Этот город разбился,
Но не стал крестом…
Ю. Шевчук
Мертвый Город. Рождество.
20 лет назад завершилась вторая битва за Грозный, в которой семитысячный сводный гарнизон моджахедов противостоял двадцатитысячной объединенной группировке федеральных сил. В результате самого кровопролитного сражения за обе русско-чеченские войны потери сторон исчислялись приблизительно тремя тысячами убитых (не считая жертв гражданских). И сейчас чуть ли не впервые появился шанс откровенно поговорить об этих событиях с их участниками
Многие мои знакомые ветераны чеченской кампании — как солдаты федеральных войск, так и бывшие бойцы отрядов чеченского сопротивления, — еще с Первой войны Грозный именовали «городом-героем». В названии этом сквозили гордость, ирония, горечь.
Для обеих противоборствующих сторон Грозный имел равно символическое, политическое и стратегическое значение: 1-я кампания началась с кровопролитных боев за город в декабре 1994-го, и там же война остановилась в августе 1996-го. Третья битва грянула 26 декабря 1999 года. Вновь город стал мировой столицей войны в Европе.
Я вспоминаю свое первое впечатление о Грозном, который только-только пал. Улица Мира. Гнетущее уродство развалин — груды размолотого кирпича, черные от копоти пожаров стены, превращенная в грязное месиво дорога. Промерзшие подвалы, набитые трясущимися от страха людьми. И там и тут землянки, сочащиеся вонючим дымом.
Ми-ра… Какая жестокая насмешка — так испохабить самое важное слово в человеческом языке!
Минутка. Площадь. То, что сохранилось от площади… Среди серых останков города хмурые медики невозмутимо сидят в креслах за хлипким деревянным столом, накрытым белой скатеркой, сделанной из солдатского пододеяльника. Поворот на изгвазданный «градами» бывший проспект Ленина стыдливо прикрывает резная ширма белого цвета. Рядом — медицинская тележка, заботливо накрытая белой простынкой, под которой угадываются очертания хирургического инструментария. Ветер треплет белый флажочек с красным крестом, присобаченный к расстрелянной десятками осколков трубе. Вокруг хамское торжество руин. Белая скатерть, белая простынь режут взгляд. Как абсурдно, искусственно… Но — белый флажок, белая ширма, как унылое выражение неприязни.
— Что здесь, господа офицеры?
— Господа в Париже!
— Хорошо, товарищи…
— Это… как это называется… уголок психологической разгрузки.
Мимо проносились танки, БМП, спешили зеленые, тентованные УРАЛы. Водители в кабинах радостно сигналили друг другу, бронетехнике, солдатам на «броне». Служивые отчаянно махали в ответ. Я не видел лиц водителей в грузовиках — дверцы кабин были дежурно завешены бронежилетами. Я слушал гудки машин, тарахтение моторов, солдатский смех. Однако же, странное дело – Грозный не оживал от калейдоскопа звуков. Грозный казался мертвым, неузнаваемо чужим, не похожим на веселый южный городок, в котором я был еще до Первой войны. В этом новом Грозном изменилась планировка улиц и были написаны новые правила дорожного движения. В нем не было школ, родильных домов, театров, детских садов и парков — но был избыток воинских частей, изоляторов временного содержания и даже тюрем. Все просто: наступило возмездие. Страшный суд наяву.
Грозный… Город, где так грозно прозвучала перекличка двух непримиримых общественных устройств, двух воинствующих в своем упрямстве систем. И чеченцы, и русские воевали за город, парадоксально опираясь на историческую невесомость догм и предрассудков, лишенную всякой опоры и с той, и с другой стороны. Она, опора эта, бралась из самой глубины души. Она поддерживала веру в победу и для одних, и для других, помогала обжить общий для всех ад, не сломаться под огнем, не сойти с ума от ставших будничными, ежедневных поминаний всех, кто был застрелен, кто заживо сгорел в танке, был разорван миной, кого раздавило под руинами. Каков же был ее внутренний смысл? Принесла ли она кому-то свободу или триумф победы?
В сентябре 1999 командование вооруженных сил Ичкерии заявило, что «Джохар (так, в честь Джохара Дудаева, боевики называли Грозный. — «РР») никогда не будет взят русскими». Больше месяца вся сокрушительная мощь российской армии расщеплялась истаявшей горсткой изможденных, плохо вооруженных гордецов, упрямо веривших в лукавое — что история благоволит им, именно им! За что же? За то, что они несли в глубине своих душ свободу, которая непременно должна родить победу — цель всякой войны. Но несли они только свою одинокую слепоту, не осознавая неизбежность жестокого проигрыша или упрямо отказываясь смириться перед ней.
Крохотная, но очень храбрая и сплоченная этническая группа, демонстративно выпавшая из тесных связей окружающего ее чужого и высокомерного, враждебного мира, встала перед своей судьбой, одинокая как перст — веря, что Аллах вновь одарит их победой, что война вот-вот закончится: все войны заканчиваются когда-то…
Но вышло по-другому: нет, война закончилась, но с уничтожением республиканской столицы, которую стерли с лица земли.
Официальные лица говорили про то, что «пока в городе находится мирное население, штурма Грозного не будет»; первый заместитель начальника Генштаба Минобороны генерал-полковник Валерий Манилов утверждал это лично. И командующий группировкой «Восток» Объединенных федеральных сил генерал Трошев заявлял, что «российская армия не будет штурмовать Грозный». Сам председатель правительства Владимир Путин утверждал, что «новой чеченской войны не будет»!
Российским генералам из Министерства обороны было известно о том, что практически везде на вооружении стояли машины с колоссальным износом; некоторые танки и БМП помнили еще боевые действия в афганской провинции Логар в 1983-м… Генералы знали также про большой некомплект личного состава; генералы понимали, что как раз на самое начало войны приходилась установленная законом необходимость увольнять отслуживших солдат-срочников, на смену которым придет пополнение без опыта войны. И тем не менее, выходя в паблик, генералитет утверждал, что Вооруженные силы России обладают всем необходимым для ведения войны.
Военачальники знали, что именно это хотела услышать Москва. И, прекрасно осознавая, что армия к войне не готова, политическое руководство страны решило так: начнем — посмотрим, что получится, поскольку, чего уж лицемерить, все происходившее было наименьшим злом.
Все решалось и версталось второпях, все доводили до ума в последний момент. Не все подразделения даже успевали прибыть на намеченные рубежи. Назначались сроки выполнения задач, от которых у командиров штурмовых батальонов глаза вылезали из орбит.
Почему не поступили так, как хотели и даже обещали в самом начале — жесткая блокада города параллельно с зачисткой предгорья и горных районов и оказанием продолжительного, непрерывного, комплексного давления на защитников Грозного с принуждением их к неминуемой капитуляции?
В стремлении штурмовать Грозный несмотря ни на что, не считаясь с потерями, безошибочно просматривалось нежелание дать повод «западникам» усомниться в решимости нового российского лидера идти до конца во что бы то ни стало. Но больше всего угадывалось стремление «ястребов» поскорее расквитаться за унижение Первой чеченской войны.
Каток было уже не остановить. 26 декабря 1999 года вопреки всем ранее сделанным отвлекающим заявлениям было официально объявлено о начале штурма. И грянуло!
Вся собранная армада войск насчитывала около 22 тысяч бойцов. Сила, казалось бы… Однако сил не хватало.
Первая же неделя боев показала весь накал противостояния, упорство защитников Грозного и опрометчивость выбранной тактики. Войска продвигались вглубь города, слабо понимая, в каком количестве будет представлен противник. Разведданные о его численности были ошибочными. Предполагали до трех-четырех тысяч активных боевиков; между тем моджахеды из числа «непримиримых» сконцентрировали в Джохаре очень крупные силы — от семи до восьми тысяч бойцов (включая иностранных наемников), основательно подготовившись к отражению штурма.
Бывший полковник Советской армии Аслан Масхадов, выпускник Ленинградской Военно-артиллерийской академии имени Калинина, награжденный орденами «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» II и III степеней и медалью «За безупречную службу», оказался искусным стратегом. Еще в Первую войну он превратил столицу Чечни в крепость, внутри которой были возведены инженерные заграждения, продумана система огня, налажены подвоз и доставка боеприпасов, организованы смены оборонявшихся и коридоры для эвакуации раненых и погибших в тыл.
Все кварталы были интегрированы в единую цепочку, соединявшуюся звеньями траншей, приспособленных для оперативного перемещения гранатометчиков и пехотинцев с минометами. Наиболее выгодные в тактическом отношении перекрестки были заранее пристреляны, система оповещения отлажена: как только там скапливалась российская техника, наблюдатели боевиков немедленно связывались с замаскированными огневыми позициями и по этим участкам наносились удары.
В каждом городском секторе функционировал свой узел обороны со штабом, объединявший стратегически выгодно расположенные здания и подземные переходы. В импровизированные форты были превращены бывшие магазины и школы, склады, автостанции. Промышленная зона стала одним грандиозным укрепрайоном с переплетениями ходов сообщений, где можно обороняться месяцами, изматывая противника. В разбитых цехах находились замаскированные гнезда для работы снайперов и пулеметные дзоты. В бетонных подвалах хранили запасы боекомплекта, размещали полевые госпитали. Там же можно было пересидеть авиаудар или налет артиллерии.
И все же… неистовая ярость чеченских контратак не смогла остановить медленный, неуклюжий, но сминавший все на пути и неумолимо катившийся вперед тяжелый русский каток войны. И вот жирные оборонительные линии чеченских укрепрайонов, отражавших целый месяц удары российских штурмовых отрядов, стали истрепанными нитками — их сопротивление угасло, сила превратилась в бессилие.
Поскольку люди с бомбардировщиками, тяжелыми огнеметными системами и установками залпового огня сильнее людей, не имеющих таковых. Угроза со стороны толпы, вооруженной кинжалами да винтовками, очень быстро превращается в клоунаду перед фугасными бомбами и реактивными термобарическими ракетами.
41 день упорных непрекращающихся боев. Полтора месяца ежедневных человеческих трагедий. Массовый забой людей, истлевших кровожадной ненавистью друг к другу. Пожалуй, кульминацией всей грозненской драмы был не скандальный прорыв басаевского отряда, который проспали российские разведчики, но гибель русского генерала Михаила Юрьевича Малофеева 17 января 2000 года. Его трагическая смерть стала объектом некрасивых спекуляций. Малофеев с солдатами попали в засаду, организованную, как утверждали в 2001 году мои чеченские источники, одной из боевых групп полевого командира Хизира Хачукаева (находившегося в подчинении у Руслана Гелаева), чей батальон принимал участие в обороне Старых Промыслов и, позднее, Заводского района.
5 февраля 2000 года после шести недель сражений было объявлено о «взятии под полный контроль столицы Чечни». В реалии же победителям достались заснеженные руины мертвого города, уже оставленного его защитниками.
Минуло 20 лет. Мы так и не приблизились к постижению смысла грозненской притчи.
Грозный: город-стихия, город-майдан, город-эпоха, город-ад, город-кладбище. Город безнадежного триумфа. Город смены координат времени.
Город, который изменил нас всех…
