Эти люди, как правило, не считают себя элитой, но именно с ними в Ростове и Краснодаре ассоциируются целые сферы деятельности, именно они несут нечто новое в свои области. Однако их голосов часто не слышно
КОЛЛАЖ А. ЧЁРНОГО
Читайте Monocle.ru в
Нельзя сказать, что это самые влиятельные люди — есть много влиятельных и даже авторитетных людей, которые к прогрессу не имеют никакого отношения. С определённой степенью условности эту элиту можно считать новой — не по возрасту, а по установке на новое.
«Созидатели» — наиболее компромиссное слово, описывающее тех, о ком мы хотели написать. Слово «элита» многих респондентов не просто смущает, а даже не принимается ими. Медианалитики в последние годы говорят о ярко выраженных антиэлитарных настроениях. За этим словом, с одной стороны, шлейф недостижимого сегодня аристократизма, с другой — оно в какой-то момент себя обесценило полной зависимостью от денег. Отсюда новые термины — лидеры мнений, лидеры сообществ и даже кадровый резерв. «Новая элита» — термин, который используется и в проекте «Лидеры России». То есть это словосочетание и про потенциал, и про кадровый резерв, и про человеческий капитал в лицах. Как выразился один из собеседников, как ни назови, а в каждом регионе есть круг людей с крайне активной жизненной позицией в своих сферах — и от них более всего зависит повестка. Впрочем, с повесткой — с её тотальной зависимостью от власти — проблема, поэтому мы часто слышим мнение о том, что голос новой элиты в обсуждении ключевых вопросов не слышен. Вот такой парадокс: элита не вполне может сегодня выполнять свои функции в обществе.
Как выявить лидеров: методика снежного кома
В основе исследования лежала методика «снежного кома»: первых однозначно авторитетных людей выделяем самостоятельно, просим их назвать 10–15 имён, затем просим сделать то же самое тех, кого они назвали. Так мы опросили по 25 человек в Ростовской области и Краснодарском крае — и получили список размером около 500 имен. В Ростовской области выделили 50 человек, в Краснодарском крае — 40, по поводу которых у голосовавших хоть в какой-то степени присутствует консенсус. Если бы мы расширяли список, то были бы вынуждены откровенно предпочитать одни голоса другим. Масштаб опроса мог бы быть больше, но и сделанная работа позволяет делать обобщения. После определения ключевых имён мы провели десять интервью с людьми, вошедшими в списки, и обсудили с ними роль новой элиты в современном обществе. Отдельно заметим: мы намеренно оставили в стороне исполнительную власть, не включали в список ключевых имён тех, кто свой основной символический капитал приобрёл именно в органах исполнительной власти.
Структура новой донской элиты
В новой элите Ростовской области можно с определённой степенью условности выделить пять так называемых кругов доверия или групп. Первая: верхушка старой бизнес-элиты. Это крайне влиятельная, но очень закрытая группа, в результате чего многие реально влиятельные люди никем из опрошенных респондентов не называются. За закрытость приходится платить отсутствием социального капитала. Но тем важнее те, кто в список всё же попал. Лидер этой группы — Василий Высоков. Вторая группа: партия новой экономической политики в официальной её версии. Сюда относятся законодатели, руководители местных институтов развития, сферы образования, проводники разного рода проектов федеральных институтов — прежде всего Агентства стратегических инициатив. Эта группа сочетает прогрессивность и социальный оптимизм. Третья группа связана с альтернативным видением повестки развития — там сильны критические и оппозиционные настроения, представлена она в основном представителями сферы городского развития, правозащиты и медиа. Это громкая, но не слишком влиятельная группа. Четвёртая: сообщества и НКО — здесь собрались профессиональные работники некоммерческой сферы и представители социально активного бизнеса. Представителей этой группы можно найти и в культуре, науке, они прежде всего — организаторы жизни сообществ, за пределами которых часто плохо ориентируются. Пятая группа: новый бизнес — эту группу было бы правильно назвать ещё не сложившейся. Этим людям было сложнее всего попадать в список, потому что консенсуса в их отношении пока нет: едва ли не каждый респондент называет своих героев, пересекаемость минимальная. В итоге те, кто в список попал, это точно уже не самая молодая поросль. Региональный кругозор представителей нового бизнеса, как правило, очень узкий. Кто-то нам просто сказал, что он больше ориентирован не на регион, а на страну.
Насколько нова эта «новая элита»? В достаточной степени. Как минимум три группы — новая экономическая политика, сообщества и НКО, новый бизнес — сложились за последние десять лет. И мы видим, что они уже влияют на принимаемые решения, тогда как некоторые люди с неизмеримо большими ресурсами символического капитала в регионе почти не имеют. Впрочем, чтобы влиять на решения, никакого символического капитала порой и не требуется — это мы к тому, что реальный вес некоторых представителей самой новой элиты именно что символический.
Антиэлита Краснодарского края
Именно в Краснодарском крае стало ясно, что словом «элита» наши новые герои не описываются. Специфика этого региона — сравнительно большая доля общественников, которые не просто не ассоциируют себя с элитой — именно в этой страте наиболее сильны антиэлитарные настроения.
Строго говоря, общественники в Краснодарском крае проникли почти во все разделы списка созидателей. Это главный круг доверия в регионе. Даже бизнесменов нам называли, как кажется, ориентируясь не столько на их успехи в бизнесе, сколько на вклад в общественное и городское развитие. Сергей Галицкий, Виктор Бударин, Алексей Пшеничный — при необходимости их можно было бы переместить в некоммерческий сектор или тематику городского развития. В науке, в культуре, в новом бизнесе, в медиа, в экономической политике мы находим прежде всего людей, которые реализуют общественно значимые проекты. В Краснодарском крае это настолько повсеместно, что начинает казаться нормой для фигуры созидателя вообще. Но это не норма, это именно особенность региона, которую кто-то сочтёт завоеванием, а кто-то, возможно, недостатком. В Ростовской области, например, доля сравнительно непубличных бизнесменов и иных людей дела в списке значительно выше — в Ростове явно любят деловых людей. В Краснодаре публичность играет гораздо большую роль. Мы поначалу удивлялись, когда респонденты не называли нам очевидных лидеров ключевых рынков, а потом поняли, что это менталитет региона. У этого есть и оборотная сторона — в сфере нового бизнеса и науки мы получили много неповторяющихся имен, в результате разделы представлены очень скромно — может даже показаться, что в этой сфере никого нет, хотя это не так.
В числе созидателей Краснодарского края почти не представлена верхушка старой бизнес-элиты, которая в регионе, безусловно, существует. Это влиятельная, но довольно закрытая группа, многие её представители связаны с достижениями, которые породили проблемы Краснодара — города, который прибавил около 250 тысяч человек населения за последние десять лет благодаря колоссальному жилому строительству. В результате, правда, город стал задыхаться — рекорды жилой застройки не обеспечивались необходимым развитием социальной, инженерной, транспортной инфраструктуры. Сегодняшние лидеры мнений в регионе — люди, которые получили поддержку нового губернатора Вениамина Кондратьева и смогли переломить отношение к городским проблемам и городскому развитию. Краснодар — редкий в России город, в котором общественники реально завернули один проект генплана и сами участвовали в разработке следующего. Для большинства российских городов такая вовлечённость активистов и некоммерческих организаций кажется то ли дикостью, то ли достижением.
Мощной выглядит и группа медийщиков и блогеров. Например, в Ростовской области, где цех прессы тоже считается развитым, в список созидателей попала только одна фигура из этой сферы. В Краснодарском крае список в целом оказался короче, но представителей медиа в нём пять, из них двое — блогеры, люди с богатым прошлым, но без эффектных должностей. Думается, что это показатель самого статуса медиасферы в крае — он гораздо выше, чем в соседних регионах. При этом очень часто люди из медиа и общественной деятельности перемещаются во власть и обратно — в Ростовской области такие примеры встретить практически невозможно.
Именно представители медиа и культуры — прежде всего современного искусства — фактически выполняют в Краснодаре роль старой элиты, создававшей ключевые медиа. Эти круги доверия сильно переплетены между собой. В этой аудитории конфликт с официальной властью наиболее выражен, несмотря на то, что во власти сменились уже целые поколения.
А за новое поколение отвечают в этом списке две группы — с одной стороны, благотворители, которые часто полностью сконцентрированы на своих малых делах, с другой — разного рода проводники новой экономической политики в официальной и неофициально версиях. Сюда относятся руководители местных институтов развития, представители нового бизнеса. Эта группа сочетает прогрессивность и социальный оптимизм, однако она очень немногочисленна.
Новая элита — какая она
Ниже мы даём ключевые цитаты из интервью, сгруппированные по вопросам, на которые они отвечают. Общий мотив разговоров об образе элиты сегодня — кризис её старой идентификации и только начинающееся зарождение её новой роли.
«Для меня примером настоящего созидателя является Сергей Галицкий, — говорит Алексей Пшеничный, создатель беговых клубов Top Liga Run, сети спортивных магазинов “Высшая лига”. — Он создаёт вещи, которые будут существовать, независимо от того, будет ему это интересно или нет. Тот же ФК “Краснодар” возьмите — создан специальный фонд, который будет развивать этот проект. Важно, что инициативы этих людей (созидателей. — “Эксперт ЮГ“) не эпизодические, они всегда направлены в будущее. Можно достичь каких-то промежуточных высот, а завтра всё бросить. Но у них не так. Для них важен не столько результат сегодняшний, сколько развитие тренда».
«Проблема современной России, если говорить про элиту, — это разделённость на два лагеря: мы и они, — говорит Александр Букуров, сооснователь и гендиректор интернет-агентства “Вэбпрактик”. — Есть мы — и есть власть. И если ты переходишь с одной стороны на другую, то ты становишься врагом. Это всё более укрепляется в общественном сознании, но на самом деле это совершенно тупиковая ситуация. Она приводит к тому, что государственное управление становится абсолютно неэффективным. Новая элита — это люди, которые не говорят “мы” и “они”. Они работают для людей, они не могут себе позволить говорить “эти граждане”, “этот электорат” — они часть этих людей. Если мы сможем этот барьер разрушить, мы очень многие проблемы сможем решить. Потому что есть ресурсы. Но есть разрыв. А элита умеет его преодолевать, чувствовать связь своих дел с проблемами конкретных людей».
«Я наблюдаю за регионом с помощью соцсетей, — говорит Борис Мальцев, основатель Klerk.ru. — Те, кто смог там вокруг себя сформировать сообщество, те для меня и являются лидерами мнений. Что касается политических деятелей и тех, кто принимает решения, я их вычеркнул из поля своего внимания. Для меня элита — это люди, которые слышны далеко за пределами региона, которые смогли сделать что-то, что будет примером для других».
«Мне кажется, что прогрессивная элита не сформирована, с точки зрения самосознания и самопонимания и, соответственно, влияния, — считает Алексей Матвеенко, руководитель агентства “Город Парк”. — То есть у нас есть элита, фактически держащая в руках экономические и политические бразды правления, и новая элита, которая может проектировать будущее. И в духовном смысле имеется конфронтация между старыми элитами и новыми. У нас характерный типаж старой элиты — это какой-нибудь чин силового ведомства или чиновник областного уровня. У нас ещё есть такая проблема — часть людей пытается мимикрировать под околовластные структуры. Эти товарищи симулируют элитарность, они как раз хотят встроиться в формат старой элиты, не предлагая какого-то содержательного вызова. Мне кажется, сейчас есть какой-то заказ со стороны власти на новые элиты, однако формировать их по указке точно не получится. Сейчас представители элиты — это одиночки, которые делают то, что они могут делать там, где они находятся, теми силами, которыми они располагают».
«У нас есть провластная группа и есть та, которая сторонится власти, — рассуждает Олег Дереза, уполномоченный по правам бизнеса в Ростовской области. — Есть бизнесмены, которые многого достигли, но они не стремятся во власть, не дают интервью. Другие — наоборот. Я не согласен с тем, что у нас депутатам определённого уровня на законодательном уровне запрещено заниматься бизнесом. Они идут во власть как бизнесмены, а потом начинают переписывать свои активы на детей, жён, начинают управлять через других людей. Это ненормально — тогда запретите вообще бизнесменам избираться. Иногда кажется, что власть так и хочет — чтобы бизнес был вне политики. Есть также группа благотворителей, общественных деятелей, которые выступают с инициативами, возможно, не всегда правильными. Но это хорошо — они дают идеи. Мне только не нравится то, что на некоторых общественников быстро ставят клеймо — и все их инициативы начинают восприниматься как плохие. Я думаю, с каждой инициативой надо разбираться отдельно. Если она поможет городу, то неважно, кто её выдвинул».
«За последние 5–10 лет образ меняется, — говорит Ирина Самохина, гендиректор издательского дома “Крестьянин”. — Раньше мы больше обращали внимание на бизнес-процессы. Говоря об элите региона, подразумевали бизнесменов или власть. Сегодня подразумеваем социальную активность. Мы говорим о городских активистах, представителях благотворительных фондов, средств массовой информации, гражданских активистах. Прежняя элита, особенно представители власти, уже давно не является нравственным ориентиром. У нас нет коллективов, которые могли бы организовать элиты, консолидировать их и заставить думать, как изменить тот же Ростов-на-Дону к лучшему. За это как раз сейчас и бьются городские активисты, а не представители власти».
«Созидатели привносят своё неравнодушие и стремление по-настоящему хорошо делать то, что считают своим призванием, — комментирует Антон Смертин, попавший в наш список как главный редактор “РБК Юг” и “РБК Кавказ” — в июне он возглавил департамент информационной политики Краснодара. — Не уверен, что в основе лежит желание донести что-то до общественности. Это, скорее, желание сделать лучше ту часть мира, до которой можно дотянуться, которую ты в силах изменить. Как только ты начинаешь задумываться о том, что хочешь донести до общественности, ты уже переходишь в мир политики. По-настоящему радует то, что всё больше стали узнавать благотворителей. Причём не просто узнавать, но помогать им помогать другим. Больше стали узнавать бизнесменов из сферы малого и среднего предпринимательства. А вот местных учёных, конечно, нужно раскручивать, потому что они пока известны довольно узкому кругу. Главная функция элиты сегодня — поиск путей выхода из кризиса и механизмов минимизации ущерба от пандемии, осмысление новой картины постковидного мира и вариантов для новой консолидации общества. Надеюсь, что она начнёт выполняться, но пока этого не видно».
«Для меня элитарность — это то, что передаётся с кровью, — говорит Кристина Исаева, член правления благотворительного фонда “Я без мамы”, член Общественной палаты Ростова-на-Дону. — Потомки тех, кто эмигрировал после революции. Бабушка, о которой всё ясно по повороту головы. Следующее поколение — люди уровня Академии наук. А сейчас я элиты не вижу, возможно, просто не пересекаюсь с ней. Раньше элитой считались люди интеллигентные, умные, а сейчас статус элиты чаще зависит от количества денег. У кого больше денег, тот и элита. Другие составляющие, мне кажется, для общества сейчас не очень важны. Я думаю, что многих из представителей элиты не знают. Потому что они могут делать важные вещи, но часто не умеют себя преподнести».
Почему созидатели плохо знают друг друга
«Вы же понимаете, что раньше имен реально было очень мало, — замечает Олег Дереза. — И попасть в этот круг было очень трудно. А тот, кто попал, мог легко выпасть из обоймы. Актеров, певцов, писателей было наперечёт. Мы все знали буквально четыре музыкальных группы — “Круиз”, “Машина времени”, “Карнавал” и “Аквариум” для тех, кто знал. А групп реально было гораздо больше. А сейчас огромное количество имён. Завтра я напишу книжку — и её напечатают. Раньше так нельзя было сделать. Информационное поле сегодня очень раздроблено. Одни читают телеграм-каналы и знают, кто такой Незыгарь, — там свои сюжеты и герои. Но другой части населения неизвестны и Зыгарь, и Незыгарь, потому что они смотрят Малахова. И они даже не следят друг за другом, и это стало нормой».
«Далеко не всегда они знакомы между собой, — говорит Борис Мальцев. — Сложно сравнивать Галицкого и художника Дубягу из группировки ЗИП. Сплочённого сообщества нет. Но считаю, что это заслуга действующей власти. Нет пространств, в которых можно услышать иное мнение. Власть виновата, так как введена цензура на грубые высказывания и собственное мнение. Сейчас на Кубани не существует СМИ со своим ярким и самостоятельным мнением. А ведь СМИ — это очаги притяжения мнений. У меня у самого был портал “Живая Кубань”, который в своё время сильно пострадал от действий властей. Поле вычищено».
«Роль кого-то из таких лидеров в принципе будет заметна только через несколько лет, — полагает Павел Майоров, генеральный директор НАО “Корпорация развития Краснодарского края”. — Прогрессор — не всегда публичная роль. Но выделять таких людей и говорить о них — важно. И дело не обязательно в признании, дело в персонализации событий. Важно, чтобы люди понимали, что происходящее вокруг них — результат деятельности какого-то человека или группы людей, а не случайного стечения обстоятельств или божьей воли. И, возможно, тогда другие и сами начнут действовать. Функция элиты, как и всегда — определять вектор изменений и, главное, брать на себя ответственность за действия, направленные на эти изменения. Ведь никто не даёт гарантий, что результат будет положительным. Поэтому прогрессор — это не только наличие возможностей и желание, но и готовность отвечать перед другими людьми за свои инициативы».
«Раньше была потребность узнавать людей, значимых в своих сферах, потому что авторитет надо было заслужить в общении с другой элитой, — говорит Александр Букуров. — Сейчас же воспитывается поколение, в котором каждый считает, что он центр земли, потому что он опубликовал фото, собравшее пятьдесят лайков. Мы живём каждый в своём информационном вакууме. Нам кажется, что социальных связей, которые нам необходимы, у нас достаточно. Современная элита имеет статус только в микросообществах, которые она, возможно, даже сама для себя и создаёт. И им не нужно признание кого-то другого».
Слышен ли голос новой элиты
«Голоса представителей новой элиты абсолютно не слышны, — считает Александр Букуров. — У нас сегодня замкнутый цикл — власть сама себе делает повестку и сама её отрабатывает. И многим людям действия не хочется иметь к ней отношения, потому что системе нужен спектакль, а не решения. Есть иллюзия обратной связи с властью: можно написать, обратиться. Конкретный пример: сейчас обсуждается застройка ростовской набережной. Все говорят, даже сама власть: там не должно быть высотных домов. Есть пикеты, петиции, принятые законы, но высотные дома там всё-таки появляются, и есть дальнейшие планы по строительству. Власть делает вид, что хочет решить эту проблему, но она эту проблему не решает. Набережная — это общественное место, а её запирают в бетонные скворечники, потому что двум-пяти людям это выгодно. “Они” делают, как хотят, а “мы” выкручиваемся. Вот это надо разорвать».
«Раньше внимания к мнению элит было значительно меньше, сейчас государство старается возродить влияние элит — появляются общественные советы при органах власти, — не соглашается Олег Дереза. — Бизнес часто не любит высказываться, а вот люди с активной жизненной позицией — они высказываются. Помните, у нас были дебаты и по истории с Александровским лесом, и по поводу пожара 2017 года. Другое дело, что там звучало много популистских идей и конспирологических версий, но было и много правильного. Я думаю, что эти голоса слышны. Меня иногда спрашивают: Олег, почему ты не критикуешь власть более активно? Вообще, отвечаю я, критиковать есть за что. Но моя роль такая: без популизма и заламывания рук доносить до власти позицию того бизнеса, который ко мне обращается. Мне доверили эту роль, и я должен это делать. И я нормально отношусь к тому, что мои предложения могут не восприниматься. Я считаю, что у других представителей общественности должна быть примерно та же роль — доносить свою проблематику. Но в каких-то цивилизованных формах, конечно, — не перегораживая улиц».
«Если говорить о сфере общественной, то эти люди стараются лучше сделать то, что вообще-то должны делать чиновники, — считает Кристина Исаева. — Общественники пытаются поделиться своей экспертностью для того, чтобы власть более профессионально могла помогать тем категориям населения, которым она должна оказывать помощь. Но их голос при обсуждении проблем мало на что влияет. Некоторые чиновники могут привлекать общественников в качестве экспертов. Но не системно, а так: я знаю тут одну организацию, буду по звонку привлекать. Выглядит это примерно так. Я не вижу желания слушать».
Всё же условная партия тех, кто считает, что голос созидателей сегодня слышен ещё очень плохо, пока побеждает. Винят в этом то власть, то социальные сети. Но все эксперты соглашаются с тем, что пространство общего интереса, в котором голос реальных лидеров звучал бы сильнее, стоило бы создавать. Фактически это открытый запрос самих созидателей.