Разработка — это веселый бурный процесс

Вера Краснова
редактор отдела компаний и менеджмента «Монокль»
22 декабря 2025, 06:00 №3

Компания «Карфидов Лаб» одна из первых в России развивает нишу сложных инженерных разработок, предлагая клиентам в разных отраслях полный набор услуг — от конструирования до производства опытных образцов

Алексей Карфидов: «Работы очень много, и очень приятно, что есть сложные задачи и вызовы»
Читайте Monocle.ru в

Востребованность своей профессии в современной российской экономике основатели инжиниринговой компании «Карфидов Лаб» Алексей Карфидов и Дмитрий Васильев почувствовали, будучи еще студентами МИСИС. Первые заказы на разработку и прототипирование технологически сложных устройств они выполняли в конструкторском бюро при университете. В 2014 году КБ было преобразовано в коммерческую компанию, которая к настоящему времени разрослась до нескольких конструкторских площадок и опытного производства. Финансовые показатели «Карфидов Лаб» на десятилетней дистанции свидетельствуют о поступательном, хотя и не всегда ровном развитии бизнеса. А начиная с 2022 года картина роста приобрела характерный для многих российских компаний вид снежного кома (см. график).

Номенклатура разработок «Карфидов Лаб» чрезвычайно широка — от робота-сомелье, установленного в парке в Крыму, до медицинского оборудования для лучевой терапии рака. Компания по заказу конструирует и помогает внедрять в производство медицинские устройства, потребительскую технику, электронику и промышленное оборудование.

О стратегии компании и о том, что вдохновляет ее команду, «Моноклю» рассказал сооснователь «Карфидов Лаб» и генеральный конструктор, за плечами которого более двухсот реализованных проектов, Алексей Карфидов.

— Алексей, какова стратегическая цель вашей компании?

— Заниматься созданием и воссозданием российских устройств, приборов, роботов, медицинского оборудования с обеспечением возможности производства и поставки в первую очередь на внутренний рынок. Мы стараемся делать так, чтобы изначально обеспечить высокую степень локализации, чтобы можно было загружать местное производство и делать свое для своих.

— Некоторые эксперты считают, что в России нет инженерных школ, своих технологий. Что вы им ответите?

— Насчет того, что у нас нет инженерных школ, — это, конечно, сильное заявление. Хотя из-за того, что в 1990-е годы по понятным причинам была просадка в производстве, да и в плане научных школ, обеспечивающих это производство, некоторый спад был. С этим не поспоришь. Но сейчас тренд обратный. Идет техническое переоснащение промышленности, возросло число запросов от предприятий, возник запрос в том числе к ученым, начиная с импортозамещения и создания новых технологий до воссоздания ранее утраченных технологий. Стала заметна популяризация работы ученого: Конгресс молодых ученых в Сочи сейчас уже вторая по популярности и посещаемости площадка после ПМЭФ — это приятно.

У нашей компании появляется все больше индустриальных партнеров, поддерживающих разработки. Появляется все больше заказчиков на востребованные технические решения. По данным компании «Формлаб», отслеживающей рынок промышленного дизайна с 2019 года, он в среднем растет на 15‒25 процентов в год. Парадокс, но этому и санкции тоже способствуют. Раньше неоднократно случалось так, что проектируется какой-то прибор, производятся единичные экземпляры опытных образцов, но покупатели все равно стремятся приобретать иностранные изделия, которые сейчас купить нельзя.

Вокруг конструирования, вокруг робототехники создаются новые инженерно-технические школы, которые обрастают своим независимым опытом, и на текущий момент у нас в стране появилось больше научно-инженерных школ, чем было утеряно в 1990-е. Работы очень много, и очень приятно, что есть сложные задачи и вызовы. Это поддерживает развитие, активным ученым и инженерам не скучно совсем. Наши студенты-конструкторы, а мы курируем кафедру инжиниринга технологического оборудования в МИСИС, с первого курса устраиваются на работу, за них конкуренция идет.

— Говоря о вызовах, с которыми вы сталкиваетесь при исполнении заказов, вы имеете в виду вызовы универсальные для тех или иных отраслей, таких как робототехника, медицинское оборудование, приборостроение, или они носят специфически российский характер, скажем из-за неразвитости у нас той или иной отрасли?

— Вызовы универсальные — они касаются испытаний. В статике все собирается как надо, почти как пазл, а вот в динамике, в работе вылезает много нюансов. Например, освещение может сильно влиять на работу оптики, видеокамер, систем машинного зрения; или, например, необходим сильный источник питания, но на испытаниях на электромагнитную совместимость он очень сильно «фонит», дает высокий уровень ЭМ-помех, и его нужно экранировать или менять; или само устройство при работе дает обратный ток электричества в сеть.

В робототехнике в целом всегда узкое место — это двигатели и редукторы: бывает, что при небольшом ударе устройство может выйти из строя или при сбое в прошивке может перестать слушаться команд оператора. Мы в таким случаях шутим, что новое изделие проявляет характер. Но если речь идет об агрегате на колесах и весом около одной тонны, это бывает страшно. Поэтому испытания всегда спокойнее и безопаснее проводить на полигонах и специальных стендовых испытательных площадках.

От студенческого кружка до технохаба

— Расскажите об истории создания вашей компании, что вас подвигло начать этот бизнес?

— Когда мы еще были студентами в университете МИСИС, мы воссоздали студенческое конструкторское бюро наподобие тех, что организовывались в вузах в советское время. Нам было интересно решать разные инженерные задачки: строить компьютерные модели изделия, ну и в целом выполнять какую-то полезную работу. Мы участвовали в олимпиадах по конструированию, по инженерной компьютерной графике, по начертательной геометрии и проектировали разные конструкции. Со временем начали получать заказы. Например, на визуализацию каких-то проектов. Допустим, ученый проектирует печь, но в его подаче проект выглядит как некое словесное описание. А мы брались за инженерные модели, за техническое представление того, как можно эту печь сконструировать, из каких деталей ее можно изготовить. В 2014 году у нас был проект факела сочинской Олимпиады и мы тоже решали задачу, как его сконструировать, из каких деталей изготовить.

Со временем количество таких запросов стало расти. Поэтому мы структурировали нашу деятельность в формате малой инновационной компании на базе университета МИСИС с моим партнером Димой Васильевым, он тоже выпускник нашего университета. И выделили сначала конструкторскую группу по механике, потом по электронике. Потом возник запрос на то, чтобы сделать самим макет или образец, так со временем появилось собственное опытное производство. И теперь у компании несколько офисов по стране и производственный цех с соответствующим оборудованием.

— Вы главный конструктор. В чем состоит ваша роль в компании? Есть ли у вас образец для подражания среди известных главных конструкторов?

— Для меня образец для подражания — Ростислав Алексеев, человек, который в советское время создавал очень красивую технику. Я сначала узнал про экранопланы, стало интересно, кто их разрабатывал, и оказалось, что один и тот же человек занимался и экранопланами, и суднами типа «Комета», «Метеор». А они и сложные инженерно, и с оригинальными физическими принципами, и очень красиво выглядят. Алексеев сотрудничал с кафедрами технической эстетики, активно брал на работу выпускников Академии Штиглица в Санкт-Петербурге. Например, экраноплан «Лунь» вообще в фантастических фильмах о будущем может сниматься без каких-либо изменений. Суда на подводных крыльях тоже выглядят красиво и футуристично, к тому же это коммерчески успешный проект, их поставляли во многие страны мира, это большое достижение. У Алексеева были замечательные организаторские навыки, инженерные навыки, навыки коммуникации. Он для меня идеальный пример. Кстати, он какое-то время жил в Нижнем Тагиле, как и я.

А что до моей роли в компании — я курирую наиболее сложные инженерные проекты. Включаюсь в ответственные участки, слежу за сроками и одновременно веду переговоры по сложным наукоемким тематикам. Плюс взаимодействую со студентами по смежным историям. Функций довольно много, какие-то ключевые выделить сложно. В общем, как-то так.

— Сколько конструкторов у вас работает и где вы их берете, ведь считается, что у нас дефицит кадров в высокотехнологичных отраслях?

— У нас костяк конструкторов состоит из самоучек. Из тех, кто изначально учился на технологов, металлургов и другим инженерным специальностям. Они перестроились. А сейчас на кафедре инжиниринга студенты с первого курса обучаются по дисциплине ArtCAD. Мы готовим их к ведению сложных инженерных проектов. Чтобы они проектировали роботов, собирали, тестировали. Мы оцениваем успехи в этой дисциплине по тому, как разработки пройдут испытания. Это не про то, выглядит конструкция красиво или некрасиво, а про то, насколько она технологична, удобна в сборке, насколько полно решает прикладные задачи конструкции.

Мы собрали весь свой опыт и ввели эту дисциплину для обучения студентов. Это обязательный предмет. Видим, кто из ребят как себя проявляет. Подключаем к своей работе или направляем в другие организации. У нас небольшой штат именно конструкторов — всего десять человек. Остальные — дизайнеры, электронщики, руководители проектов, сотрудники опытного производства. А наша кафедра выпускает несколько десятков человек каждый год. Но они разлетаются как горячие пирожки по разным организациям. Потому что конструкторов действительно не хватает.

— У вас три конструкторские площадки. Как вы выбирали для них локации?

— В каждом случае выбор локации — это своя история. Своя цель и задача. Основная площадка со студенческих лет на территории студенческого городка Металлург. Так исторически сложилось, да и просто было приятно и удобно. В университете действует студенческое конструкторское бюро, его состав, естественно, обновился. Студенты могут делать какие-то интересные вещи внутри университета, после пар, никуда не уходя, не уезжая.

А в кластере Инновационного научно-технологического центра МГУ мы занимаемся одной инновационной разработкой в области робототехники.

Локация в Екатеринбурге возникла потому, что в момент создания компании у нас было много людей с Урала, включая меня самого. А когда многие из них уехали жить обратно, в родной город, мы поняли, что удобно там снять офис.

Офис в Питере появился, потому что мы заметили, что заказчики в Питере любят работать со своими. Им приятно, когда человек, ведущий проект, может приехать на очную встречу. Это очень помогает, особенно при проектировании сложного наукоемкого оборудования.

— В одном из интервью вы назвали свою компанию технохабом. Технохаб — это просто очень большое КБ или что-то еще? Какие преимущества у такой структуры?

— Смысл этого термина для нас — наличие технологической связки между проектированием, дизайном, электроникой, возможностью быстро маркетировать образцы и перенаправлять их на постановку в серию. В этой цепочке стекается множество разных компетенций: научных, инженерных, производственных, имеющих определенную отраслевую привязку. Это большое преимущество, поскольку возникает междисциплинарность, не просто как красивое слово, которое любят говорить — из серии «на стыке науки и дизайна», — а междисциплинарность, когда для создания сложного изделия нужны и оптика, и электроника, и аудиотехника — передовые наработки, которые приходится применять, стыковать, интегрировать. Интеграция часто проходит нелегко: механику с электроникой состыковать в малом размере непростая задача. В любом проекте есть механика — корпус, крепления, рама, кронштейны — это конструирование по механике. Есть электроника — там свои компоненты: печатные платы, жгуты, кабели — это делает инженер-электронщик, и ему с точки зрения геометрических условий размещения нужно согласовываться с конструктором по механике. И обоим этим сотрудникам нужно подстраиваться друг под друга и под изменения и уточнения по ходу разработки.

Есть также программист, которому нужно «оживить» изделие, у него свои представления о мире, и он зачастую может что-то идеализировать и не учитывать некоторые физические ограничения компонентов. Есть промдизайнер, которому важно, чтобы облик изделия оставался простым, красивым, лаконичным; он регулярно спорит с конструктором по механике. Потому что конструктору проще нарисовать прямоугольную коробочку, он работает в перпендикулярных плоскостях, как учат на черчении, а дизайнер работает со сложными объемными фигурами и поверхностями, и конструктору их реализация дается сложнее. Помимо этого есть технологи, которые смотрят на этот поток мнений и идей конструктора, дизайнера, электронщика, программиста и думают, как это все изготовить и собрать.

«Комарик» — персональный автоинъектор для быстрого, безопасного и безболезненного выполнения внутримышечных и подкожных инъекций в домашних условиях — уже на рынке

В описанном процессе как минимум пять ролей, иногда их больше — например, в проекте может быть специалист-ученый по оптике; специалист по медицине и другие роли, плюс руководитель проекта, который следит за темпом работы, временем, бюджетом, согласовывает изменения. И есть, наконец, заказчик, у которого своя точка зрения и свои изменения и уточнения. Разработка — это веселый бурный процесс, по динамичности напоминающий написание сценария для фильма и съемку фильма одновременно — такая же суета и вовлеченность.

— Ваш продуктовый портфель включает продукты для самых разных отраслей. Что объединяет, скажем, вендинговый автомат для свежих салатов — салатомат, робота-экскурсовода, промышленную автоматику и прибор для лучевой терапии?

— Объединяют их общие подходы к конструированию и законы физики. Со стороны это может казаться разным — салатомат, робот или прибор для терапии, но их объединяют технологии производства, например 3D-печать из пластика, лазерная резка, гибка и сварка листового металла. Общие инженерные мысли: грубо говоря, законы физики в целом действуют одинаково на все, будь то пружина, тонкая длинная листовая деталь, отливка из металла; давление, температура, агрессивные воздействия одинаково действуют на эти материалы. Подходы к построению моделей: работа ведется в системе автоматизированного проектирования, конструктор почти как художник рисует в 3D и проверяет гипотезы.

Есть, конечно, различия, и их довольно много, но базовая инженерия универсальна. Тут главное, чтобы кто-то не сильно увлекался какой-то определенной технологией, потому что у конструктора бывает профдеформация и он, например, любит работать с листовым металлом и пытается все сделать из него. Или с пластиком. Или, наоборот, не умеет работать с пластиком, но есть моменты, когда он необходим. И очень ценно, когда под конкретный проект собирается команда, которая обладает достаточным опытом в нужном направлении или готова этот опыт получать по ходу работы. Тогда все будет хорошо.

— Существуют ли ограничения при выборе вами очередного продукта для разработки?

— Мы не беремся за очень габаритные конструкции, за то, что касается стройки и архитектуры. Мы фокусируемся в области приборостроения, робототехники, медицинского оборудования. В этом копим силу и опыт.

— Кто ваши конкуренты в России и за рубежом? В чем ваши преимущества и слабые стороны по сравнению с конкурентами?

— Не конкуренты, а партнеры. Если смотреть по срезу промышленного дизайна, то мы, руководители компаний в этой области, в очень добрых отношениях — советуемся, общаемся, обсуждаем общие проблемы. На внутреннем рынке заметны такие компании, как «Формлаб», «Промдизайн», студия Лебедева — всего около десятка компаний, которые работают на стыке дизайна, инжиниринга и смежных направлений. У нас же все эти услуги представлены комплексно: механика, электроника, дизайн и изготовление, постановка на серийное производство. У нас и заводик опытный свой в Туле, и штат конструкторов, электронщиков, дизайнеров — замкнутая самодостаточная цепочка разработки и производства. Направление большое, поэтому сила в интеграции и мощной научной составляющей. То есть приходится при разработке сложной техники рассчитывать и оптические схемы, и тепловые потоки, и световые потоки.

Есть похожие компании на азиатском и европейском рынках. У нас несколько лет назад была партнерская история с немецко-австрийской компанией Hive, работающей на рынке с разными заказчиками в течение сорока лет. Тем не менее мы поняли, что иностранные компании более сфокусированы, например, на дизайне, технической эстетике, — и они проектируют поверхностные модели, в инженерку не идут. А российские компании, как правило, сильны и в инженерной составляющей, и в эстетической. То есть оказывают больший объем услуг.

Управление увлечениями

— Как устроено финансирование ваших новых разработок?

— Как правило, разработка делается по заказу и тогда финансируется заказчиком. За счет собственных средств мы ведем инициативы, в которые верим.

— Какие у вас были инициативные разработки и какова их рыночная судьба?

— «Комарик» — персональный автоинъектор для быстрого, безопасного и безболезненного выполнения внутримышечных и подкожных инъекций в домашних условиях. Вышел на рынок.

Микромоторы с редуктором для применения в протезах — тестируем пилотную партию, осуществляем первые поставки на рынок. (См. «Машиностроение: микромоторы для роботов и протезов локализованы, «Монокль» № 44 за 2025 год.)

Сейчас ведем один проект по роботам для сельского хозяйства, он пока еще на ранней стадии, а также проект в области датчиков для медицины — он на стадии испытаний.

— Вы упомянули, что в работе КБ важно управлять увлечениями конструкторов. Как вы организуете экономически эффективную цепочку НИОКР: от того, чтобы правильно понять, что нужно заказчику, до своевременного перехода, скажем, от исследований к разработкам, от разработок к опытному производству и так далее?

— Тут надо следить за временем. Мы стараемся рассчитывать в проектах целевые человеко-часы, в которые нужно уложиться. Любой бюджет проекта можно пересчитать в человеко-часы. Есть, конечно, процессы творческие, поисковые, но есть определенные ожидания со стороны заказчика. Поэтому важно соблюдать баланс времени. Желательно, чтобы никто сильно не увлекался, иначе можно уйти в создание какого-то оригинального болта, вместо того чтобы его просто купить. Просто надо обозначить некую целевую функцию, ценность, которую мы хотим обеспечить, и искать баланс между покупными комплектующими и теми, что нужно с нуля проектировать. Электроникой покупной, которую можно собрать навесным монтажом, и проектированием-печатанием своих печатных плат.

— Какой у вас примерный баланс между своим и покупным?

— Баланс зависит от задачи: есть проекты, где все с нуля, а есть те, где все из покупного и только корпус свой, зависит от задач, стадий разработки. Например, на стадии макета для проверки гипотезы проще собрать тестовое изделие из набора покупных компонентов, близких по параметру, чтобы не уходить в глубокий НИОКР и проверить гипотезу малыми силами, а если она подтвердится — уже разрабатывать оригинальные узлы.

В большом количестве отраслей растет запрос на высокотехнологичные наукоемкие изделия

— Вы занимаетесь в том числе внедрением своей техники, но на внедрение тоже нужны высококвалифицированные люди. У вас не возникает кадрового голода внутри компании?

— Кадрового голода мы, если честно, не наблюдаем. А в части внедрения мы стараемся разделять усилия. Если какой-то продукт — например, упомянутый «Комарик» — явно на выходе в серийное производство, то внедрение уже ведет наша дочерняя внедренческая компания «Комарик», это СП с фондами «ТилТех Капитал» и Университетским венчурным фондом имени Лобачевского. Или создается совместная с заказчиком компания. Такие структуры играют роль опытно-конструкторских бюро, которые в свое время были на заводах. Все-таки конструирование и опытное производство — это не то же самое, что серийное производство, требования разные. Внедрение, может, требует меньше креативности, чем конструкторская работа, но большего понимания возможностей производства, технологичности продукта.

— Кто ваши заказчики, у них есть «имущественный ценз» или какие-то иные отличительные признаки?

— У нас очень разнообразный портфель заказов и заказчиков. Есть инжиниринговые компании, ориентирующиеся на одного монозаказчика, который дает им основную работу. Мы не из их числа. У нас в настоящий момент в работе 25 проектов для самых разных заказчиков. По отраслям это 60‒70 процентов проектов в области медицины и медицинского оборудования, а остальное — робототехника. Впрочем, и в медицинском оборудовании разработки могут включать робототехнические изделия.

Крупные заказчики — это предприятия «Росатома», Сбер, институты Миннауки и Минздрава, Агентство по технологическому развитию. Средние заказчики — это частные компании и медицинские центры. Крупный проект в нашей области — это 50‒100 миллионов рублей, средний — 10‒15, малый — 1‒3 миллиона рублей.

— Есть ли у вас обратная связь на предмет того, насколько ваша продукция делает бизнес вашего заказчика эффективнее?

— Не всегда с нами такой информацией делятся. Но тут можно как бы с обратной стороны прокомментировать. У разработки есть бизнес-требования. Скажем, робот для сбора помидоров должен работать не медленнее, чем человек, то есть он должен в единицу времени собирать такой же вес продукта с тем же качеством. Или робот-курьер должен перевозить груз на определенное расстояние в определенное время.

Когда спрос превышает предложение

— Считается, что в России очень узкий рынок для высокотехнологичных услуг и продукции. Что вы думаете по этому поводу?

— Есть определенное клише, что если бы население страны составляло 300 миллионов человек, то рынок был бы не узким. Я не рассуждаю, узок рынок или нет, потому что мы работаем в первую очередь для внутреннего рынка и не исходим из того, маленький он или большой. Спрос на то, что мы делаем, более чем достаточный. Мы его не всегда в состоянии удовлетворить. Скорее надо выстраивать диалог с заказчиками, уметь их понимать. Не всегда мы встречаемся с квалифицированным заказчиком. Часто, когда у компании есть запрос на разработку, надо уметь их слушать, правильно интерпретировать. Грубо говоря, иногда по собственной инициативе описывать его запрос в формате технического задания, говорить на одном языке. Тогда и потенциальная оценка рынка будет точно не узкая. Скорее это вопрос мышления и какого-то самоограничения, а не объема рынка как такового. А запрос на высокотехнологичные наукоемкие изделия в большом количестве отраслей растет. Это и пищевое оборудование, и медицина, и робототехника даже в бытовом смысле.

— Каковы перспективы и риски в вашем бизнесе с учетом текущей макроэкономической ситуации: высокая ключевая ставка, рост цен, стагнация во многих отраслях и прочее?

— Сейчас мы видим основные перспективы в выводе на рынок и в серийное производство тех изделий, которые находятся на завершающей стадии НИОКР. Мечта любой компании, работающей в формате опытно-конструкторского бюро, — доводить изделия до серийного производства, заниматься сопровождением серийного производства. Большое подспорье — диверсификация услуг: иногда больше спрос на разработки, иногда меньше, а производство изделий не зависит от спроса на разработки.

— То есть вы пока замораживаете новые разработки?

— Нет, новых разработок меньше не становится, скорее даже больше. Просто некоторые проекты позже переходят в стадию прототипа, макета, промышленного образца, потому что на этих стадиях более высокие расходы.

— Какими из своих разработок вы гордитесь и почему? Что вы считаете своей самой прорывной разработкой?

— Корпус факела Сочи — сложный и интересный проект с международным охватом, робот-салатомат — было очень много позитивной обратной связи от потенциальных покупателей.

Но самое приятное и главное сейчас — это «Комарик». Это действительно прорывной проект (не имеет аналогов в мире. — «Монокль»), потому что изделие сложное с медицинско-инженерной точки зрения, но при этом оно стало массовым, серийным и доступным покупателю.

«Карфидов Лаб»

Инжиниринговая компания полного цикла.

Основана в 2014 году.

Основатели — Алексей Карфидов и Дмитрий Васильев.

Офисы в Москве, Екатеринбурге, Санкт-Петербурге

Опытный завод в Туле.

Оборот в 2024 году — 248 млн рублей.