А Латинская Америка всегда чувствовала перемены раньше остальных — будь то колониальные войны, революции или глобальные сдвиги. Сегодня это лаборатория новой многополярности, где пересекаются интересы Пекина, Москвы и Вашингтона. Только вместо оружия — кредиты, технологии, энергетика, гуманитарное влияние.

Кризис вокруг Венесуэлы является ярким прообразом большой конкуренции мировых держав. Для США режим президента Мадуро — раздражитель и вызов, для России — «мост» в Западное полушарие. Решится ли Вашингтон на новую интервенцию? Как Россия может вернуть утраченные позиции в Латинской Америке? И, главное, что значит быть дипломатом, когда твоя миссия проходит не на фронтах, а между ними?

На эти вопросы отвечает человек, который знает Латинскую Америку не по газетным сводкам, а по основательной дипломатической работе, закулисным переговорам и политическим бурям, — Ян Бурляй, директор Центра ибероамериканских программ Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ), Чрезвычайный и Полномочный Посол России в Аргентине (1993‒1996), Парагвае (1993‒1996 по совместительству), Уругвае (2000‒2005) и Эквадоре (2008‒2015).

Венесуэла не сдастся

Петр Скоробогатый: Несмотря на все, что мы знаем о США, как-то трудно представить, что они позволят себе напасть на Венесуэлу. Какие у вас ожидания?

Ян Бурляй: Я склоняюсь к тому, что это больше угроза, чем реальная возможность. Есть очень много факторов, которые противоречат такого рода гипотезе. В первую очередь это площадь Венесуэлы. Она в три раза больше, чем Франция. Контролировать ее США никогда не смогут. Там в свое время действовали партизанские отряды, и небезуспешно. Вторжение, конечно, возможно, но желаемых целей оно не достигнет.

П. С.: Я так понимаю, что все-таки главная цель Вашингтона не интервенция, а смещение руководства страны под военным давлением. Готовы ли граждане Венесуэлы поддержать президента Мадуро с учетом внутренней политической разобщенности?

Я. Б.: Действительно, страна во многом разделена, значительная часть общества выступает против нынешнего режима. Но не надо забывать, что эмиграция из Венесуэлы в последние годы ослабила оппозицию, она уже не столь сильна, как пять-десять лет тому назад. В любом случае сопротивление со стороны руководства страны, приверженных ей вооруженных сил, специальных служб будет весьма серьезное. Это можно даже не обсуждать.

Я хочу напомнить, что перед агрессией США против правительства Ирака в свое время были длительные бомбардировки, так же как и в Белграде, кстати. Боюсь, что вот этого исключать нельзя.

П. С.: То есть американцы сначала всегда готовят «плацдарм»… Да, многие люди знают о Венесуэле как о диктатуре, а мы тут говорим про оппозицию, напоминаем о выборах и ожесточенной борьбе политических сил. Что же это за диктатура такая?

Я. Б.: Я думаю, такое мнение является результатом информационно-пропагандистской войны, которую США ведут против действующего режима в Венесуэле. У них в этом большой опыт со времен Второй мировой войны. Я всегда вспоминаю классическую работу Пола Лайнбарджера «Психологическая война», переведенную еще в советское время. В первую очередь надо подорвать доверие в народе к руководству страны, подорвать единство в обществе, вызвать колебания, сомнения.

Руководство Венесуэлы разделяет практически все подходы российского руководства и является нашим стратегическим партнером. Вот что вызывает гнев американцев

П. С.: То есть Венесуэла — это все-таки демократия со своей латиноамериканской спецификой.

Я. Б.: Я думаю, что такое утверждение допустимо, хотя есть и другие мнения на этот счет.

Роберт Устян: Почему наличие выборов не делает систему авторитарной? Например, очень жесткой критике режим Венесуэлы подвергла Бразилия. А Лула Да Силва, мягко говоря, не американский агент влияния. Турция проводит огромное количество выборов, но это не мешает Эрдогану быть одним из самых жестких авторитарных правителей, он посадил десятки тысяч людей, в том числе мэра Стамбула.

П. С.: Для меня гораздо более показателен тот факт, что, когда оппозиционера Хуана Гуайдо, проигравшего выборы, Запад признал президентом, Мадуро не зачистил любое политическое сопротивление, хотя это было бы объяснимо. 

Р. У.: Но он пытался это сделать. В 2024 году в Венесуэле был принят так называемый закон против фашизма. Власти разрешили любые высказывания оппозиции приравнивать к «фашистским» и сажать людей в тюрьму за это.

Я. Б.: Да, такой закон существует, и не только в Венесуэле, для подрыва позиции противников существующего строя, но это еще не позволяет нам характеризовать режим как авторитарный. Такого рода законы, тем более если они принимаются парламентом и впоследствии утверждаются президентом, вправе принимать любая страна, в которой правительство стремится побороть экстремистские или террористические настроения. Вопрос в конечном счете не в законодательстве, а в реальных жертвах, преследованиях, притеснениях, которым подвергаются те или иные оппозиционные силы.

Ведь в таком случае к числу авторитарных стран можно причислить многие режимы и в Азии, и в Африке, и на Ближнем Востоке. И мы будем вправе задать вопрос: почему политика США именно в отношении Венесуэлы отличается от политики в отношении той или иной страны, где явно наличествует авторитарная власть, попирающая гражданские права, права человека, свободы? Тогда мы с вами ответим: поскольку эта авторитарная власть действует в интересах американских транснациональных корпораций, в Вашингтоне закрывают глаза на такого рода правонарушения.

А в Венесуэле провозглашено строительство боливарианского социализма, провозглашены революционные принципы строительства общества, но главное для Вашингтона то, что их политика направлена против империалистического курса США.

П. С.: Это зафиксировано в конституции?

Я. Б.: В практической политике и в неоднократных заявлениях руководства Венесуэлы. Я хочу напомнить великолепную фразу, которую произнес основатель боливарианского социализма Уго Чавес. Взойдя на трибуну Генассамблеи ООН после президента США, он сказал: «Пахнет серой, здесь был дьявол». Как должно американское руководство реагировать на подобного рода заявления?

Но это как бы шутка, а главное же для Вашингтон состоит в том, что руководство Венесуэлы разделяет практически все подходы российского руководства к актуальным международным проблемам и является нашим стратегическим партнером. Вот что вызывает гнев американцев.

Гибкость вместо пушек

П. С.: Межгосударственные соглашения, которые мы только что заключили с Венесуэлой, носят скорее социально-гуманитарный характер. В них ничего не говорится о военной взаимопомощи. Хотя такое сотрудничество в каком-то масштабе имеет место. Видите ли вы возможность для России оказать Венесуэле поддержку в случае интервенции или чтобы остановить ее?

Я. Б.: Военно-техническое сотрудничество развивается весьма успешно, соответствующая продукция активно поставляется в эту страну. Все это укрепляет обороноспособность государства и его возможность отвечать на возможную интервенцию.

П. С.: Просто у нас перед глазами свежий пример Сирии, страны, с которой мы выстраивали куда более плотное военное сотрудничество, а она внезапно развалилась. Не получится ли так, что под малейшим давлением Соединенных Штатов либо венесуэльская армия предаст, либо часть граждан, которые ориентируются на оппозицию, скажут: окей, мы согласны с тем, чтобы пришли американцы и сместили Мадуро? Есть ли уверенность в крепости венесуэльского режима?

Я. Б.: Я думаю, что можно быть уверенным в достаточной его крепости. Помимо России, даже где-то и в большей степени, на позиции Мадуро влияет сотрудничество с Кубой. И вот об этом намного меньше говорится и в прессе, и в США, а это фактор очень важный, оказывающий значительное воздействие как на политику нынешнего венесуэльского руководства, так и на его позиции в стране.

В целом, конечно, если брать материальное положение государственных служащих, в частности военных, то оно оставляет желать лучшего. И ситуация в стране тоже. Это же ведь не Трамп начал давление на Венесуэлу. Это произошло намного раньше. Американцы прибегли к санкциям еще с момента прихода к власти Уго Чавеса.

Ситуация непростая. Главное — избежать кровопролития. Вот задача, которая должна стоять перед всеми миролюбивыми силами в мире.

П. С.: Можем ли мы сделать из Венесуэлы такой антиамериканский плацдарм? Есть, правда, точка зрения, что это «не наш метод»: если бы хотели, давно бы сделали, еще в СССР.

Я. Б.: Ну, я только могу сказать, что был Карибский кризис, не дай бог его повторять. Мир стоял на грани термоядерной войны. И любые попытки создать военный плацдарм вновь, как это было реализовано Хрущевым, вызовет совершенно непредсказуемые последствия, тем более с учетом современного развития ракетного оружия.

Я думаю, что речь не идет о том, чтобы использовать каким-то образом инфраструктуру Венесуэлы в наших военно-стратегических, геополитических интересах. Хотя демонстрация нашей поддержки имела место неоднократно: в том числе и пролеты стратегических бомбардировщиков, и военно-техническое сотрудничество в самых передовых сферах.

Нужно смотреть более широко, не зацикливаться на чисто военных вопросах и, может быть, где-то вспомнить опыт использования мягкой силы Советским Союзом. Мы любим цитировать американских экспертов, Джозефа Ная, который придумал этот термин. Но на самом деле Советский Союз в Латинской Америке активно использовал то, что мы сейчас называем приемами гуманитарной политики, — так, как нам сейчас и не снилось. Ну, скажем, вспоминаю выставку достижений советского народного хозяйства в Бразилии. Можете представить такое? Трансляции «Радио Москвы», которое, при всех его недостатках, люди в Латинской Америке слушали. А сейчас, с использованием интернета, тем более нужно поддерживать эти направления.

Это, наконец, использование таких инструментов, как некоммерческие организации, — их авторство тоже любят присваивать себе американцы. В советское время они назывались общественными организациями. Это же мощнейший инструмент, в том числе для того, чтобы обеспечить позиции России в Латинской Америке и тем самым бросить вызов империалистическим кругам США.

П. С.: Как продвигали российские интересы в период вашей работы?

Я. Б.: Например, в Латинской Америке действует французская система Cinematheque. Что-то типа киноклубов на госбюджете. В Эквадоре, куда я приехал в 2008 году для работы в качестве посла, я провел первый за двадцать лет фестиваль российского кино. А они наше кино очень любят, и «Летят журавли», и «Сорок первый». Вход на «Синематеку» бесплатный, поэтому идут все. Не только я такой умный был, все послы этим пользовались.

П. С.: Вы справедливо опустили наш милитаризм на гибридно-культурный уровень. А если с позиции сегодняшнего дня посмотреть на перспективу такой гибкой политики, куда ее стоит направить? Традиционно с нами связывают Кубу, Венесуэлу, Боливию…

Я. Б.: Нам надо все силы бросить на Бразилию, не забывать, что это величайшая страна, самая большая католическая страна в мире. По некоторым данным, у нее восьмое, по другим — двенадцатое место в мире по валовому внутреннему продукту. Мощнейшая экономика. Они планируют строить космодром, создать атомную подводную лодку. Вот чем занимаются бразильцы. Там возможностей не перечесть, причем совершенно не обсуждаемых.

Вот, например, одно из традиционных направлений нашего сотрудничества с другими государствами — инвестиционное. Как только заговоришь об этом, сразу скажут: ну куда там вкладывать? Я говорю: не, ребята, вы ошибаетесь. Не вкладывать, а их привлекать в российскую экономику.

Вы же не помните, а еще в 1992 году в здании бывшего Бауманского райкома КПСС открылся демонстрационный зал Чили. Я был тогда директором департамента латиноамериканского МИД России. Чилийцы — самые шустрые бизнесмены, самые практичные и динамичные. В том же году прибыл президент Чили с визитом. Он принимал участие в открытии цеха по расфасовке быстрорастворимых напитков «Юппи» и «Зуко». Кто чуть повзрослее, помнит, какой популярностью пользовались эти пакетики. Тем более когда не было такого количества отечественных напитков.

П. С.: Это латиноамериканская продукция?

Я. Б.: Это чилийская продукция. Причем суперпопулярна она была в арктических широтах, потому что туда сложно везти газировку. А тут взял стакан, снега насыпал и спиртом разбавил. Вот вам коктейль «Полярное сияние».

В 1992-м же году аргентинский миллиардер Булгерони получил контракт на освоение Кечимовского месторождения газа в Тюменской области. Но владельцев «Юппи» и «Зуко», по неофициальной информации, кинули. Видимо, Булгерони посмотрел на это, передумал и вложил все деньги в Туркменистан. Не только свои, но и партнеров. Где-то порядка 800 миллионов долларов.

Я как раз в 1993-м был назначен в Аргентину. Булгерони рассказывал, как они целый город в Туркменистане построили с нуля, потому что люди жили там в мазанках каких-то. И газовую промышленность всю оснастили. Но их в итоге тоже кинули.

П. С.: Не факт, в общем, что у нас было бы хуже.

Я. Б.: Я только хочу сказать, что нужно привлекать мультимиллиардеров из Мексики, из Бразилии. Специально для них создать условия, законы, давать стопроцентную гарантию на вывод капитала, тогда они с удовольствием придут работать в Россию.

Не надо думать, что нас там ждут. Всегда будет жесточайшая борьба, всегда надо будет переубеждать и помнить, что их элита в подавляющем большинстве училась в США

Наши кадры на «заднем дворе» США

Р. У.: Африканисты часто вспоминают, как Советский Союз помогал бороться за независимость, до сих пор нашей стране благодарны за это. Какие отголоски советской мягкой силы сегодня слышны в Латинской Америке? Как там относятся в целом к России?

Я. Б.: Латинская Америка — это в первую очередь поле деятельности транснациональных корпораций США. Это поле деятельности мягкой силы Вашингтона. Все наши усилия несравнимы с тем, что делают американцы в Латинской Америке.

Россия же значительной частью латиноамериканцев рассматривается прежде всего как противовес США. Для того чтобы суметь реализовать какие-то планы, которые соответствуют национальным интересам той или иной страны, вопреки Вашингтону, они прибегают к России.

Р. У.: Это никак не ослабло за последние десять-двадцать лет? Соединенные Штаты для латиноамериканского студента — это по-прежнему такой «град на холме», куда хочется поехать?

Я. Б.: США — это всегда «град на холме»: вот туда бы поехать, там бы работать, зарабатывать, детей отправить учиться. Я уж не говорю о том, что элиты в Хьюстон, в Техас, летают лечиться. Это вековое влияние, в первую очередь через систему образования, через систему просвещения, сферу Голливуда, все фильмы художественные идут из США, не из России. Соответственно, американский образ жизни, американские ценности. Столетняя обработка общественного мнения дает свои результаты.

Но иногда возникают проекты, скажем так, в патриотически настроенных кругах элиты. Вот для того, чтобы каким-то образом противостоять США, они обращаются к России, к опыту России, к помощи России. По крайней мере, в международных организациях у нас прекрасные взаимодействия с латиноамериканскими странами по многим вопросам, не только по политическим, по экономическим.

Вообще, тема перестройки международных экономических отношений, чья? Мексики! Всю жизнь Мексика твердила о необходимости покончить с безраздельным господством транснациональных корпораций в международных экономических отношениях, с одной стороны, а с другой стороны, с безраздельным господством Федеральной резервной системы, которая навязывает свои требования через сложившуюся валютно-финансовую систему, в первую очередь Международный валютный фонд и Международный банк реконструкции и развития.

Ведь это же факт, что ни одного кредита, ни одного крупного займа на осуществление серьезных инфраструктурных проектов, на строительство гидроэлектростанции или теплоэлектростанции от Международного банка реконструкции и развития не получить, если не будет соответствующего заключения МВФ. В каждой стране есть его представительство. Если твоя политика «правильная», то получай 20 миллиардов долларов, как Аргентина. А если правительство неправильное, не давать ему ничего. Все очень просто.

Р. У.: В этом плане БРИКС для них что-нибудь уже начал значить?

Я. Б.: Я надеюсь на банк BRICS, но пока у меня нет какой-либо информации о его активном присутствии в Латинской Америке.

Есть еще одна тема, которая мало освещается. Это такие магические слова для латиноамериканцев, как «трансфер технологий». С кем бы из президентов я ни говорил, а я все-таки был принят четырьмя президентами в качестве Чрезвычайного и Полномочного Посла Российской Федерации, а в качестве директора департамента Латинской Америки МИД России объездил 23 страны Латинской Америки и Карибского бассейна. Для всех «трансфер технологий» — это волшебные слова. Когда речь заходит о научно-техническом сотрудничестве, они в первую очередь обязательно спрашивают: а вы технологией-то с нами поделитесь? мы сможем потом без вас использовать ее? Вот здесь у нас огромные резервы и возможности не использованы до сих пор.

Влияние различных землячеств в Латинской Америке в целом очень велико, ведь это всё переселенцы. Это один из каналов нашего влияния в Южной Америке

П. С.: «Град на холме» своими технологиями не делится.

Р. У.: Нет, как и Китай, конечно, который на свои проекты даже уборщиц китайских привозит. В подтверждение ваших слов: недавно бразильцы в переговорах с «Росатомом» затрагивали тему разработки редкоземельных металлов. Они искренне ждут, чтобы мы пришли туда со своими технологиями.

П. С.: Тем не менее, способны ведущие страны Латинской Америки хоть в чем-то проводить самостоятельную внешнюю политику? Или обречены оставаться на «заднем дворе» США?

Я. Б.: Бразилия проводит достаточно независимую политику, и это крупнейший игрок не только в Латинской Америке, но и в мире. Мексика, которая во многом опирается на старую поговорку «Бедная Мексика, ты так далека от Бога и так близка к Соединенным Штатам», тоже проводит независимую внешнюю политику, отнюдь не во всем совпадающую с Вашингтоном. Это два гиганта.

Мы забываем все время, помимо Кубы и Венесуэлы, нашего, на мой взгляд, самого последовательного сторонника — это сандинистское правительство в Никарагуа. Сандинисты ни по одному вопросу никогда с нами не вступали в какие-то дискуссии. Я напомню, что Абхазию и Южную Осетию признала только сандинистская Никарагуа, в отличие от Кубы и чавистской Венесуэлы. И там, на мой взгляд, у нас есть возможности для продвижения именно в нетрадиционных сферах. К большим достижениям моего коллеги Николая Михайловича Владимира следует отнести открытие в Никарагуа колледжа для обучения полицейских борьбе с наркотрафиком и транснациональной преступностью. А самое главное, открытие лаборатории по производству вакцин имени Мечникова в Манагуа. Вот где наши возможности еще очень редко применяются в том, что касается Латинской Америки.

Хочу поделиться и таким опытом. Скажем, в Эквадоре нам удалось за время моей работы в качестве посла добиться подписания контрактов на поставку турбин и генераторов для гидроэлектростанций на 90 миллионов долларов и затем оборудования для блока теплоэлектростанций.

Но, честно признаюсь, мне было намного приятнее и, скажем так, душевнее подписание маленького контракта на 800 тысяч долларов на использование российской технологии АНЧАР. Это акустическая и низкочастотная разведка нефти и газа, технология нашего частного предпринимателя, изобретение советских инженеров, которое дает 80 процентов гарантии при указании места, где необходимо бурить скважину. Для Эквадора это было особенно актуально в то время. Они подписали тогда соглашение с венесуэльской государственной корпорацией, стали бурить и не попали, а это огромные деньги.

Я два года обивал пороги министерства добывающей промышленности, потом Государственной корпорации «Петролеус де Эквадор», пока не попал на выпускника Губкинского института нефти и газа, который сказал: господин посол, конечно, мы все сделаем, и только тогда дело сдвинулось с места.

Р. У.: А много таких выпускников вузов советских, российских?

Я. Б.: Конечно немало. В каждой стране сейчас созданы координационные советы, ассоциации выпускников советских и российских вузов, и зачастую они занимают высокие места, помогают в решении проблем, связанных со взаимополезным сотрудничеством. Это один из каналов нашего влияния в Южной Америке.

Р. У.: А ребятам из Латинской Америки интересно приехать в Россию, получить образование?

Я. Б.: Самое главное — образование бесплатное. Потому что на Западе образование стоит бешеных денег. Чтобы получить диплом доктора медицины, безумные деньги надо потратить. Мы же даем стипендии бесплатные. Вот что притягивает. Другое дело, что американцы тоже бесплатные дают.

П. С.: Американцы, скорее, дают стипендии на гуманитарные, а не на технические специальности. С гуманитарными дипломами потом проще устраивать цветные революции.

Конкуренция с Китаем

Р. У.: А что можно сказать о роли Китая на континенте? Что значит эта страна для латиноамериканцев? Тоже альтернатива США?

Я. Б.: Для простого латиноамериканца, я думаю, так же как и для простого российского гражданина, Китай — это в первую очередь товары ширпотреба, которые заполонили весь мир. Я помню, как приехал в Канаду с Шеварднадзе, тогда министром иностранных дел Советского Союза, и провел в поисках канадской дубленки два дня — такая была мечта у советского человека. Не нашел, потому что уже тогда все канадцы ходили в китайских пуховиках. Только в ателье мне согласились сшить то ли за две, то ли за три тысячи долларов дубленку. Потом, конечно, купил уругвайскую.

Китай — это товарооборот, который, например, с Бразилией у него уже больше, чем у США. Китай — это инвестиции. Хотя, как правильно было замечено, все строительство ведется с помощью китайских рабочих, которые, кстати, зачастую еще и остаются там после окончания работы.

Вообще, роль китайской диаспоры в Латинской Америке еще не изучена. У тихоокеанских стран, в первую очередь Перу, Мексики, Колумбии, китайские диаспоры существуют на протяжении многих десятилетий. Их влияние на внешнюю политику просто темный лес. Мы намного больше знаем о влиянии, скажем, израильских организаций.

Вот, например, когда я еще был дежурным референтом без паспорта в Уругвае, я присутствовал на беседе советского посла с министром иностранных дел этой страны. В 1973 году как раз очередной был конфликт между Израилем и ближневосточными соседями. Посол получил поручение добиться поддержки советской позиции и осуждения израильской агрессии. Министр иностранных дел выслушал все аргументы, а потом сказал: господин посол, знаете, израильская община очень малочисленная, где-то порядка 36 тысяч из трех миллионов населения, но они так влиятельны, что на этом разговор стоит закончить.

Влияние различных землячеств в Латинской Америке в целом очень велико, ведь это всё переселенцы. В Уругвае не знаешь, кого больше — выходцев из Испании или из Италии. В Аргентине же, в бытность мою послом, я установил очень хорошие отношения с лидером израильских организаций. И он мне говорил: вы не представляете, какое здесь влияние арабов. Президентом еще был Карлос Сауль Менем, у него родители — сирийские граждане, а сам он родился в Аргентине. У меня были очень хорошие отношения и с исламской общиной. Послу иначе нельзя. Посол должен поддерживать со всеми хорошие отношения.

Работа с нашими соотечественниками — это еще одно огромное поле действия. По разным подсчетам, в Латинской Америке порядка трехсот тысяч российских соотечественников, и половина из них, конечно, в Аргентине. Здесь аккредитован и руководитель Русской православной церкви в Южной Америке. В свое время митрополит Игнатий развернул огромную работу. До него никто даже близко не подходил к таким вопросам, как создание монастыря Русской православной церкви на континенте. Он также взаимодействовал с католическими церквями в разных странах Южной Америки.

Митрополит Кирилл в свое время посетил Эквадор, соотечественники обратились к нему с просьбой, и был открыт приход. Там 30 прихожан всего в Кито. Из них 15 православных — это палестинцы из Антиохийской православной церкви. Вот какие интересные бывают переплетения.

Р. У.: Несколько цифр в подтверждение ваших слов. Между Китаем и Бразилией 203 миллиарда долларов товарооборот, между США и Бразилией — 127,5 миллиарда долларов, между Россией и Бразилией — 12,5.

Я. Б.: Про наш товарооборот я без слез говорить не могу. Тридцать лет назад наш товарооборот был 10 миллиардов долларов со всеми странами Латинской Америки. В лучшие годы он доходил до 30, и мы этим очень гордились. А китайцы за это время подняли с 30 до 600 миллиардов долларов. Вот это, я понимаю, нарастили.

Поэтому я делаю упор на трансфер технологий. Вторая тема — информационная безопасность. Вот что нужно латиноамериканцам как воздух, понимаете? И точно им американцы этого не дадут. И китайцы тем более.

Р. У.: А пустит ли нас сейчас Китай на этот рынок? Или даст по рукам при всех нынешних реляциях в сторону Пекина?

Я. Б.: Китай ударит кому угодно по рукам, если будут затронуты интересы государства. Тут я не сомневаюсь. Но если речь будет идти о простом бизнесе, то это другой разговор.

И дело в том, что у китайцев пока нет таких технологий, как у нас, в том, что касается информационно-коммуникационных технологий, обеспечения международной информационной безопасности. Уже примерно лет пятнадцать «Касперский» работает в Латинской Америке. Когда я еще был в Эквадоре, они там устраивали мероприятия. В Бразилии действует Qiwi кошелек.

Вот что надо поддерживать. Ну что товарооборот? Мы поставляем удобрения и покупаем сою для животноводства. Очень хорошо. Покупаем бананы, цветы. Всё. А речь, конечно, должна идти о поставках машин и оборудования. Тут я развожу руками просто. Огромные возможности, огромные! Мы можем конкурировать спокойно.

Но не надо думать, что нас там ждут, не надо иллюзии питать. Всегда будет жесточайшая борьба, всегда надо будет переубеждать и помнить, что их элита в подавляющем большинстве вся училась в США.

Действовать непросто, но возможности, убежден, огромные.