В этом месте работают волонтёры, которым власти разрешили кормить прибывающих людей, как-то помогать им. В принципе на пунктах пропуска не кормят, не поят кофе, не дают позвонить по России или таблетку от головной боли, но сейчас временно волонтёрам разрешили помогать приезжим — и уже за это спасибо. Я сам отдежурил одну из смен и хорошо понимаю, в каком состоянии люди приезжают, особенно те, кого привозят автобусами. Поясню, автобусами приезжают те, кто фактически из Мариуполя выбирался пешком, они особенно в плохом состоянии.
Одна молодая семья с тремя детьми мне рассказала, что в их многоквартирный дом были прилёты, но в момент, когда рядом с домом припарковался украинский танк, они решили, что пора: вышли из дома и пошли. До выхода из города можно не дойти. Есть риски попасть под артобстрел, риски быть убитыми в спину — увы, это конкретные рассказы. Одна женщина с нервным смешком рассказывала, как солдат ДНР наставил на неё автомат — потому что умудрилась выйти из дома в худи цвета камуфляжа. Её пропустили только после тщательной проверки на наличие нацистских татуировок. Другая рассказала, что на ее глазах солдат «Азова» застрелил дедушку, который ехал на велосипеде не в ту сторону, которую он считал правильной. Я её ни о чем не спрашивал, она пришла и некоторое время не могла произнести ни слова, хотя пыталась, — а потом ее прорвало. Одна парочка упрашивала защитников города позволить им выйти в сторону Сартаны. Они разрешили, но не удержались и расстреляли их в спины. Это рассказывала пожилая женщина, которая выбралась. Пушистый воротник её грязной зимней куртки был плотным слоем усеян выпавшими волосами — деталь, говорящая сразу о многом: в каком она в данный момент физическом состоянии, сколько времени она эту куртку не снимала, а также о том, что ей уже давно не до таких глупостей, как внешний вид.
Не у всех выбраться получается с документами, многие трогаются с места уже тогда, когда уже поздно планировать. Так вот, они выходят из городов, а потом кто как может добираются до мест, в которых собирают группы для отправки на автобусах в сторону Таганрога, — Безыменное, Новоазовск. Автобуса или места в автобусе можно ждать несколько дней. Я спросил у одной семьи: а раньше не было возможности выйти? А мне отвечают: «Да мы и вышли раньше — 19 марта» — а дело было 26-го. А расстояние от Мариуполя до границы в районе Весёло-Вознесенки — 73 километра, меньше полутора часов езды. Но, как рассказывают люди, это расстояние иногда оказывается почти бесконечным. Тем, кто едет на личном транспорте, несколько проще, хотя и тут бывает всякое: старый мужчина с золотыми зубами, который успел сказать, что работал сварщиком в Мариуполе, уверял меня, что на его личном легковом автомобиле они приехали в составе тринадцати человек. Мне очень жаль, что я не смог увидеть своими глазами, как именно они умудрились разместиться, — в это время подошла большая группа, которую надо было как можно быстрее накормить. У многих из этих людей трясутся руки, когда они тянутся за едой.
У многих из этих людей трясутся руки, когда они тянутся за едой
А потом они попадают на таможню. Молодого парня, который провёл через рамку чемодан в 22.37, я спросил, а когда он сюда попал. Он ответил, что в два часа дня. Увы, это не предел. Одной из трёх групп, которая прибыла на моих глазах, много часов не позволяли выйти из автобуса — только к нам выпускали гонцов. Мы еду и питьё заносили прямо в автобус, там было много спящих детей и больных людей. У сотрудников таможни мы спросили, был ли усилен персонал в период, когда начался поток из Мариуполя. Нет, он не был усилен, на этом пункте пропуска работа идёт в штатном режиме. Страшно даже предположить, что должно произойти, чтобы количество сотрудников здесь, например, было удвоено.
Когда выходишь к людям с подносом, уставленным пластиковыми тарелками с кашей и бутербродами, к нему тянутся десятки руки, поднос пустеет в течение трёх секунд. Мы выносили еду до тех пор, пока руки не переставали тянуться. На группу из 50 человек уходил примерно час. Люди очень благодарны, но за их благодарность неловко.
Когда люди поели, они начинают говорить и спрашивать. Когда я впервые услышал вопрос о том, действительно ли отнимут паспорта, я просто очень удивился. Затем меня спрашивали, действительно ли они теперь невыездные, действительно ли будут фильтрационные лагеря, действительно ли помощь в размере 10 тысяч рублей надо будет отрабатывать два года. Здесь, на границе, им не с кем об этом поговорить. Каждый, кто знает, как организован процесс приёма беженцев, понимает, что все эти вопросы — чушь, что паспортов не отбирают, что, если в России у человека, перешедшего границу, есть родственники, знакомые или иная возможность разместиться, он может самостоятельно добраться до нужного адреса любым удобным способом. Некоторых людей встречают. Мы подвозили до вокзала в Ростове женщину с ребёнком, которую ждал отец, приехавший за ними из Саратова. Если таких возможностей нет, человек движется по пути, который предусмотрен государством — дожидается автобуса в пункты временного размещения (ПВР) в Таганроге и Ростове, откуда в течение суток обеспечат их отправку в те регионы, которые в данный момент могут их принять. Но удивительно, что даже памятку с базовой информацией составляли волонтёры — допуская, что правила государство в любой момент может подкорректировать. Это говорит о колоссальной недоработке — когда официальные лица боятся произносить вслух жизненно важную информацию. Есть вещи, которые нельзя отдавать на откуп волонтёрам. Но об этом, видимо, говорить будем уже после окончания операции.
