями-экспортерами в том же секторе хай-тека.

Дополнительной переменной этого уравнения является китайский ответ на действия США. Будет ли все-таки переход от стратегии адаптации и обхода американских санкций к контрмерам? Пока налицо попытка избежать конфронтации, хотя Китаю нередко есть чем ответить. В этом смысле ограничения экспорта редкоземельных металлов, галлия, германия — важный, но несопоставимый ответ. Опять же, электромобили прекрасно иллюстрируют эту проблему. В 2023 году на внутреннем рынке продажи китайских автомобилей впервые превысили продажи автомобилей иностранных брендов. Так что КНР уже не так зависит от западных производителей. Зато давно задумывается о введении квот на выпуск транспорта с двигателями внутреннего сгорания — что поддержит отечественных производителей и ослабит западных конкурентов.

Но пока по-настоящему ссориться с Западом в Китае не хотят. Все-таки вопрос инвестиций и технологий играет свою роль. Та же Tesla построила огромный завод по сборке своих электромобилей в Шанхае. Возможно, свою роль играет и китайская стратегическая культура, не приветствующая открытые конфликты. Но, вероятно, «красные линии» у Китая и в технологиях все же есть — вопрос в том, когда Пекин решит, что США их перешли, и как будет реагировать.

В разных углах одного окопа

— Есть ли у России и Китая возможность объединить усилия для противостояния американской технологической блокаде?

— По ряду направлений России удалось компенсировать эффект санкций за счет импорта китайского оборудования, материалов и сервисов взамен западных. В ряде секторов рынка мы видим агрессивную экспансию китайских товаров, которая сама по себе в ряде случаев может служить основанием для определенных протекционистских мер. Но это не партнерство, а торговля, причем по понятным причинам экономически не очень выгодная России.

Что касается высокотехнологичных областей, то главной проблемой является слабая способность КНР к кооперации. Исторически китайские компании либо пытались получить доступ к технологиям, либо купить иностранных игроков, либо же просто экспортировали свои решения, Все остальные форматы сотрудничества пока не особенно развиты. А в случае с Россией ситуация усугублялась еще и тем, что наша собственная политика технологического развития всегда испытывала, скажем так, определенные сложности.

Возьмем пример безмасочной фотолитографии. В России еще с начала 2000-х развивалась эта уникальная разработка, у Китая была уникальная возможность ее быстрой промышленной отработки и выпуска. Казалось бы, давайте объединим усилия! И через пять-десять лет расклад в мировой микроэлектронной промышленности будет принципиально иным и западные санкции в этой области нам будут не страшны. Но ничего такого не произошло.

— А с нашей стороны попытки кооперироваться по фотолитографической теме с Китаем были?

— Скажем так, были довольно общие дискуссии. Но даже они не встретили интереса с китайской стороны. Китайцы считали, что купят все у голландской ASML. В санкции никто не верил. Зачем же возиться с российской наукой, вкладываться в отработку технологий — тем более без получения единоличного контроля над ними? Да и в самой России более или менее заметно в эту технологию стали инвестировать лишь в последние годы.

— Был еще проект совместной разработки дальнемагистрального широкофюзеляжного самолета CR929, который тоже «не взлетел», а с недавних пор уже потерял букву R в своем названии вместе с надеждами на российское участие.

— Да, показательный кейс отсутствия кооперативного потенциала. Помимо прочих проблем, не согласовали две важные позиции: о сертификации и о доле компонентов из западных стран.

Одним из немногих плюсов технологической войны с Америкой для Китая является то, что китайские технологические компании начинают активнее теснить западную продукцию на внутреннем рынке. В частности, введены требования по гос закупкам, идет перестройка венчурного рынка, сформировалась мощная система поддержки средних технологических предприятий

— Двойную сертификацию бы сделали. Какая проблема?

— Уверен, что какие-то компромиссные варианты были, но обе стороны по тем или иным причинам к компромиссу не были готовы. Но это уже прошлое. Важнее вопрос о будущем. Ситуация в Китае под усиливающимся давлением США, а также по внутренним причинам будет более сложной. Никак не отрицая партнерский характер наших отношений, у России есть возможность усилить свои переговорные позиции с КНР для того, чтобы от модели «нефть в обмен на смартфоны» прийти к чему-то более серьезному.

Важным подспорьем является глобальная диверсификация производства потребительского хай-тека — в том числе как следствие давления США на КНР. Надо активнее развивать наши связи с Индией и АСЕАН, иными странами — тем более что там тоже растут китайские производства, которые могут стать экспортерами в Россию. Иными словами, чем больше у России будет друзей — тем серьезней будет дружба и с самим Китаем. Ну и, конечно, прагматизировать и повысить активность своей собственной научно-технологической политики: добрых волшебников, которые за нас решат наши же проблемы технологического суверенитета, не существует.