Каждый год на сохранение объектов культурного значения выделяются большие средства: дополнительные 51 млрд рублей будут направлены в 2025‒2030 годах на реставрацию. На эти деньги в удовлетворительное состояние удастся привести около тысячи объектов. Этого мало, считают эксперты. Да и средства, по мнению Счетной палаты, расходуются недостаточно эффективно.

Но даже несмотря на очевидные сложности, для сохранения культурного наследия в стране многое удается сделать. Да, государственные деньги получит только каждый 30-й объект, но активно помогают и частные инвесторы, и бизнес, и общественность. Потом вдруг встретишь в русской глуши огромный полуразрушенный храм и невольно задумаешься: а как так вышло, что именно этому культурному объекту не досталось внимания? И что с этим можно сделать?

Таким был и Казанский храм в ярославском селе Курба. В этом году удалось наконец приступить к укреплению фундамента, разработать план спасения фресок, и есть надежда, что через несколько лет храм обретет былое великолепие.

История спасения из руин каждого объекта уникальна, и нет решения, которое могло бы стать общим рецептом для возрождения памятников нашей богатой истории. Впрочем, есть все же один ключевой ингредиент: это люди, которым не все равно. Их энтузиазм заставляет приводить в движение ленивые шестеренки огромного механизма, преодолевать равнодушие и менять ситуацию к лучшему даже тогда, когда все кажется безнадежным.

Главная жемчужина

Древнему селу Курба очень повезло — и с историей, и с местоположением. В землях Ярославской области целая россыпь достопримечательностей, которые украшают Золотое кольцо Центральной России. Село Курба с XV века было вотчиной князей Курбских, а затем Нарышкиных. Причем свое родовое звание Курбские получили от села, а не наоборот. И да, Андрей Курбский, тот самый, что бежал к польскому королю и переписывался с Иваном Грозным, происходил из этого рода.

Ныне Курбских уже нет: их княжеский род тихо угас в Польше. А Курба стоит себе. Пусть сегодня это уже не то большое и богатое село на перекрестье торговых путей, каким было прежде, но вполне себе живое: сейчас здесь числится чуть более тысячи жителей. В наследство от былых времен Курбе достался огромный древний храм, о происхождении которого спорят до сих пор, и надежда на возрождение села если не в былом великолепии, то хотя бы чтобы стать достойным украшением Золотого кольца.

На пересечении Почтовой, Ярославской и Советской улиц высится огромная колокольня, а рядом стоит Казанский храм, главная архитектурная достопримечательность Курбы. Сейчас, теплым летним вечером, здесь людно: гости пришли на фестиваль «А Курба будет жить!», устроенный фондом «Белый ирис» по случаю 255-летия храма. На лужайке вокруг древних построек разместились палатки с сувенирами и снедью, поодаль — сцена с музыкантами. Многочисленная ребятня царапает ноги о сухие стебли, прыгая по душистым стогам сена, взрослые пьют лимонад. А затем поочередно все вместе то и дело заходят в храм: спрятаться от жары и послушать лекции.

Профессор, доктор культурологии Татьяна Юрьева впервые приехала изучать Казанский храм в 2013 году, и тогда он представлял собой еще более жалкое зрелище. «Это был февраль, было очень холодно, вокруг сугробы. Храм стоял открытый совершенно, без окон, без дверей. На подоконниках лежал снег, летали птицы. Не совсем чисто было в храме, потому что здесь укрывалась молодежь от непогоды, было много бытового мусора», — рассказывает она.

Вскоре состоялось заседание муниципалитета, посвященное туристическому потенциалу Ярославской области. Татьяну Юрьеву позвали выступить как члена Всероссийского общества охраны памятников. «Я тогда и спросила их: а что вы собираетесь людям показывать, если в нашем Ярославском районе самый уникальный храм стоит в таком состоянии? Чем вы будете хвастаться?»

А хвастаться еще как есть чем. Удивительно, но, несмотря на десятилетия запустения, стены храма по-прежнему украшают прекрасные росписи, сделанные ярославскими иконописцами с 1796 по 1799 год. На одной из фресок даже сохранилось изображение села Курба конца XVIII века. Специалисты могут говорить об уникальности этого храма часами, рассказывая о 16-лепестковой форме, о русском барокко, о параболическом куполе и световых окнах, и обязательно добавят, что храмов, подобных этому, больше нигде нет.

Туристы запомнят, наверное, совсем другие истории: что речка Курбица, широким болотцем тянущаяся в низине за храмом, когда-то была полноводной и судоходной и в богатое село приплывали с товарами на ярмарки, а по традиции все шли в храм и стояли на улице, потому что места не хватало. И Казанский храм был построен на смену тесной церквушке всего за 49 дней.

Наверное, тогда, в 2013 году, глядя на осыпающиеся фрески, завалившуюся маковку и останки деревянных рам иконостаса, у любой посетитель сомневался, что удастся сохранить хотя бы это. Но Казанскому храму повезло: как и село Курба, он будет жить благодаря энтузиазму неравнодушных людей. В 2016 году фонд «Белый ирис», занимающийся сохранением древних русских храмов, взял памятник под свою опеку.

Трудности восстановления

Самый частый вопрос, который рождается в голове обывателя, созерцающего останки какого-нибудь храма: а где местные власти? И вообще, раз храм православный — его должна восстанавливать Русская православная церковь. Очевидный ответ: у уездных сел, как правило, совсем иные заботы — дороги, коммуникации, отопительный сезон. Восстановление подобных храмов — это гигантские средства, у сельских администраций таких денег просто нет. К тому же все упирается в законодательство: памятники архитектуры требуют особых специалистов, да еще и с лицензией, и в итоге стоимость восстановления таких сложных объектов может вырасти в десятки раз — просто за одни бумажки.

Зачастую бессильна и РПЦ. Далеко не все памятники вообще считаются собственностью церкви: в советские годы в храмах размещали скот, устраивали склады или чинили тракторы, как в случае с Казанским храмом в Курбе: чудо, что фрески вообще выжили в копоти от работающих машин. В Ярославской области, кстати, 261 объект культурного значения, основная часть которых — руины церквей, вообще оказался бесхозным: это выяснилось в результате инвентаризации, проведенной в прошлом году.

«Вы посмотрите, сколько таких храмов в Ярославской области, и вам сразу станет понятно. Их около тысячи, — рассказал “Моноклю” иерей Иоанн Лозан. — А рядом Костромская область, такая же богатая храмами, Тверская, Ивановская, Вологодская… их огромное количество. И приходы там не очень большие. Поэтому где-то гибнет такой же уникальный храм, а там жителей и не осталось вовсе. И вот сделаешь — а для кого ты это сделаешь? Это еще одна большая беда, что нужно, помимо того что восстановить храм, возродить село. Тогда возродится и потребность в храмах».

Святыня и местные

Отец Иоанн — настоятель в храме Всемилостивого Спаса, в селе по соседству с Курбой. Там дожидается восстановления храма Казанская икона Богородицы, точнее, один из ранних ее списков, созданный на рубеже 1630‒1640-х годов, до революции входивший в реестр чудотворных икон. Когда стало понятно, что все внутреннее содержимое Казанской церкви в Курбе новые власти будут «инвентаризировать», икону спрятали местные бабушки — там, где никто не будет искать: на кладбище, прикрыв ветками. Когда опасность обысков миновала, образ передавали на хранение по домам.

Только увидев эту икону воочию, начинаешь осознавать, каких усилий это стоило: сперва сохранить, а затем отреставрировать. Во-первых, икона — огромная, метр на метр двадцать, написана на серебре, и как две бабушки вообще смогли оттащить ее на кладбище — уму непостижимо. А во-вторых, за столетие образ очень сильно пострадал. В 2017 году благодаря упорству отца Иоанна икону приняли на реставрацию мастера Свято-Троицкой Сергиевой лавры.

Теперь дело за «малым» — восстановить обитель для иконы. Отец Иоанн сетует на равнодушие местных жителей: мол, мнение у большинства из них такое, раз москвичи все сломали — пусть они же и восстанавливают. Претензия, конечно, звучит до предела обидно для современных жителей столицы, не имеющих ничего общего с теми, кто, приехав в село после революции, срывал с богатейших икон драгоценные оклады, а самими иконами выстилал мост через реку Курбицу. Но столетняя обида осталась.

Куда испарился энтузиазм местных жителей — не совсем понятно, учитывая их героизм в спасении Казанской иконы Богородицы и отчаянные попытки отреставрировать храм уже прямо перед развалом СССР. У отца Иоанна есть еще один приход, в селе Ширинье. Так вот, жителей там меньше, чем в Курбе, что-то около 300 человек, но там тоже храм реставрируется, говорит священник. И за прошлое лето было 40 субботников, бабушки 90-летние с палочками приходили хоть какой кирпич поднять, говорит отец Иоанн. «Два прихода. Восемь километров между ними, и совершенно разные люди. Тут по весне у нас был субботник, пришли наши. И ко мне подходят местные жители и говорят: что, никто не пришел, да? И пошли дальше! Из Калининграда люди приезжают помочь, из Карелии, из Москвы и Питера — тоже в порядке вещей. Не знаю, почему так».

Вот и получается, что у многих храмов лишь одна надежда: что появится кто-то со стороны — щедрый благотворитель или фонд наподобие «Белого ириса» — и системно займется долгой и сложной работой по восстановлению.

Кому не все равно

Взять еще один уникальный храм, который восстанавливают в Тверской области, Петра и Павла в деревне Переслегино (об этом храме мы писали в статье «Деревня зовет домой», см. «Эксперт» № 36 за 2023 год). Сейчас в этой деревне всего несколько жилых домов, а когда-то здесь жило более пяти тысяч человек. И так по всей Центральной России. В Ярославской области около тысячи разрушенных храмов, оставшихся в наследство с былых времен. И, для сравнения, в Ярославской епархии на данный момент насчитывается всего 125 приходов.

Центральная Россия урбанизируется. В огромные величественные храмы просто некому ходить, а ведь когда-то на этих землях повсюду бурлила и кипела жизнь. А затем куда-то стала утекать, как ушли воды из реки Курбицы — река обмелела сравнительно недавно, после немецких бомбардировок в Великую Отечественную. Надежда на доброго волшебника, который прилетит в голубом вертолете и все сделает, слегка отдает инфантилизмом: кто-то, но не я. Но за каждым фондом, за каждым благотворителем стоят конкретные люди. У каждого из них своя мотивация, и так было всегда. Взять хотя бы историю появления Казанского храма в Курбе.

По преданию, один из местных помещиков, Михаил Камынин, тяжело заболел и дал обет: поправлюсь — построю селу новый храм, а то прежний был тесноват, а потом еще и сгорел. Так и случилось, причем деньги на новую церковь собирали и остальные местные купцы. Вложились и Нарышкины, и простые жители села — хоть по копеечке, кто сколько мог. Строили храм 16 бригад, каждая — свой лепесток, отсюда и ударные даже для наших времен темпы строительства. Расписывать стены приезжали мастера из Ярославля, по легенде, даже кто-то из итальянских художников руку приложил, но подтверждений тому нет. Выходит, когда людям что-то очень нужно — они берут и делают, не дожидаясь никаких волшебников. Точнее, сами становятся ими, а затем к этой волне энтузиазма присоединяются и другие.

Общее дело

Такова история и мецената Ильи Зибарева. Человек, казалось бы, из совершенно иной реальности: топ-менеджер, входивший в советы директоров крупнейших финансовых компаний. А одновременно с этим — попечитель нескольких благотворительных фондов, в том числе и «Белого ириса». Получилось все почти случайно: буквально «ехал мимо храма, что-то зацепило». Сейчас Илья помогает фонду находить средства на реставрацию среди своих бизнес-контактов.

И не всегда это удается: «Крупные корпорации часто говорят: храм — это религиозная история, а мы не даем на такое, — рассказал “Моноклю” Зибарев. — Я удивляюсь: странно, страна ведь у нас православная, столько храмов стоит — вы предложите своим партнерам или сотрудникам, вдруг им интересно будет. А один из руководителей мне сказал, что не будет этого делать, поскольку он атеист. Но ведь это не просто храм, а уникальное архитектурное наследие, атеист ли ты — не важно. Нам и мусульмане дают деньги на храмы, потому что как так — ты живешь в этой стране и такая очевидная культурная жемчужина стоит разрушенная. Ну, как не дать?»

Культура меценатства в России медленно, но верно возрождается, уверен Илья Зибарев. По его словам, больным людям и детям страна помогать уже научилась. А храмы, разрушенные усадьбы — это пока не стало восприниматься каждодневной ценностью. Но постепенно слово «помогать» входит в моду. И вопреки расхожему мнению бизнес, несмотря весь его космополитизм, начал потихоньку включаться.

«Условно говоря, люди, у которых есть лишний миллион на храм или усадьбу, — они родом из девяностых. У старого поколения бизнесменов отношение такое, потому что они устали от тех сложных лет, от государства устали, они многому не верят. Им хочется в Испании купить домик и тихо, спокойно там жить, — говорит Зибарев. — Почему в Испании? Потому что так заложено в их сознании еще с тех времен. А вот у молодых бизнесменов негативного опыта меньше, им интересно что-то в России делать, но у них еще нет свободных денег».

К частным историям присоединяется и государство. Илья приводит в пример недавно принятый закон о субсидировании ставок для объектов культурного наследия, и это хорошее подспорье. Есть также программы Фонда президентских грантов — на средства одного из таких грантов фонд «Белый ирис» и организовал фестиваль «А Курба будет жить!», чтобы приобщить людей к русским традициям и напомнить о важности сохранения архитектурных памятников. Глядишь, и жители самой Курбы заразятся энтузиазмом и выйдут из пассивного состояния: судя по количеству народа и веселой атмосфере на фестивале, сам праздник и такое внимание местным очень понравились.

Что до Курбы, то депутаты Ярославской области очень не хотели брать на баланс те самые бесхозные объекты в количестве 261 штуки — потому что, процитируем местного депутата Василия Бобкова, там «везде дыры, все открыто. Как это закрыть, как это начать даже охранять? Я не представляю. Это не миллионы. Это реально миллиарды». Оставалось надеяться на федеральные ведомства. Повезло: заявки от области на восстановление святынь одобрили в Минкульте и в Совете Федерации, и колокольня рядом с Казанским храмом в конце прошлого года вошла в число 11 объектов культурного наследия региона, включенных в государственную программу «Сохранение объектов культурного наследия Ярославской области на 2025‒2029 годы». Кроме того, местные власти надеются привлечь к восстановлению объектов и частных инвесторов.

Когда людям что-то очень нужно — они берут и делают, не дожидаясь никаких волшебников. Точнее, сами становятся ими, а затем к этой волне энтузиазма присоединяются и другие

Для того чтобы быть меценатом, вовсе не обязательно быть богатым, продолжает Зибарев. Есть 300 рублей? Отлично, это уже дело. «Главное, чтобы люди вообще начали на что-то жертвовать. И не случайно это началось именно из Москвы, потому что она развивается быстрее. Там люди сперва жертвовали на детей, на собак, постепенно пришли и к тому, что культурно-историческое наследие тоже контекст важный и уходящий. Почему люди жертвуют на детей? Потому что они боятся, что их ребенок умрет или заболеет. Человек думает: я могу кого-то спасти, я могу кому-то всю жизнь улучшить. И с храмами так: если не закрыть это все, храм рухнет и уже никогда не возродится. И люди постепенно переключают свое сознание».