Вирус в разных странах меняет образ жизни людей неодинаково. У России, как водится, свой путь и здесь. Например, если европейские старики дисциплинированно сидят дома, как и предписано карантином и статистикой смертей, количество которых прямо пропорционально возрасту, то наши глубокие пенсионеры плевать хотели на все рекомендации и риски. Продовольственные магазины полны энергичных старушек с сумками на колесиках, охотящихся за дешевизной. И они уже не стесняются — чего там стесняться, ведь скоро война: если раньше крупные яйца на мелкие отбирали из упаковок скрытно, прикрываясь локотком, то теперь делают это напоказ, оставляя упаковки настежь.
Купив еще и гречки с перловкой, они дружной толпой отправляются в Сбербанк. Зачем? Как это зачем? Снимать деньги со своих счетов! В спальном диване в таких ситуациях, как теперешняя, рублям лежать надежнее, чем непонятно где и у кого. С оперативной памятью у старушек в силу возраста неважно. Зато с долгосрочной все в порядке. Легендарная денежная реформа Павлова, мгновенная утрата всех до копейки накоплений, покоившихся эпохами на сберкнижках, — эти воспоминания вызываются из конца прошлого тысячелетия легкой вибрацией специального мозгового нейрона. У деменции — не путать с деноминацией — есть такое свойство: демоны прошлого страшнее демонов настоящего.
(Где тем временем их старики? Скорее всего, они не дома сидят, — их нет физически на этом свете. До возраста максимального риска российские мужчины просто не доживают.)
Можно называть такое поведение родовой памятью, социальным атавизмом или проявлением глупости. В любом случае оно существует и довольно распространенно в наших бескрайних краях. Иначе чем объяснить, скажем, что в домах и квартирах потомков блокадников, и внуков их, и правнуков даже, всегда хранится существенный запас продовольствия «на всякий случай»?
В одной даже не петербургской, а московской семье интеллигентов такой н/з постоянно обновляется, примерно раз в пять лет. А его название отсылает к всадникам апокалипсиса и меняется в зависимости от актуальности потенциальной угрозы. В голодные 1990-е его шутливо именовали конем вороным. Года три назад, когда все только и твердили что о возможной ядерной войне, это уже был конь рыжий. Теперь же он переменил окрас и стал бледным — по кличке, естественно, Чума.
Истинно говорю вам: может, в Италии или где-то там еще пожилые и вымрут первыми, но наши — последними. Ведь у наших богатейший опыт выживания в экстремальных условиях. Передаваемый из поколения в поколение. А также — советский навык читать между строк и слушать между звуков официальные сообщения.
Власти говорят: не закупайтесь продуктами, на всех и надолго хватит. Расшифровывается это однозначно: надо срочно в магазин и запасти побольше. Говорят, не следует приобретать доллары — бежим в обменники. Не пейте крепкий алкоголь, это не спасает, а, наоборот, усугубляет заражение — ага, достаем клюквенную, прибереженную на черный день, и расчехляем самогонный аппарат.
Или — почему вот именно гречку в первую очередь сметают с магазинных полок?
Потому что гречка, греча, — идеальный продукт в условиях катаклизма. Это у нас даже двоечники знают. Не требует термической обработки, в отличие от риса и прочих круп: залил водой — и через полчаса, как набухнет, можно есть. А сваренная, не портясь, может храниться, кажется, бесконечно и без холодильника. К тому же полезнее прочего. То есть «рисовые» люди рассчитывают на мягкий сценарий беды. А запасающиеся гречкой допускают худшие варианты — когда придется обходиться без электричества, газа и прочих достижений цивилизации. Без гадалки ясно, на кого делать ставки.
Эх, то-то бы Юрий Михайлович Лужков порадовался за гречку! Он ведь в ней толк знал — сам на калининградщине выращивал, мог об этой культуре часами рассказывать.
Но вот что удивительно. Те же самые люди, которые, казалось бы, собаку съели (простите за циничный каламбур) в грубом консервно-крупяном деле обеспечения личной безопасности, беспечно — мягко говоря — ведут себя, когда речь заходит о тонких уровнях.
Идет служба в православном храме в одном из комфортных и небедных районов Москвы. Вечер буднего дня. Народу прилично, кое-где приходится двигаться боком, протискиваясь. Публика чистая. Глаза ее отражают пламя свечей и высшее образование. Многие прикладываются к иконам. Не символически. Натурально целуют. Кто-то — раму, рассчитывая все-таки, что там поменьше «микробов». Но большинство — прямо стекло. Да и, наверное, с мысленными просьбами уберечь от опасности заболеть.
Время от времени старушка-служка протирает иконы куском бумажного полотенца, смоченным одеколоном «Саша».
— Вы не боитесь заразиться — все-таки эпидемия? — спрашиваю гражданина, на выходе отряхивающего джинсы, а перед тем совершившего несколько коленопреклоненных поцелуев.
— Господь Бог не попустит.
Зато тут же вывешен и плакатик с надписью: «В связи со сложной эпидемиологической ситуацией сбор вещей прекращается». Речь идет о вещах, которые прихожане и прочие неравнодушные приносят на подворье для малоимущих. И выходит, значит, что к благотворительным треникам и толстовкам вирусы охотно прилипают, а с икон осыпаются, лишенные своей пандемической силы.
В целом же, как показывает городская улица, в нашем народе преобладает убеждение «на Бога надейся, а сало надо перепрятать», но с эдаким все-таки налетом чисто русского фатализма.
Маски закупили, но не носят. Даже бессмертные кассиры в сетевых супермаркетах. Потому что маска — это для слабаков. Одна на кассе чихнула. Зычно-смачно. Как бы вызывающе. Хоть и в ладоши. Секунды на три весь магазин замер — и очередь, и соседние кассы, и шпроты, кажется, тоже замерли. Потом кто-то из очереди громко и яростно произнес: «Будьте здоровы!» И тут же грянул общий смех. На грани истерики, конечно. Но смех всетаки. И следом — комментарий мужичка с пачкой туалетной бумаги, смеявшегося веселее других, вспомнившего интернетовский мем: «Вот зачем нужно столько туалетной бумаги. Один чихнул — семеро обделались».
Мемов вообще сейчас множество на коронавирусную тему. Больше всего нравится переосмысленная картина Микеланджело «Сотворение Адама», где Бог обрабатывает руку человека санитайзером.
Таким образом высмеивая свой страх, люди словно приручают его. Ведь если поржать, то вроде и не так сосет под ложечкой.
Обеззараживатели для рук — тоже закупили, но что-то не видно, чтобы кто-то ими пользовался или протирал мобильники, как советуют врачи.
Встреченный сосед рассказывает, как пытается самостоятельно сделать санитайзер. Потому что уже цены на них взвинтили, да и по таким ценам ничего нет в продаже. Нашел дома, говорит, пустой пузырек из-под туалетной воды с пульверизатором — бывшая жена дарила на двадцать третье. Купил водки. Сел заправлять. Дай, думаю, прежде выпью. Ну и увлекся — увлекающаяся он натура. Всю бутылку прикончил, а заправить пузырек руки не дошли. Вот, идет сейчас за новой пол-литрой. Как бы и с ней у него фиаско не приключилось.
В принципе, так и выглядит сегодня универсальный сценарий, по которому наши люди борются с пандемией коронавируса.
Кому-то неловко идти в магазин за туалетной бумагой, хотя дома она банально закончилась, — и тогда переходят на мусульманский водный способ гигиены. Говорят так: а вдруг на меня подумают, что я тоже запасаюсь и с ума сошла.
Кто-то бравирует духом и телом. Дескать, врешь — не возьмешь, русские не сдаются и все такое.
В лесную качалку Тимирязевского парка приезжает журналистка, чтобы сделать репортаж под рабочим названием «ЗОЖ во время чумы». Спрашивает мужиков: «Как вы относитесь к коронавирусу?» Мужики отвечают, что вот так: раздеваются по пояс и начинают тягать железо, восстанавливая свои липидный и белковый обмены, выпаривая в морозный воздух все свои шлаки, а вместе с ними и зловредные вирусы. Журналистка в восторге. Это то, что нужно для сюжета против паники.
Минус четыре. Обычно при такой температуре здесь принят зимний вариант рукопожатия — в перчатках или варежках. Но сейчас это дело принципа и отваги. Мужики снимают перчатки, прощаются и снова надевают: «И вам не хворать».
Есть такие, кто поддался даже не панике, а беспокойству, но стыдится своей слабости, а потому ее скрывает. Но это главным образом люди постарше, под пятьдесят — те, у кого за плечами судьбы куча пережитых страной финансовых кризисов, войн на окраинах империи и талонов на сахар. Кто помоложе, таким бессмысленным, с их точки зрения, рефлексиям не подвержен.
Магазин «Спецодежда». Здесь продают респираторные маски. Каждое утро привозят новую партию, потому что к обеду они заканчиваются. В очереди пятеро. Англосаксонского вида иностранка, юноша, двое мужичков и предпенсионная дама. Иностранка и юноша закупаются обильно и основательно: выясняют характеристики продукта, спрашивают, спасет ли от заразы, просят добавить еще запасных фильтров. Мужички же, оправдываясь, сразу заявляют: нам для ремонта, квартиру делаем. В смысле, вы только не подумайте, что это из-за какогото дурацкого вируса, не дети уже — во всякую ерунду верить. А дама прямо с заготовкой куклы пришла. Вот, говорит, хобби у меня такое, лаком покрывать буду, а у меня аллергия.
В магазине «Хорошее мясо» продают гречку по 80 рэ и санитайзеры по 200. Пытаются с помощью диверсификации компенсировать снижение спроса в православный пост.
На фермерском рынке большой популярностью пользуется продавец, который в эпоху доставляемой на дом еды и фастфуда не утратил способности закатывать мясо в стеклянные банки. Вокруг него собралась небольшая группа интересующихся. Сейчас он со своей машинкой для закатки — практически коуч. Причем, в отличие от прочих теперешних коучей, офлайновый. Знай, дело приговаривает: «А руки-то помнят, все помнят, суки».
В «Магните» дама с двумя банками сайры убеждает свою подругу с одной банкой сайры купить еще одну банку сайры. Та не соглашается, говорит: «У меня с прошлого конца света много осталось».
Тем временем то и дело слышишь в телефонных разговорах магазинных менеджеров радостное: сообщают кому-то, что вчера вот сделали тройную выручку, а сегодня и того больше намечается.
А служба доставки продуктов оперирует теперь неделями. Ипохондрикам и интровертам приходится самим идти в магазин. Вот где страх-то божий.
Умные приноровились открывать двери, касаясь атипичных мест — берясь не за ручку, а, скажем, за край самой двери. Но умных у нас так много, что безопаснее открывать — в типичных.
А еще в лифтах люди из антивирусных соображений перестали судорожно жать на кнопку, ускоряющую закрывание дверей. Приходится добираться на шестой этаж на целых двенадцать секунд дольше. Из-за чего возникает непривычное, давно забытое ощущение неторопливости жизни, практически дзена.
