Однако именно ее можно смело назвать главным победителем по итогам выборов: АдГ удвоила свое представительство в парламенте по сравнению с выборами 2021 года, другие игроки выступили скромнее, а некоторые и вовсе сошли с дистанции — как Свободная демократическая партия, входившая в предыдущую коалицию, и Союз Сары Вагенкнехт, не набравший ожидаемого количества голосов.

Несмотря на впечатляющий для АдГ результат, формировать правящую коалицию будет совсем другая партия — точнее, умеренно-консервативный блок ХДС/ХСС, вернувшийся на лидирующие позиции в бундестаге. Даже если ему удастся создать более прочную коалицию, чем «светофорная», распад которой и привел к внеочередным выборам, игнорировать фактор АдГ будет намного сложнее. К тому же времена нынче другие, а внешнеполитический фактор, как показали накануне региональные выборы, вдруг стал для избирателя очень важен. Кроме «Альтернативы» есть и другие силы, далеко не во всем согласные с мейнстримной атлантистской политикой немецкого правительства.

Чем будет руководствоваться будущий новый канцлер Германии Фридрих Мерц при выборе политического курса в ближайшие несколько лет? Так ли крепко евроатлантическое сотрудничество и почему экономический прагматизм не является определяющим в российско-германских отношениях? Обо всех тонкостях внутренней и внешней политики Германии «Монокль» поговорил со старшим научным сотрудником Института международных исследований МГИМО МИД России Артемом Соколовым.

— Главный вопрос: куда пойдет Германия? Концепция смены эпох, Zeitenwende, которую провозглашал Олаф Шольц, продолжится?

— Это, пожалуй, ключевой вопрос формирования действующей правящей коалиции и, собственно, итогов прошедшей избирательной кампании. Есть два пути: вообще забыть про Zeitenwende и сказать, что ничего такого не было. Либо провозгласить, что эта эпоха начинается только сейчас.

Напомню, что «переломный момент», Zeitenwende, был объявлен 27 февраля 2022 года на специальном заседании бундестага после начала СВО. Суть концепции состояла в том, что Германия должна играть более активную роль в международных отношениях. В качестве первых шагов было принято решение создать специальный оборонный фонд на 100 миллиардов евро для модернизации бундесвера, и был снят запрет на поставки оружия воюющим странам, из-за чего Германия стала вторым после Соединенных Штатов донором Украины, как в финансах, так и в вооружениях. Дебаты о европейской стратегической автономии шли и раньше, в конце 2010-х годов, но сейчас они конкретизировались на национальном уровне и были направлены на решение конкретных задач, прежде всего в оборонной политике.

Но все то, что делал Шольц и его команда, не реализовалось в полном объеме, прежде всего по причине внутренних разногласий в немецком правительстве. Достаточно посмотреть на военную реформу, которая должна была быть ядром Zeitenwende, но не стала.

— Олаф Шольц и теперь уже будущий канцлер Фридрих Мерц спорили насчет поставок на Украину ракет Taurus: Шольц был против, Мерц — за. Какого решения ожидать теперь?

— На самом деле ни Шольц, ни Мерц своим волевым решением осуществить подобное не могут. Шольц неоднократно подчеркивал, что нет возможности просто передать ракеты в силу технических особенностей: это обязательно будет размещение ракет вместе с немецкими специалистами. То есть это непосредственное вовлечение в конфликт военнослужащих страны НАТО, что означает совершенно иной уровень эскалации конфликта.

Плюс ко всему это решение должен одобрить бундестаг, а значит, будут громкие дебаты с политическими силами, которые выступают против — прежде всего с «Альтернативой для Германии», а также с Союзом Сары Вагенкнехт, технически еще присутствующим в бундестаге, с Левой партией и, может быть, с отдельными представителями социал-демократов. Иначе говоря, это решение нельзя быстро и просто реализовать. Поэтому те разговоры между Шольцем и Мерцем о «Таурусах», которые велись, можно считать предвыборной риторикой.

Даже сам Фридрих Мерц всегда делает оговорки, как говорится, мелким шрифтом: да, я готов это сделать, но при согласии с европейскими и американскими партнерами. Это тоже важно. Вспомните, в случае с поставками тяжелых вооружений ранее Германия стремилась действовать в русле трансатлантической солидарности, то есть не забегая вперед Соединенных Штатов и других европейских союзников по НАТО. А поскольку сейчас у президента Трампа совершенно иная логика восприятия украинского кризиса, то я не думаю, что решение о поставках Taurus будет принято, по крайней мере в нынешних условиях. С американской стороны нет соответствующего запроса на поставки Украине ракет аналогичного класса, несмотря на всю непростую ситуацию для ВСУ на фронте.

Перспективы трансатлантизма

— Считалось, что Германия несубъектна и следовала в фарватере США. Но с новым американским президентом она вдруг начинает громко спорить. Почему так? Или Шольц решил выждать — а там, глядишь, демократы снова вернутся к власти и все будет как прежде?

— Такие мысли, скорее, были во время первого срока Трампа. Сейчас и в Соединенных Штатах, и среди европейских союзников, на мой взгляд, появляется мысль, что даже после ухода Трампа со второго президентского срока будут другие политики, которые продолжат его курс во внешней политике — например, господин Джей Ди Вэнс, который поразил Мюнхен своим выступлением. И таких людей много.

— Такое ощущение, будто европейские элиты даже не были готовы к тому, что Трамп займет президентский пост…

— Да, и в большей степени это проявилось именно в Германии. До дня голосования Германия была, наверное, единственной страной внутри ЕС, где и граждане, и политики были абсолютно убеждены, что победу одержит кандидат от демократов Камала Харрис. И когда Трамп опять стал президентом США, выяснилось, что ничего не готово к этому событию.

Это можно объяснить традициями немецкой политической культуры на современном этапе. На протяжении долгих десятилетий немецкие политические элиты постепенно делегировали вопросы стратегического планирования на трансатлантический уровень, а что-то ушло на европейский уровень, в Брюссель. И когда на этих уровнях начались какие-то кризисные процессы, немецкие элиты оказались не готовы перехватывать инициативу.

— Что глобально меняется во взаимоотношениях США и ЕС — если не брать во внимание фактор самого Дональда Трампа?

— Соединенные Штаты уделяют меньше внимания европейскому континенту, они в большей степени ориентируются на Индо-Тихоокеанский регион, где видят для себя основные вызовы прежде всего в связи с Китаем. Европа для них становится менее интересна — по сравнению с периодом холодной войны, естественно.

Чего хочет администрация Трампа? Чтобы европейцы сами могли решать свои проблемы, но при этом продолжали платить в общую трансатлантическую казну столько же или даже больше. Это вызывает противоречивую реакцию у европейских политиков. При этом Трамп и его команда заинтересованы в том, чтобы немец, если Германия начнет активно перевооружаться, делал это за счет американского оружия, а не вкладывался в собственное производство.

Немецкие элиты делегировали вопросы стратегического планирования на трансатлантический уровень. И когда там начались кризисные процессы, немецкие элиты оказались не готовы перехватывать инициативу

Надо также отметить, что в стратегии президентства Трампа остается много неизвестных. Мерцу придется налаживать хороший рабочий контакт с новой американской администрацией, чтобы понять ту новую систему координат, в которой действует Германия внутри трансатлантического сообщества, и, соответственно, через это понимание выстраивать свою внешнюю и в чем-то даже внутреннюю политику.

— Евроатлантизм как таковой и политика евроценностей — что это значит для немецких избирателей?

— Положение Германии внутри трансатлантического сообщества давало немецкому избирателю экономическую стабильность, чувство безопасности, защищенности за счет членства в Альянсе. Поэтому этот вопрос никогда и не ставился в дискуссионном ключе на повестку дня, и немецкого обывателя такие вопросы не особо волновали.

Сейчас ситуация начинает меняться, и прежде всего ухудшается социально-экономическое положение немецких граждан. Естественно, растут критические голоса. Но вместе с тем, мне кажется, все равно немецкий избиратель консервативен и привык, что ли, к той ситуации, которая есть: что Германия — член НАТО, что она имеет свои плюсы и минусы в этом статусе.

Но если граждане будут видеть дальнейшее ухудшение своего экономического положения, если тот привычный мир, который их окружал десятилетиями, с конца 1940-х годов, кардинально изменится, и не в лучшую сторону, то здесь возможны разные процессы по переосмыслению, казалось бы, неизменных констант. Хотя это вопрос, думаю, на очень-очень долгую перспективу.

— Складывалось ощущение, будто на этих выборах внешнеполитические вопросы порой превалировали над внутренними проблемами. Что для избирателя имело значение?

— Германия тратит большие финансовые средства на поддержку Украины: это важная часть позиционирования во внешней политике, позиционирования правительства внутри самой Германии. То есть бундестаг позиционирует себя внутри страны как правительство, которое поддерживает государство, на которое напали.

Это работало в краткосрочной перспективе, когда ожидалось стратегическое поражение Российской Федерации, но конфликт затянулся, а Германия не получила ничего. Она не смогла перевести свои траты в конкретное влияние на процессы вокруг украинского кризиса. А сейчас Берлин даже никак не участвует в переговорном процессе: он, фактически, как и вся Европа, полностью отстранен от диалога о возможном разрешении украинского кризиса. Получается, что все те деньги были потрачены зря. Не так давно в Дрездене обрушился мост, который должен был быть отремонтирован, но этого не сделали. А почему не сделали? Потому что нет денег. А нет денег почему? Потому что эти деньги отдали Украине. По крайней мере, логика избирателя может работать именно таким образом. И вышло так, что немецкое правительство само себя загнало в эту ловушку, связав внешнеполитическую ситуацию с внутриполитической и с совершенно обратным от ожидаемого эффектом.

Перспективы АдГ

— Усиление позиций той же «Альтернативы для Германии» можно считать реакцией электората на изменяющиеся условия. Но возникает вопрос: как можно быть второй партией в парламенте без возможности что-то изменить в текущей политике?

— То, что происходит вокруг АдГ, является показателем состояния дел в немецкой политике: партия, которая собрала пятую часть голосов избирателей, подвергается травле, ее сторонники — разного рода обструкциям, и это порождает вопросы в отношении состояния немецкой политики даже среди тех, кто сторонником АдГ не является.

— Что нужно сделать этой партии, чтобы стать «нормальной»?

— Было два уже примера, когда партии, которые возникали в Германии, проходили определенный путь нормализации в немецком политическом пространстве. Это «Зеленые» — то, что сейчас называется «Союз 90/“Зеленые”», партия, которая впервые прошла в бундестаг в 1983 году. Но только в 1998-м ее впервые пригласили в правительство, а до этого критиковали ничуть не меньше, чем «Альтернативу». В 1980-е появление такой партии в бундестаге для немецкой политики было скандальным явлением, депутаты приходили в бундестаг в джинсах, одетые как хиппи. Это было шоком для тогдашнего немецкого политикума.

Еще один пример — Партия демократического социализма, преемница Социалистической единой партии, сейчас известная как Die Linke, или Левая партия. В составе федерального правительства этой партии еще не было, но она стабильно присутствовала в руководстве на земельном уровне, а в Тюрингии долгое время была правящей партией. «Альтернатива для Германии» имеет все шансы повторить этот путь.

— Ей от чего-то придется отказаться?

— Наверное, от ассоциаций с праворадикальными элементами, которые обычно увязываются с фигурой одного из самых радикальных политиков Германии Бьерна Хекке, лидера АдГ в Тюрингии. Если партии удастся как-то отстроиться от ассоциаций исключительно с такими людьми — возможно появятся перспективы для того, чтобы она могла позиционировать себя как консервативная сила.

Допустим, социал-демократы, «Зеленые», Левая партия — все они работают на левом фланге немецкой политики. Сара Вагенкнехт пыталась выступить такой альтернативой и левым, и СДПГ — не очень получилось, но тем не менее попытка была. На правом фланге сейчас действуют и христианские демократы, и «Альтернатива для Германии», и, например, либералы. То есть это, в принципе, нормально. И, вероятно, с учетом того количества голосов, которые АдГ получила на последних выборах, есть шансы, что эта партия в следующем электоральном цикле будет уже не столь нерукопожатной, как сейчас.

Тем более что на земельном и на местном уровне уже наблюдаются определенные подвижки в статусе АдГ, и ни для кого там это не проблема. Ясно, что «Альтернатива для Германии» — это не вспышка, как Союз Сары Вагенкнехт, который зажегся ярко, но финишировал достаточно скромно. Есть точка зрения, что этот проект в принципе не удался, чего про АдГ сказать нельзя.

Сейчас вокруг «Альтернативы» действует так называемый брандмауэр, то есть отказ сотрудничать. В целом это явление не такое уж и новое и действует не только в отношении АдГ. Например, в отношении Левой партии со стороны ХДС тоже действует запрет на формирование правящих коалиций, причем это было введено еще при Ангеле Меркель. Однако это не мешает работе правительства меньшинства в той же Тюрингии, где так или иначе есть взаимодействие между левыми и ХДС. Да, оно никак не инструментализировано, бумажки никакой нет, но совместная работа — кстати, чтобы не дать АдГ влиять на политические процессы — между ними идет. Так что со временем брандмауэр и в отношении АдГ будет растворяться потихоньку, по каким-то отдельным эпизодам, и в какой-то момент исчезнет.

— Совместное январское голосование в бундестаге ХДС/ХСС и «Альтернативы» по ужесточению миграционной политики, спровоцировавшее небывалый скандал, можно считать таким эпизодом?

— Я бы рассматривал то голосование скорее как попытку Фридриха Мерца запустить эффективный пиар-прием перед выборами: показать, что он готов принимать важные для страны решения вопреки репутационным рискам. Но получилось, в общем-то, не очень: инициатива не была принята, и партия на этом, как показала статистика, не получила дополнительных голосов. Но сам по себе этот эпизод может быть использован в дискуссии как подтверждение постепенной нормализации АдГ в политической жизни Германии.

Внутренние вызовы

— Политика ХДС при Фридрихе Мерце как-то изменилась по сравнению с теми временами, когда партию представляла Ангела Меркель? Чего ожидать от них после возвращения на лидирующие позиции в бундестаге?

— Это партия, которая позиционирует себя как консервативная, и, кстати, в очень многих вопросах имеет схожую позицию с «Альтернативой для Германии». Когда Мерц стал руководить этой политической силой, он объявил, что будет реализовывать так называемый консервативный поворот. Многие члены партии были недовольны тем, что Меркель якобы увела партию сильно влево своей компромиссной политикой, ХДС утратила идейный профиль и в итоге проиграла выборы 2021 года.

Сейчас их успех обеспечен прежде всего общей тенденцией на правый крен в европейской и конкретно немецкой политике. Но если АдГ набрала вдвое больше голосов, чем в 2021 году, то ХДС результат увеличил не сильно, и даже не набрал психологически важные 30 процентов.

Правящая коалиция еще не сформирована. И здесь важный вопрос не только в том, какие партии будут входить в ее состав, но и какие конкретные персоналии будут находиться на ключевых министерских позициях — МИД, министерств экономики, финансов, обороны. Именно эта конфигурация будет определять основные направления политики новой коалиции, которую будут возглавлять христианские демократы. И потом, немецкая внешняя политика традиционно характеризуется значительной преемственностью, независимо от того, какой канцлер сейчас у власти и какая партия. В любом случае Фридриху Мерцу необходимо будет сверить часы с Вашингтоном.

Разговоры о европейской стратегической автономии разговорами, но Германия не сможет выйти из рамок НАТО и из рамок ЕС. Дело здесь не столько в институциональных ограничениях, сколько в самом восприятии немецкими элитами себя и своего места в этом мире. Да, АдГ пытается продвигать иную точку зрения, но пока нет признаков того, что это будет реализовано на практике, если учесть, что «Альтернатива для Германии» в состав правительства не войдет.

— Глядя на карту голосования, невооруженным глазом видишь, что ГДР все еще «существует». Как в Германии на это смотрят?

— В Германии, конечно, эту ситуацию, где границы между ГДР и ФРГ видны достаточно четко — за исключением Берлина — конечно, обсуждают. Но тут надо помнить о демографическом факторе. Все-таки на территории бывшей ГДР проживает 20 процентов населения Германии. Такие эмоционально окрашенные карты выглядят ярко, но я бы не преувеличивал. Куда любопытнее то, что на западе Германии есть районы, где жители проголосовали преимущественно за «Альтернативу для Германии», а во многих она финишировала второй. Это показывает, что АдГ — это не только партия востока страны, но это общее федеральное политическое явление, с которым надо считаться в какой-то перспективе.

А что касается восточных земель, ситуация характеризуется в том числе и недовольством жителей тем, что обещанный Гельмутом Колем «цветущий сад» так и не появился. Сохраняются экономические диспропорции между западом и востоком, есть разница в зарплатах, пенсиях и так далее — хотя прошло целых тридцать пять лет после присоединения ГДР к ФРГ. Это усиливает протестные настроения в этой части Германии, особенно когда федеральное правительство выделяет крупные суммы денег на миграционный кризис, на постройку общежитий для мигрантов, не говоря уже про огромные средства на поддержку Украины.

Не думаю, что Мерц будет уделять повышенное внимание восточногерманскому фактору: он просто не имеет представление о том, как к этой проблеме подступиться. Вероятно, немецкий политический класс продолжит считать, что проблема рассосется сама собой — когда умрут все те, кто помнит ГДР. Но, как показывает практика, молодежь в восточных федеральных землях имеет высокий уровень протестных настроений, а ведь она родилась уже в объединенной Германии. Поэтому проблема остается.

Восточное направление

— По отношению к России тактика будет прежней?

— Есть сильные аргументы в пользу того, что Фридрих Мерц продолжит и даже усилит конфронтационный курс в отношении Москвы: этот человек всю свою политическую карьеру сформировал внутри трансатлантических структур и вряд ли от него можно ожидать особого подхода к российско-германским отношениям.

С другой стороны, учитывая общий контекст тех процессов, которые происходят сейчас между Соединенными Штатами и Россией, вокруг украинского кризиса и в целом, он, конечно, понимает, что ситуация меняется: это открывает некоторое окно возможностей для перемен. Плюс ко всему есть позиция немецкого бизнеса, который страдает от высоких цен на энергоносители из-за прекращения поставок с российской стороны и от следования антироссийским санкциям.

И есть позиция немецкого общества, 35 процентов которого проголосовало за оппозиционные партии, выступающие за иной внешнеполитический курс Берлина, в том числе на российском направлении. Если Фридрих Мерц будет учитывать все эти обстоятельства, он не будет пытаться ломать ситуацию через колено, и можно будет отойти от наиболее конфронтационных практик в российско-германских отношениях.

— Возможно ли в принципе Москве выстраивать какие-то отношения с нынешними правящими элитами в Германии?

— Элита действительно сформирована в рамках трансатлантизма: канцлер Конрад Аденауэр, первый канцлер ФРГ, был, пожалуй, главным трансатлантистом в немецкой истории. Однако это не помешало ему установить дипломатические отношения с Советским Союзом. Но ориентация на трансатлантизм делает российско-германские отношения увязанными с логикой отношений по линии Россия — Запад. То есть новая восточная политика того же канцлера Вилли Брандта, связанная с развитием отношений между ФРГ и Советским Союзом и с другими социалистическими странами, была возможна исключительно как часть тогдашней общей политики разрядки международной напряженности: в других условиях она едва ли могла бы реализоваться.

— В России полагали, что немецкий бизнес сможет повлиять на российско-германские отношения и политика Берлина будет если не дружественной, то хотя бы прагматичной. Где мы ошибались?

— Крупные немецкие корпорации фактически повторяют ошибки своего руководства: они отдают стратегическое планирование на аутсорс крупным консалтинговым компаниям, в результате чего теряют свои уникальные компетенции и ориентируются на чужие советы, которые не всегда оказываются релевантными для немецкого бизнеса. Если мы посмотрим на историю с антироссийскими санкциями, то увидим, что семейные компании смогли остаться на российском рынке. Например, компания Globus прекрасно себя чувствует. Крупные компании были вынуждены следовать антироссийскому санкционному давлению вопреки собственным финансовым интересам.

То же самое касается энергетического фактора: без доступных энергоносителей немецкая промышленность эффективно работать не может. Это невозможно решить ни за счет диверсификации поставщиков, ни за счет форсированного перехода на зеленые источники энергии. Но дело в том, что прагматизм не существует сам по себе и часто политика бывает с точки зрения экономических интересов нерациональной.

Поддержка Украины работала в краткосрочной перспективе, когда ожидалось стратегическое поражение России. Сейчас Берлин, как и вся Европа, полностью отстранен от диалога о возможном разрешении украинского кризиса

— Учитывая негативное отношение теперь еще и к Трампу — придет ли на смену Putinversteher термин Trumpversteher?

— Термин Putinversteher, или «понимающие Путина», считается оскорбительным в немецкой политике, хотя многие там говорят: ну а что такого плохого в том, чтобы понимать? Неважно, Россию, Путина, кого-то еще — для того, чтобы разговаривать с международными партнерами? Для диалога ведь нужно иметь представление, чего они хотят, как живут и так далее.

Полагаю, что здесь играет роль однополярный момент, в котором немецкие элиты и значительная часть общества ментально подзадержались: они считают, что Германия находится на правильной стороне истории и идет в правильном направлении в рамках исторического процесса, а все то, что не соответствует этому направлению, является либо ложным, либо в принципе нерабочим.

И поэтому разбираться особо в том, что там в Китае, или что там в России, или что там у Трампа в его команде, не так важно, потому что они находятся на неправильной стороне истории. А значит, мы не будем стараться их понимать, а продолжим читать нравоучения и делать как считаем нужным.

Но мир устроен гораздо сложнее, чем представляли себе немецкие политики. Сформируется соответствующий запрос — и здравый смысл приведет к тому, что понимание других стран, культур, подходов к жизни не будет подвергаться обструкции в Германии.