Экстремисты и радикалы в исламе вербуют на свою сторону религиозных деятелей в России — с таким заявлением в марте на этноконфессиональном форуме выступил член Общественной палаты РФ, председатель Духовного собрания мусульман России, муфтий Альбир Крганов. По его словам, раньше на нас нападали извне, сейчас начинается работа внутри: «Идет дискредитация наших ученых, пытаются переиначить, пересмотреть их авторитет. Популяризируются реформаторы, которые в прошлом внесли раскол в исламскую среду. А тем самым перед простым обывателем встает вопрос — кому же следовать? Мы должны понимать, что некоторые религиозные деятели в нашей стране также в какой-то мере завербованы этими структурами».

Тема противостояния экстремизму активно обсуждается в регионах. В Перми участники конференции «Ислам традиционный и вымышленный» говорили о противоречиях в общественной дискуссии вокруг терминов «традиционный ислам», «исламская ортодоксия» и т.д. «Реального прорыва в общефедеральном масштабе с взращиванием российской мусульманской интеллектуальной элиты не получилось, — обозначили проблему эксперты форума. — На бренде “традиционного ислама” искусно паразитируют профессиональные раскольники и совратители российского мусульманского сообщества».

Вопросы профилактики экстремизма обсудили представители власти и религиозных организаций в Башкирии. По мнению председателя Совета по государственно-конфессиональным отношениям при главе РБ Вячеслава Пяткова, ислам, христианство, иудаизм и многие другие конфессии настолько сплочены, что никакая чуждая идеология в РБ в массовом порядке не проникает. Как в рамках одного субъекта РФ удается сдерживать влияние радикального ислама, который, безусловно, не является однородным, но имеет статус транснационального актора, «Э-У» рассказал заведующий сектором культурологии и обществоведения Центра социокультурного анализа Института стратегических исследований РБ Азат Бердин.

— В 90-х, да и в 2000-х годах ученые, занимавшиеся исламом и радикальным исламизмом, давали различные прогнозы его развития, но никто не смог предсказать появление «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГ*). Сейчас анализируется влияние этой и других террористических организаций на религиозные группы в РФ, в том числе в территориях, где мусульмане — большая часть населения. Есть попытки проникновения ИГ* в Башкирию?

— Многие исламские религиозные группы, существующие на территории России, имеют связь с зарубежными организациями. Причина простая: все образовательные и культурные центры ислама находятся за пределами нашей страны. Это такая же объективная реальность, как то, что, например, для католиков центром всегда останется Ватикан. Естественно, неизбежно проникновение оттуда soft power (мягкой силы), с этим следует смириться и работать. Другое дело, в какой степени и в каких масштабах происходит это проникновение. Некоторые религиозные группы, прежде всего салафитского толка, ориентированы на страны Ближнего Востока — Саудовскую Аравию, Катар и так далее. Хабашиты — на Киев и Лондон, например, суфийские организации — чаще на Турцию, хакканиты — на турецкий Кипр и т.д. В принципе, ничего страшного в этом нет, если вовремя с этим работать: все это не запрещенные законом организации. Как известно, преступной является связь с ИГ*. Но в Башкирии влияния этой террористической организации в массовом порядке не ощущается. Ни в одном из серьезных религиозных направлений официального и неофициального характера они себе опоры не нашли. К примеру, неформальный лидер Шуры (Совета) мусульман Башкортостана, которая считается самым крупным объединением салафитских джамаатов республики, Ишмурат Хайбуллин пару лет назад опубликовал разъяснения именно на шариатских доводах, почему ИГ* нельзя считать исламским государством и оказывать ему какую-либо поддержку и аргументировал, что ИГ* — это проект американских спецслужб. За что, естественно, приговорен ИГ* к смерти. Это было достаточно актуально, потому что изначально определенный отток в ИГ* был. Очень важно, что эти разъяснения даются на том языке, который понимает нонконформистская взрывоопасная аудитория, то есть молодые пассионарные мусульмане, которым может прийти в голову мысль — идти воевать. Если не получается здесь, повоевать в Сирии. Многочисленные конференции по борьбе с экстремизмом рассчитаны на совершенно иную аудиторию и носят скорее официозный характер. Они по-своему полезны, но весьма декларативны.

— Можете озвучить цифру ушедших в ИГ?

— Оценки разные. Скажу так: от 70 до 110 человек в зависимости от того, будем ли мы считать только тех, против кого возбуждены уголовные дела (это количество поддается проверке), или еще и тех, кто лишь подозревается в том, что ушел воевать в Сирию, причем не только за ИГ* (там воюет много организаций) — это оперативная информация, да еще и различающаяся у разных организаций, и проверить ее невозможно. Вячеслав Пятков называл цифру до 120 человек. Это максимальное, даже округленно завышенное количество, включающее именно всю итоговую оперативную информацию. Для крупнейшей по населению национальной автономии России цифра эта в действительности небольшая, вполне сопоставимая с соседними регионами — Татарстаном, Челябинской областью, где также проживает много этнических мусульман.

В Башкортостане этнических мусульман большинство, около 60%.

Ганеша вместо Богородицы

— Кого вы называете этническими мусульманами?

— Их можно сравнить с русскими христианами. Почти все носят кресты, но при этом могут быть невоцерковленными и вообще придерживаться другого, даже весьма экзотического мировоззрения. Например, вместо иконы Богородицы поставить в угол индийского божка Ганешу как сувенир. Вот только с православием такие сувениры, строго говоря, несовместимы. Можно ли их назвать православными? В плане национальной культуры — да, поскольку русская культура непредставима без православия, а в плане богословском — не все здесь однозначно. С исламом еще сложнее. Потому что он сохранил жесткое отношение к своим практикам. Строго говоря, нельзя быть мусульманином, не исполняя пять столпов ислама, а они включают в себя, например, повседневный намаз. Думали, как называть тех, кто соблюдает все правила, остановились на понятии — «исполняющие» мусульмане. Вы же понимаете, что далеко не все придерживаются правил. В отличие от «исполняющих», этнические мусульмане — все те, для кого ислам — часть национальной идентичности. Это башкиры, татары, чеченцы, дагестанцы, черкесы, карачай-балкарцы, ногайцы и т.д.

— Сколько в России мусульман?

— Называют странные цифры, например, 20 миллионов. Это, думается, неверно. Даже если считать всех этнических мусульман, все равно столько не наберется.

В свое время мы подсчитывали количество «исполняющих» мусульман в Уфе. Но результат был настолько обескураживающим, что эти данные временно засекретили. Их оказалось очень мало: 8 тысяч в 20 мечетях Уфы в праздничный пятничный намаз. Притом что этнических мусульман в столице Башкортостана примерно 460 тысяч. А вот в динамике прирост «исполняющих» прихожан существенный: так, с 2015 по 2016 год — более 10%. В последнее время наблюдается резкий рост количества «исполняющих» мусульман, причем в основном за счет пассионарной молодежи. Влияние мусульманства на информационное, социокультурное пространство очень существенно и намного превосходит скромные количественные показатели.

— Религиозные традиции были прерваны в советское время?

— За 70 лет советской власти атеизация была проведена ударными темпами. Ныне общество в Башкирии очень светское, поэтому столь существенно разнится ситуация с регионами Северного Кавказа. Башкирия — один из самых развитых индустриальных районов страны. У нас религиозные традиции почти полностью были прерваны. То есть башкиры и татары, конечно, помнят, что они мусульмане, но только в общих чертах. В Чечне и Дагестане по-другому: это часть и национальной, и субэтнической идентичности. Там почти каждая семья даже в советское время не только помнила, что они мусульмане, и должны жить по суфийскому тарикату, но и к какому вирду, школе какого суфийского шейха (учителя) какие тейпы и семьи традиционно принадлежат.

У нас такого не было. Когда в РБ наступило религиозное возрождение, практически все религиозные группы воспринимались как новодел. Говорить, что скажем, суфийские тарикаты Накшбандийя (орден, наиболее популярный в Башкирии) остались такими же, какими были до революции, и к ним можно просто вернуться, взяв учителей из-за рубежа, нельзя, это лишено всякой логической основы. Там также давно все другое: другие источники, другие способы мотивации, вербовки и т.д. А это уже сложнее, поскольку такие организации могут являться чужими национальными проектами, интересы которых не совпадают с интересами России.

Практический пример — Турция. Недавнее обострение отношений показало, что, при всем к ней уважении, мы можем стать врагами в любой момент. Это страна, которая жестко и целенаправленно отстаивает свои национальные позиции, естественно, используя для этого все инструменты. Любая их религиозная организация является одновременно частью национального проекта, орудием для продвижения каких-либо целей. Например, религиозное сообщество «Хизмет», распространяющее идеологию Фетхуллаха Гюлена, одиозного ученика Саида Нурси, является мягкой силой для продвижения уже даже не турецких, а американских акторов. Помните, какие гонения на них начались после недавней попытки военного переворота в Турции? Эта организация пустила достаточно глубокие корни, потому что рассчитана на молодую элиту мусульманских народов. В 90-е в РБ эти корни во многом пресекли. Но в какой-то части элитной молодежи ее проявления чувствуются до сих пор. С этим надо работать, без какой-либо паники и перегибов, конечно: разъяснять, предупреждать, что неофиты просто ломают себе будущее ради бессмысленного и запрещенного у нас и преследуемого ныне в самой Турции проекта. 

— Идет ли в Башкирии политизация ислама?

— Посмотрим из незапрещенных законом направлений. Если в нулевые годы главной конфликтной проблемой в РБ были ваххабиты (подробнее мы с вами говорили о них еще в 2011 году, когда проблему салафизма в Урало-Поволжье скорее замалчивали.

(См. «Механизмы неявного значения», «Э-У» № 8 от 28.02.2011; «При чем здесь Аллах», «Э-У» № 51 от 26.12.2011)), то теперь роль дестабилизирующего фактора в умме республики заняли хакканиты (группа турецкого шейха Мехмета Адиля Хаккани, считающаяся исламоведами неосуфийской и неоосманитской). По сути, они сейчас проходят тот же путь конфликтности, что прошли неофиты салафизма лет шесть-семь назад: скандалы в мечетях и из-за мечетей, нападки на официозный ДУМ РБ и т.д.

Существенное отличие: даже самые отмороженные ваххабиты, даже те из них, кто ныне в тюрьме или в Сирии, никогда не претендовали в РБ на политические роли. Хакканиты же соединили религиозное движение с заявкой на политическое влияние. Фактически их рупором стала самая мощная оппозиционная местной власти газета Башкортостана. Обладатели этого медиаресурса, люди на самом деле вполне системные, допуская эти медиаэксперименты, возможно, пока не осознают полностью то значение, которое придает смешению национального, религиозного и политического государство. В Башкирии хакканизм это постмодернистский проект, скорее националистический, чем религиозный. Интересно, что из многочисленных религиозных групп РБ только хакканиты претендуют на дестабилизацию и свержение глав целых муфтиятов и государственных структур — ДУМ РБ и Совета по государственно-конфессиональным отношениям. Но при всех своих недостатках муфтияты сейчас являются единственным традиционным институтом взаимодействия уммы и государства. Особенно это касается ДУМ РБ, 100-летие которого республика отпразднует в этом году. Обычные суфийские группы, того же тариката Накшбандийя, например, популярной в Башкортостане школы Топбаша, эту скандальную политизацию ислама и эпатаж, мягко говоря, не приветствуют. Так что все это, думаю, болезни роста. Как и любые крайности, умма их преодолеет, включая большинство неофитов, ныне обозначаемых как салафиты или хакканиты.

Татнефть не повторит судьбу Башнефти

— Почему в Татарстане больше заметно влияние турецкого бизнеса и религиозно-культурных организаций, чем в РБ? Во время кризиса российско-турецких отношений именно эта республика вступилась за турецкий бизнес.

— Причин две. Первая тривиальна — значимая часть экономики Татарстана давно связана с Турцией. Например, в Башкортостане нет такого комплекса как «Алабуга», который в достаточной степени привязан к турецким инвесторам. С поддержкой турецкого бизнеса после событий с нашим сбитым летчиком у Казани была игра на грани фола, потому что война с Турцией могла начаться в любой момент. Татарстан лавировал и выиграл. Вторая причина: татарстанская элита может так себя вести, а башкортостанская — нет, потому что она расколота. Татарстанская элита сохранила относительное единство, по крайней мере, перед внешними факторами. В 2010 году преемственность там была сохранена: Минниханов — это во многом продолжение Шаймиева. В РБ произошел слом после номенклатурного переворота 2010 года: и без того зыбкое единство региональной элиты было расколото, она потеряла свою силу как единая корпорация. Показательный пример — передача Башнефти Роснефти. В РБ зашли более сильные акторы. В такой ситуации о самостоятельности говорить все более сложно.

— Вы считаете, что Татнефть избежит участи Башнефти?

— Не берусь сказать. Но это сложнее сделать. Уровень сопротивления будет другим, ведь будут затронуты интересы более широкого круга лиц, чем в РБ. Условно говоря, там нельзя просто напугать одну семью, даже если это семья президента республики, и забрать активы. А в Татарии для этого придется вступить в бой со всей местной элитой. Думаю, элиты РТ на это и рассчитывали: перевести всю конфликтность с Центром сначала на РБ, чтобы, когда очередь дойдет до них, Россия и мир уже вошли в полосу турбулентности, при которой Москве будет не до ссор с внутренними акторами.

— В РБ нет турецких инвестиций?

— Есть, но масштабы несопоставимы. Во время российско-турецкого противостояния это стало определенным плюсом. Что касается soft power, есть влияние через религиозные объединения, например, через сулейманитов или упомянутых хакканитов. Это, пожалуй, самая экстравагантная неосуфийская группа, их позиции намного слабее в Татарстане, где умма стремится выглядеть респектабельно, а в РБ они представлены и пытаются активно эксплуатировать национальные чувства башкир. Главные объекты такого влияния — национальные элиты и массмедиа.

На каких настроениях паразитируют радикалы

— Появление и развитие таких объединений имеют в основе только внешние факторы?

— Прошло то время, когда можно все валить на внешние причины. Получалось, что у нас народ патриотичный, а вольнодумцы из-за рубежа его портят. Нет. Народ у нас действительно патриотичный, но проблемы у него есть, свои. Вообще возникновение всех религиозных групп объясняется логикой внутреннего развития нашего общества. Ситуация сложилась таким образом, что мы имеем в одном поле несколько конфликтующих между собой религиозных групп, причем наиболее агрессивные из них рады решить проблемы со своими оппонентами, используя государство, — что расшатывает стабильность общества в целом. Логика их развития во многом исходит из местных противоречий. Другое дело, что все они связаны с зарубежными проектами, и нельзя рассматривать эти факторы изолированно друг от друга. Мы не должны принимать и не примем к себе вместе с полезными знаниями чужие болезни, заразу конфликтности с Ближнего Востока и нашего Северного Кавказа.

— Внутренние причины — этот самый раскол элит, о котором вы говорили? На какие силы ориентируются местные элиты, бизнес-структуры?

— Элита ориентируется на политическую систему самой республики, религиозный фактор и все его внутренние противоречия пока в этом плане самостоятельного значения не имеют и вообще малозаметны. Монополия регионального института власти, если сравнивать со временем правления Рахимова, ушла, но это неизбежно, когда в республику пришли мощные федеральные акторы, Роснефть, например. Тем не менее, по инерции элиты консолидируются вокруг Белого дома. Реальная картина, кто и на кого ориентируется, станет понятна, когда начнут всерьез обсуждать кандидатуру будущего преемника.

А для формирования и развития религиозных объединений есть куда более объективные внутренние причины, о некоторых мы уже говорили. Например, крайне неудачная политика государства по оптимизации школ. Она воспринимается населением не только как социальный, но и как национальный вызов. Когда школы оптимизировали, их в основном закрывали в сельских районах. Прежде всего эта проблема коснулась горной части республики, где территории большие, башкиры проживают компактно. При Рахимове там школы, наоборот, строились. Делали это демонстративно, без оглядки на рентабельность. Это имело огромное символическое значение для людей. Даже если в школе останется один класс, ее роль в развитии сельской территории колоссальна. Если ради нескольких учеников государство содержит эту школу, у населения совершенно другое отношение к нему. А теперь их не просто закрывают — власть демонстративно брала за это ответственность на себя, ее информационное обеспечение пыталось выдумывать какие-то оправдания, объяснения. Недовольство долго назревало, а сейчас начало проявляться.

Националистические настроения возрождаются, но не только и не столько в облике привычного светского национализма (хотя есть и это), сколько в виде этноконфессиональной конфликтности, контролировать которую несравнимо сложнее.

Дело не только в каких-то политических технологиях, так люди транслируют свои претензии власти. В советское время любой мальчишка из любого аула мог стать хоть наркомом, хоть маршалом и знал это. Это великое достижение, ради него люди готовы были голодать, воевать и умирать, что и доказала Великая Отечественная. А теперь эту возможность отбирают. И это не шутки. На этих настроениях, на попранной справедливости могут паразитировать радикалы.

Автономия духовная и образовательная

— На территории РБ официально действуют два духовных центра: ДУМ РБ и Центральное духовное управление мусульман России (ЦДУМ), которое было учреждено указом Екатерины Второй еще в 1788 году как Оренбургское магометанского закона духовное собрание. Зачем в Башкирии понадобилось создавать собственный муфтият?

— ДУМ РБ создавалось не сверху, а снизу. Это результат волеизъявления башкирского народа. Такое решение было принято в 1917 году. Причем создавали его люди, которые представляли разные политические силы и хотели бы поставить друг друга к стенке, как основатель автономии Башкортостана Ахмет-Заки Валиди и Великий шейх Дальнего Востока Мухаммед-Габдельхай Курбангалиев. Но все они были едины в том, что необходимо создать Башкирский муфтият. Он просуществовал до 1936 года, когда управление мусульман было полностью разгромлено, его руководство — расстреляно. Почему башкирский муфтият был необходим? Потому что в центральном муфтияте башкиры ощущали засилье татарского духовенства. Причем так было и так будет по объективным причинам: татары самый многочисленный и целеустремленно образованный народ Урало-Поволжья. Более того, образовывался он в единое этнокультурное целое во многом благодаря центральному муфтияту, нация татар немыслима без него. Это не только моя точка зрения, это точка зрения видных татарстанских историков, например Айдара Хабутдинова. Башкирам, как народу самостоятельному, который воевал за свою национальную автономию, была необходима и духовная автономия. И ее дал собственный, башкирский муфтият.

— Когда Рахимов помогал восстанавливать ДУМ РБ в 90-е, он не придавал этому какого-то сакрального значения?

— В 90-е в Башкирии религиозная политика была во многом на периферии. И если в Татарстане для постсоветской интеллигенции остро стоял вопрос религиозной идентификации, то у нас его можно было избежать. У башкир очень богатое историческое наследие, большой пантеон героев, причем героев милитаризированных. Салават Юлаев из них просто обладал всероссийской, а ранее всесоюзной известностью, а вообще одних героев башкирских восстаний, сопоставимых с ним, таких как Алдар Исекеев, Кинзя Арсланов и т.д., у башкир десятки. Для актуализации национальной идеи при «суверенитете» этого было достаточно. У татар этого наследия нет, у них в пантеоне преобладают мусульманские просветители: Бигиев, Баруди, Марджани. Конечно, и из башкир вышли известные мусульманские просветители: Мурат Рамзи, Зайнулла Расулев, шейхи Курбангалиевы и другие, но эта сюжетная линия не была для них столь важна.

Татары же — народ, который сформировался уже в период Модерна, по сути, внутри самой России. Это народ Просвещения, его история формировалась по другой матрице. Это не хорошо и не плохо, это — объективная реальность. Для идентичности татар ислам являлся не просто одной из характеристик, как для башкир, а структурообразующей основой. Поэтому с 1990-х годов исламу в РТ уделялось намного более серьезное внимание, чем в РБ, и к настоящему времени выращен целый пласт грамотной молодежи, прошедшей обучение в лучших университетах Египта, Сирии, Саудовской Аравии, Катара, Турции. У нас тоже эти процессы идут, но они не носили столь централизованного характера, а потому вернувшиеся из исламских университетов мусульмане не вписывались в концепцию муфтията. Сейчас эти недостатки исправляют. Именно образованная молодежь достаточно успешно противостоит радикальным течениям. Возьмем такую иллюстрацию: в мечети появляется молодой человек (группа молодых людей) и начинает утверждать, что мулла неправильно читает молитву, не знает арабского языка. Начинает давать свою, допустим, радикальную версию. А теперь представьте, кто даст им достойный отпор? Пожилой имам, у которого и образования не могло быть соответствующего, или человек, который может грамотно вести дискуссию хоть на арабском языке, ссылаясь на священные для мусульман тексты?

— Башкирские СМИ писали, что в Курултай РБ будет внесен проект поправок в закон о языках народов республики. Он направлен на устранение пробелов, позволявших бизнесу обходить требование о дублировании на башкирский язык вывесок магазинов и предметов документооборота — бланков, печатей, штампов. Как вы к этому относитесь?

— Отрицательно. Мера это несвоевременная, я вообще сомневаюсь, что ее кто-то всерьез предлагал. Мы в своем Институте стратегических исследований РБ не так давно закончили исследование по языковой ситуации в республике. В Башкирии ныне достигнут разумный компромисс: башкирский язык преподается в школах как государственный, но делается это в очень мягкой форме, символические два часа, в отличие от соседнего Татарстана, где преподавание поставлено куда более масштабно и жестко для всех учеников, что привело к этнолингвистическому конфликту. Фактически, у нас реализовано положение, которое требовало от своих властей Общество русской культуры РТ. Преподавать его в больших масштабах сейчас нет смысла, в документообороте он представлен также достаточно. Обратная ситуация обострит языковой конфликт, межнациональные отношения. То же и с дублированием документов на башкирском языке. Попытки искусственной языковой экспансии не принесут никакой пользы. Реальные проблемы совсем в иной плоскости: например, нехватка религиозной литературы на башкирском языке. А вывески у нас и так дублируются с советских времен, это элементарное уважение к правам и языку республикообразующей нации. Но когда эту практику расширили, быстро выяснилось, что у нас масса ошибок в названиях... В этом пункте наведение порядка можно только приветствовать. Поэтому все хорошо в меру. И в религиозной, и в языковой, и в национальной и любой другой политике.