Мемы — это фольклор
— Вы занимаетесь современным фольклором. А он точно существует?
— Фольклор никуда не исчез и вряд ли когда-нибудь исчезнет, потому что выполняет важные функции. Например, помогает выражать эмоции и мысли в очень простой и доступной форме. Самая известная, наверное, форма современного фольклора — шутки, анекдоты, демотиваторы, которыми заполнены социальные сети.
— Почему это так популярно?
— Человеку не нужно долго формулировать собственную мысль — он может просто перепостить уже готовую шутку. Ему это будет стоить меньше усилий, а шутка скорее привлечет большее внимание френдов и подписчиков, чем серьезное рассуждение. Иногда фольклор помогает скрыть свою личность, ведь он по определению анонимен. И если некто прижмет нас к стенке и спросит, например: «Что это вы там говорите о нашем президенте?», можно ответить: «Да я ничего не говорю, это просто шутка бродит по сети».
— Так ведь сейчас даже за лайки и репосты можно угодить в тюрьму (см. «РР» № 18 (457) от 8 сентября 2018 года «Лайкнул — в тюрьму»)!
— В советское время эта проблема существовала еще в более серьезных формах — в 1930-е годы за анекдот можно было вообще жизнью поплатиться. Если в те времена осужденный за анекдот мог сослаться на собственную «несознательность», то сегодня осужденные «за репост» часто пытаются оправдаться именно тем, что они не являются авторами текста. Так было, например, в деле Екатерины Вологжениновой, осужденной в 2016 году за репост демотиватора (приговор — 320 часов обязательных работ. — «РР»). На сторону обвинения такие аргументы не действуют: она руководствуется логикой «перепостил — значит, солидарен, а следовательно, виновен».
— А что еще кроме сетевых мемов относится к современному фольклору?
— Например, письма счастья. Типа «Отправь это письмо десятерым людям, и будет тебе счастье, а не отправишь — твоя мама умрет. Вот девочка Катя из Нового Уренгоя отправила, а потом нашла на дороге миллион, а девочка Лена из Нижневартовска не отправила, и ее бабушка умерла в страшных мучениях».
Еще одна очень актуальная форма современного фольклора — городские легенды. Их пользователи интернета часто получают в родительских чатах и видят в своих новостных лентах в виде сообщений о какой-то угрозе. Часто такое сообщение сопровождается призывом сделать «максимальный репост» и «предупредить своих близких».
Убедить любой ценой
— Что такое городские легенды?
— В самом общем смысле городская легенда — это рассказ, мифологический по своему содержанию, который выдается за правдивую историю, за описание реальных событий. Во время Олимпиады 1980 года в Москве рассказывали много историй про иностранцев, которые будто бы угощают советских детей отравленными жвачками. Например, в одной такой истории утверждалось, что некий мальчик получил от иностранца американскую жвачку, отдал своей маме-химику. Та проверила угощение в лаборатории и обнаружила в нем яд. В этой легенде и лаборатория, и мама-химик нужны для того, чтобы подтвердить достоверность рассказа, убедить аудиторию в том, что он правдив. В действительности он состоит из довольно архаичных представлений об опасных чужаках, которые наносят вред нашим детям, и очень старого фольклорного сюжета об «опасном даре» (все мы помним сказку, где наливное яблочко оказывается отравленным). К мифологическому содержанию добавляется отсылка «к научному источнику», чтобы придать истории убедительность.
— Рассказчику важно, чтобы в легенду поверили?
— Установка на достоверность — важное свойство городской легенды: рассказчик всегда стремится убедить аудиторию в правдивости своей истории. Она для того и рассказывается в родительском чате, репостится в социальной сети, публикуется в СМИ, чтобы в нее поверили. Рассказчики ссылаются на свидетельства знакомых и родственников — сына маминой подруги или, допустим, сестру зятя. Или на официальные источники — например, на сообщения из МВД.
А если этого оказывается недостаточно, то человек, заинтересованный в распространении легенды, может прибегнуть к более сильному средству — имитации «голоса власти». Например, в октябре 2017 года чиновник из одного подмосковного города был так сильно обеспокоен историей о том, что драг-дилеры якобы раздают детям жвачку с наркотиками (современный вариант легенды о жвачке и опасных чужаках), что разместил эту информацию на официальном бланке, снабдил всеми полагающимися печатями и сослался при этом на несуществующее письмо от главного управления МВД.
Этот случай далеко не уникален. В 90-е годы в Канаде ходила легенда о том, что из Венесуэлы приходят партии бананов, содержащие кровь ВИЧ-инфицированных. Некий человек — видимо, так же обеспокоенный этой историей, как подмосковный чиновник — создал имитацию официального документа. Он напечатал историю об опасных бананах на бланке университета Оттавы с подписью научного сотрудника этого университета. Этот документ был призван убедить всех, что история правдива, а покупать венесуэльские бананы действительно опасно.
Существует и еще более радикальный способ сделать историю достоверней. В 2016 году была очень популярна легенда о так называемых «группах смерти», где некие «кураторы» будто бы доводят подростков до суицида. В разгар паники по этому поводу на «Первом канале» прошла серия передач, где выступали главные распространители этой истории — группа родителей из движения «Спасение детей от киберпреступлений». В одной из передач они показали зрителям бланк документа под названием «Договор купли-продажи души». Таким образом они пытались убедить аудиторию «Первого канала» в том, что «кураторы» получают деньги за каждую душу доведенного до самоубийства ребенка от неких «сатанистов», а потому кровно заинтересованы в том, чтобы убить как можно большее число детей.
Почему пропала бабушка
— Почему легенды возникают, зачем их рассказывают?
— По этому поводу среди исследователей существуют два мнения. Объяснение первое: легенда помогает обществу проговорить смутные и неявные страхи. Людей что-то тревожит, но они не могут четко сформулировать и понять, что именно. Тут-то и появляется городская легенда, которая помогает эту тревогу выразить. В сельской Америке в 1980-90-е годы были очень распространены легенды о сатанистах, которые будто бы совершают кровавые ритуалы, умерщвляют животных, похищают детей с целью ритуальных убийств. Все эти истории вызвали настоящую панику. Американский социолог Джеффри Виктор подробно все это изучил и пришел к выводу: эти легенды особенно активно распространяются среди людей, которые в данный момент находятся в сложной социально-экономической ситуации. Как правило, это «синие воротнички», живущие в регионах, где закрываются предприятия. Они находятся в постоянном страхе потерять работу, их экономическое положение нестабильно. Неясная тревога этих людей за свое будущее находит выход в рассказах о сатанистах.
Объяснение второе: легенда позволяет символически решить какую-то неразрешимую в реальной жизни проблему. В таком ключе канадская исследовательница Диана Гольдштейн интерпретирует легенды об иголках с ВИЧ-инфицированной кровью. В 1990-е годы в США и Канаде этот миф вызвал массовую панику. Дело доходило до того, что люди боялись идти в ночные клубы и кинотеатры, опасаясь, что там в их тело незаметно воткнется смертельная иголка. Гольдштейн объясняла эту ситуацию так: есть система медицинского просвещения, говорящая людям, что ВИЧ — такая штука, которой можно заразиться везде и от кого угодно. Но для слушателей абсолютно неприемлема мысль о том, что можно заразиться ВИЧ, например, от любимого человека. Психологически более комфортно сделать угрозу внешней. Поэтому люди и распространяют легенды, которые утверждают, будто угроза исходит от чужаков, и локализуют эту угрозу в публичном пространстве (кинотеатре, ночном клубе, телефонном автомате), а не в своей собственной спальне. В некотором смысле легенда работает как сновидение: она выражает наши тревоги и осуществляет желания, которые мы не можем осуществить в реальной жизни.
— То есть легенда — своего рода психотерапевт?
— В том и другом случае она выполняет психотерапевтическую функцию. При всей нелепости того, о чем легенда рассказывает, нужно и важно ее изучать, потому что она является симптомом недовольства, страхов и тревог, которые люди не могут сформулировать другим способом.
— Значит, истоки городских легенд чаще всего кроются в человеческих страхах?
— Иногда и в желаниях, которые сложно осуществить. Но очень часто легенды действительно основаны на страхе. Думаю, что существует некий универсальный набор страхов, свойственный всем культурам. Допустим, дети, с одной стороны, воспринимаются как самая большая ценность общества, а с другой — как самая уязвимая его часть. Возможно, поэтому легенды об опасных чужаках очень часто содержат мотив насилия над детьми.
Политическая пропаганда и истории, транслируемые через СМИ, в каждом конкретном случае дают людям ситуативный язык, на котором эти универсальные страхи будут сформулированы. Например, пропаганда влияет на то, кто именно окажется в роли опасного чужака: американец или русский, еврей или «лицо кавказской национальности».
— Встречались ли вам смешные городские легенды?
— Они есть, но не могу вспомнить ни одной российской истории… Помню американский пример — если не забавный, то, по крайней мере, не страшный. Это очень популярная некогда история о сбежавшей бабушке (Runaway Grandmother). Молодая семья отправляется на каникулы и берет с собой престарелую бабушку. В дороге бабушка неожиданно умирает, и семья вынуждена ехать назад. На обратном пути семья выходит из машины, чтобы поесть в придорожном кафе, а вернувшись, обнаруживает, что труп бабушки загадочным образом исчез. Американский фольклорист Алан Дандес предполагает, что в основе легенды кроется нежелание молодых американцев возиться с трупами своих родственников. Молодые американцы не любят старость, смерть и все, что с этим связано. Но эта неприязнь социально не одобряется, а потому желание избавиться от хлопот с престарелым родственником вызывает вину. И вот появляется легенда, которая осуществляет это запретное желание — избавиться от бабушки и заодно от ее трупа.
Ужасы нашего кампуса
— Когда ученые обратили внимание на городские легенды?
— После того как осознали, что фольклор — не только сказки и баллады, которые помнят пожилые сельские жители, а тексты, которые живут здесь и сейчас, находятся вокруг нас. Американские фольклористы начали систематически собирать городские легенды в 1940-е годы. Выглядело это примерно так: университетский профессор опрашивал студентов, а потом публиковал статью, которая называлась «Небылицы от студентов университета такого-то». Эти истории из кампусов были иногда смешные, но чаще всего страшные, связанные с вмешательством сверхъестественных сил в человеческую жизнь — как, например, известная легенда об исчезающем автостопщике, в которой случайный попутчик оказывается призраком. В 1970-е годы и американские, и европейские фольклористы начинают изучать истории совсем другого типа — несмешные и начисто лишенные сверхъестественной составляющей. Прежде всего это истории об отравленной еде — например, о посетителе «Макдональдса», «Бургер Кинга» или KFC, который находит крысиный хвост в своем ланч-боксе. В 1980-е — 90-е годы начинают изучать легенды о ВИЧ-террористах, о краже органов и многие другие истории о «реальной» опасности.
Красная пленка и черная «волга»
— В чем специфика российских легенд?
— Советские городские легенды были гораздо менее специфичными, чем можно было бы подумать. Если смотреть, как они менялись с начала 1980-х через 90-е и до наших дней, то можно заметить, что было не так уж много исчезнувших специфически советских легенд — почти все они пережили СССР, трансформировались во что-то внешне новое, но узнаваемое.
— Какие легенды бытовали исключительно в СССР?
— Мне известны две. Первая — история о красной пленке. Она распространялась среди школьников, чье детство пришлось на конец 1970-х и начало 1980-х годов, и была довольно популярна. Рассказывали, что существует красная пленка или инфракрасные очки, которые позволяют видеть людей обнаженными. Снимаешь человека в одежде, а на проявленной пленке он голый. Или через очки смотришь и видишь людей без одежды. Легенда бытовала исключительно в позднесоветское время, а потом исчезла.
Вторая — легенда о черной «волге». Распространялась также среди детей примерно в то же время. Легенда гласила, что нельзя подходить к «волге» черного цвета, что если ты видишь такую машину, нужно бежать от нее со всех ног. История умалчивала о том, кто сидит в машине и что с тобой случится, если ты там окажешься. Просто исчезнешь, и все.
— Почему эти легенды возникли?
— На мой взгляд, история о черной «волге» связана с опытом Большого террора. Его пережили бабушки и дедушки, что-то о нем помнили или слышали родители. Детям, как правило, ничего об этом опыте не рассказывалось напрямую, но из каких-то обмолвок, обрывков разговоров, жестов и умолчаний они все-таки узнали, что черной машины надо бояться. Почему ее надо бояться — им объяснено не было, это звено оказалось потерянным. Рассказывая эту историю, дети, сами того не зная, воспроизводили реалии Большого террора, когда человек попадал в черную машину и исчезал навсегда, а его родственники на протяжении многих лет не знали, куда именно он исчез и почему.
На самом деле легенд о черной «волге» было несколько. Существовала еще одна, менее распространенная — о том, что люди в черной машине крадут детей на органы. Но эта история совершенно не специфична: она ходила в Латинской Америке и до сих пор продолжает там ходить; ее рассказывали и в Польше, и много где еще. Еще раньше, в 1950-е и 60-е годы, по Москве ходила история о машине Берии, в которую по указанию министра затаскивают девочек и женщин.
— А история о красной пленке тоже связана с советским опытом?
— Возможно, она связана со страхом взрослых перед слежкой со стороны КГБ. В то время как дети рассказывали о красной пленке, взрослые обменивались историями о суперприборах КГБ, которые позволяют видеть и слышать сквозь стены домов или слышать, о чем люди говорят на скамейке в парке, из припаркованной в 10 метрах машины, и тому подобное. Я совершенно не хочу сказать, что позднесоветские дети боялись КГБ. Но они впитывали представление о том, что любая приватность хрупка и проницаема, что кто-то может легко ее нарушить. Легенда о красной пленке помогала не только избавляться от этого страха, но и обратить его в свою пользу. Мальчик или девочка убеждали своих одноклассников в том, что у них есть красная пленка, и таким образом декларировали свою способность вторгаться в приватное пространство других людей. Благодаря воображаемой пленке они приобретали власть над своими одноклассниками или друзьями во дворе.
Старые мифы о главном
— А другие популярные советские легенды?
— Некоторые из них мало изменились с течением времени. Точнее, в них поменялись персонажи и декорации, но структура осталась прежней. Особенно это касается историй об отравленной еде. В позднем СССР рассказывали истории о мясокомбинате, где стоит чан с фаршем, в который падают крысы. Все содержимое перемалывается, а потом ни о чем не подозревающий покупатель находит крысиную лапку в колбасе. При этом рассказчик ссылался на знакомого или родственника, который на этом мясокомбинате работает. История не так экзотична, как кажется на первый взгляд: в то же самое время на Западе рассказывали, как покупатели находили крысиные хвосты в гамбургерах и кока-коле. Естественно, с появлением в России ресторанов быстрого питания объектами страхов стали те же самые гамбургеры и кола, а не колбаса.
То же самое касается историй о ВИЧ-террористах. До конца 1980-х годов большинство советских людей слово «ВИЧ» никогда не слышало. Однако в СССР ходили истории, по своей структуре совершенно идентичные историям о ВИЧ-террористах. Рассказывали, будто больные туберкулезом разбрасывают на детских площадках марлю, пропитанную зараженной мокротой. Говорили, что больные сифилисом пьют из стаканов общего пользования в автоматах с газировкой. А в конце 1980-х, когда СМИ стали обсуждать проблему ВИЧ, место людей с туберкулезом и сифилисом заняли ВИЧ-инфицированные.
Или возьмем все ту же историю про иностранцев и отравленные конфеты: теперь фигура враждебного иностранца потеряла актуальность, по крайней мере для больших городов. Легенда видоизменилась: теперь мы чаще слышим о драг-дилерах, которые раздают детям жвачки с наркотиками. Однако в маленьких городах фигура иностранца до сих пор может вызывать подозрение. В одном маленьком городке на Русском Севере регулярно бывают иностранные туристы, которым устраивают экскурсии по местной школе. Эта практика, приносившая, кстати сказать, немалую прибыль школе, вызвала возмущение родителей — дескать, что у нас тут по школе всякие иностранцы ходят, наших детей непонятно чем угощают! В общем, представление об опасных чужаках, желающих нанести вред нашим детям, сохраняется.
— Какие городские легенды популярны сейчас?
— Когда распространяется мобильный интернет и подростки начинают проводить много времени в соцсетях, а родители при этом не понимают, как эти соцсети работают, появляются разные легенды об опасности интернета. Родители воспринимают интернет как непонятное пространство, их тревожит невозможность контролировать ребенка, который «сидит в интернете». В той же легенде о «группах смерти» эта тревога находит выражение — легенда дает понятное объяснение, почему соцсети опасны.
Воплотим легенду в жизнь!
— Как именно возникла легенда про «группы смерти»?
— Для широкой публики эта история началась со статьи Галины Мурсалиевой в «Новой газете», но она не была первым и единственным «промоутером» этой легенды (в статье речь шла о 130 жертвах «групп смерти», что не получило подтверждения. — «РР»). У паники всегда есть несколько агентов, она обычно возникает, если интересы, условно говоря, «народных масс», СМИ и власти встречаются. Сначала была группа родителей, чьи дети покончили с собой. Они долго обивали пороги властных инстанций и СМИ, пытаясь убедить чиновников и журналистов, что во ВКонтакте орудуют группы смерти, а те в ответ крутили пальцем у виска, и ничего не происходило. В какой-то момент родители-активисты встретились с журналисткой Галиной Мурсалиевой, которая восприняла эту историю всерьез и совершенно искренне озаботилась судьбой российских детей. Очень часто СМИ публикуют подобные истории из понятного желания выпустить сенсационный материал. Текст встретил понимание огромного количества родителей, озабоченных опасностью интернета, и в то же время нашел самый горячий отклик у людей, занимающих высокие посты — например, у депутатов Госдумы, которые давно ищут способ ограничить свободный доступ граждан в интернет (были приняты законы, ужесточающие наказание за доведение до самоубийства и за создание «групп смерти», а во «ВКонтакте» было заблокировано множество групп с жестоким контентом. — «РР»). И вот когда интересы всех этих групп пересеклись, тут-то «группы смерти» и пошли гулять по просторам нашей родины.
— На волне истерии по поводу «групп смерти» такие группы действительно пытались создать?
— Существует понятие, разработанное американскими фольклористами в 1980-е годы: фольклорная остенсия. В самом общем смысле это влияние фольклора на поведение людей. Теоретики остенсии выделили несколько форм такого влияния. Самая сильная — когда кто-то решает воплотить фольклорные истории в жизнь. Когда мы читаем новость об аресте куратора «групп смерти», то, скорее всего, имеем дело именно с этим явлением. (Самый известный фигурант подобных дел Филипп Будейкин на самом деле создавал группы с суицидальной тематикой до публикации статьи в «Новой газете». 18 июля 2017 года он был приговорен к трем годам и четырем месяцам колонии; в материалах дела есть показания школьницы, утверждавшей, что он склонял ее к самоубийству. Противоречивые признания Будейкина о 17 жертвах не нашли подтверждения. Были и другие осужденные, которые, возможно, воспользовались «хайпом», в том числе для вымогательства денег, по сообщениям следственных органов. — «РР»). Сначала возникла легенда, потом она получила широкую медийную огласку, потом ее стали рассказывать школьникам на классных часах, родителям — на родительских собраниях. Многие дети, кстати, узнали о существовании групп смерти именно от своих учителей на профилактических «классных часах». В такой ситуации у кого-то вполне может появиться желание стать тем самым зловещим неуловимым «куратором», которого боятся взрослые и дети. Точно так же происходило в Америке во время массового распространения легенд о сатанистах. Находились подростки, которые решали стать этими самыми сатанистами, пытались воспроизводить ритуалы, о которых они слышали от испуганных взрослых.
— А что происходит при менее выраженной остенсии?
— Самая легкая (так называемая квазиостенсия) — это когда мы начинаем интерпретировать непонятные события так, как нам предлагает легенда. Например, во время паники по поводу «сатанистов» американский фермер находит дохлую корову, которая выглядит как-то странно, и делает вывод, что животное в ритуальных целях убили сатанисты.
Бывает, что человек пытается использовать легенду для того, чтобы скрыть следы преступления или напугать кого-то — тогда это называется псевдоостенсией. В апреле 2017 года в Ростове-на-Дону мужчина подобрал на улице мобильный телефон, а тот взорвался у него у руках. Довольно быстро выяснилось, что мотивом преступления была личная месть пострадавшему. Но поскольку взрыву телефона предшествовали взрывы в питерском метро, люди повсюду видели замаскированные бомбы. В сетях начали появляться тексты с призывом «ничего не подбирать с земли». Через несколько дней после происшествия жительница Ростова описывает в соцсети, как в кафе двое подростков, хихикая, кидают в ее сторону телефон, убегают, а у нее от страха вся жизнь проносится перед глазами, потому что первая ее мысль — «сейчас взорвется».
— Что именно ваш метод — фольклористика — дает для практики? Какая польза оттого, что мы называем это легендами, а не, например, фейками?
— Чтобы предотвратить опасное функционирование этих легенд, нужно сделать так, чтобы люди им не верили. Одна из проблем заключается в том, что СМИ и политические элиты, играющие важную роль в усилении паник, могут иметь вполне практический интерес в том, чтобы легенде верили (совершенно не утверждаю, что этот интерес ими осознается). Рядовым интернет-пользователям польза не практическая, а психологическая. Если депутату легенда о «группах смерти» помогает оправдать введение репрессивного закона, то маме, встревоженной странным поведением сына-подростка, она помогает объяснить это поведение, а заодно снять с себя ответственность за психологические проблемы ребенка («его в интернете зомбируют»). Ведь часто легенда указывает на ложные причины вполне реальной проблемы.
Ни с этими реальными проблемами, ни с тем психологическим или практическим «профитом», который получают распространители легенды, фольклористика ничего поделать не может. Но она знает, как устроен фольклорный текст и как его можно отличить от нефольклорного. Одно из отличительных свойств фольклорного текста — клишированность. Там, в отличие от реальности, похожим образом действуют похожие персонажи. И если в реальности у каждого действия есть мотив, то действия фольклорных персонажей, как правило, не мотивированы ничем, кроме их собственной природы. Баба-яга и Кощей Бессмертный вредят хорошим людям без всякой цели, а просто потому, что они злы по своей природе. Какую цель преследуют иностранцы, раздающие советским детям отравленные жвачки? Да никакую: природа у них такая, злодейская. То же самое мы видим в истории с «группами смерти»: отдельные попытки дать «геополитические» объяснения действиям «кураторов» возникли через несколько месяцев после статьи Мурсалиевой, до этого речь шла просто о неких зловещих людях, которые почему-то стремятся «убивать наших детей». То есть если давать интернет-пользователям какие-то советы в стиле «как распознать городскую легенду», то первый совет — постарайтесь вспомнить, не встречались ли вам подобные истории раньше. Второй совет — обратите внимание на то, как эта история объясняет действия персонажей. Если речь идет о немотивированном желании творить зло (особенно, если это желание приписывается этническим или социальным чужакам), то перед вами, скорее всего, легенда, а не описание реального случая.
— Но если это легенда, значит ли, что это неправда?
— Благодаря механизму остенсии легенда вполне может стать правдой. Когда кто-то решит воплотить ее в жизнь.
