— Как появилась идея поставить «Пробуждение весны»? Для России это не самый очевидный материал.

— Меня попросили сделать спектакль для зрительской категории, которая в какой-то степени недооценена, — я говорю о подростках. И я сразу подумал про «Пробуждение весны»: это пьеса, в которой говорят о подростках и в которой фигурируют подростки. Это совершенно удивительный текст, очень сложный, глубокий и важный для мировой драматургии. В нем много актуальных и на сегодня тем.

— В постановке Алексея Франдетти в Гоголь центре были песни Сейтера в адаптированном переводе режиссера Жени Беркович. А вы как-то адаптировали текст XIX века?

— Я много говорю с актерами о том, что связывает этот текст с сегодняшним днем. И мы стараемся сделать так, чтобы эта пьеса была важной и необходимой сегодня.

Суть моего театра — актеры. Поэтому мы сделали следующее: сначала попросили перевести оригинальный текст с немецкого, потому что тот перевод, который есть в России, достаточно архаичен. А затем уже стали адаптировать этот текст вместе с актерами через импровизации.

То, чем мы занимаемся, — это перевод пьесы Ведекинда на язык сцены с помощью символов, сложных сцен и современных технологий. Для нас это вызов — соединить технологии и драматический текст, написанный больше ста лет назад.

— Почему вы решили использовать виртуальную реальность?

— Мы экспериментируем с тем, как использовать язык виртуальной реальности в театре. И делаем мы это потому, что язык подростков сильно изменился — на него повлиял интернет. В своем спектакле мы говорим о людях, которых называют поколением Z (в теории поколений это молодежь, «родившаяся со смартфоном в руке». — «РР»). Мы думали напрямую подключаться к смартфонам и планшетам зрителей, но не нашли способа это сделать. Так или иначе, гаджеты в спектакле будут участвовать.

— Вы из Италии, работали с традиционной итальянской комедией дель арте — как проявились в вашей работе гаджеты и виртуальная реальность?

— Да, в своей карьере я и правда сосредоточился на работе с маской, а начинал с комедии дель арте. Это то, что определило мой театральный язык.

Параллельно занимался физическим театром, танцевальными спектаклями. И вот этот проект — шаг вперед для меня, вызов и возможность поработать с новым видом маски. Потому что в данном случае маска — это виртуальная реальность.

— Вы проводили тренинги для русских артистов по работе с маской?

— Я в принципе себя определяю не как режиссера-демиурга, а как режиссера-педагога. Мне нравится сотворчество с артистами — в том числе русскими. В России я давал мастер-класс в Школе-студии МХАТ, но это был класс для сценографов. А так как педагог преподавал в театральной академии в Праге, в Минске, в Киеве, в Эстонии. Я, отталкиваясь от работы с маской, преподаю импровизацию. Наверное, это можно как-то так сформулировать.

— Россия — театральная страна. У вас были какие-то мечты, связанные с визитом к нам?

— Впервые я приехал в Россию в 2009 году на фестиваль «Подиум», я был тогда студентом. Сейчас приехал как режиссер — могу сказать, что в некотором роде сбылась моя мечта. Как итальянец я очарован русскими мастерами театра. В Москве я много хожу в театр, многое смотрю и понимаю, что это действительно театральный город. Я под огромным впечатлением и от постановок, и от публики, которая в конце может аплодировать стоя. К сожалению, я не видел «Пробуждения весны», которое ставили в Гоголь центре; спектакль уже не идет, а видео мне найти не смогли. Но сегодня вечером я снова иду в театр — смотреть спектакль Серебренникова.