...«Лучше бы водой занялись». «Полная слежка за населением». «Светлый город уже есть — зимой с фонариком по двору идем, теперь будет умный город! А столбы как спички: дунь — упадут». «Нам эта микроволновка 5G не нужна, от нее пчелы дохнут». «Чтобы не было протестов против Путина, они будут все обвешивать камерами и следить за каждым человеком». «Воды нет чистой, воздуха нет. Теперь еще и 5G нас травить будут». Так люди комментируют новость о том, что инвесторы вложат 150 млн рублей в цифровизацию Нижнего Тагила. Причем название населенного пункта и сумма здесь особой роли не играют: будь это Новый Уренгой и 400 млн рублей или Глазов и 50 миллионов, реакция была бы примерно такой же.   

— Ничто так не тормозит внедрение смарт-решений, как всеобщее недоверие, — сетует директор проекта «Умный город» уральского макрорегионального филиала Ростелекома Олег Извеков. — Недавно я встречался с главой одного крупного уральского муниципалитета, который с порога мне заявил «да вы наверняка хотите на нас нажиться». И мне пришлось потратить довольно много времени, доказывая, что величина эффекта от диджитализации ни в какое сравнение с нашим заработком не идет. Это сложная, рутинная работа, но по-другому никак. Как человека счастливым, так и города умными насильно сделать нельзя. Если местные власти и жители не встанут под знамена смартизации, ничего хорошего не выйдет.   

Датаизм

— Олег, определимся с понятиями. Какой город является умным?

— На этот вопрос нет однозначного ответа. Все зависит от того, в какой позиции мы находимся, рассуждая о smart city. Для простых горожан это место, в котором жить комфорт­но, безопасно и желательно недорого. Для бизнеса — территория, обладающая перспективами роста и инфраструктурой для развития. Для власти — пространство, в границах которого все управленческие решения принимаются на основе анализа объективных данных, то есть переданных без какого-либо участия человека.

Это принципиально важный момент. Мы прекрасно знаем, что может происходить с информацией, когда в ее создание вмешиваются люди. Один из самых ярких и трагических примеров такого вмешательства — великий китайский голод конца 50-х. Мао, рассчитывая осуществить амбициозные индустриальные проекты на деньги от продажи излишков зерна, приказал удвоить сельскохозяйственное производство. Его априори нереализуемые требования спустились в деревни. Местные чиновники, пытаясь угодить начальству, стали строчить отчеты о небывалом росте урожайности. Управленцам рангом повыше этого показалось мало, и они эти выдуманные цифры делали еще более впечатляющими. В результате в докладе перед китайским правительством валовой сбор зерна был преувеличен разом на 50%. Обрадованные власти КНР продали миллионы тонн риса за границу. Итог — десятки миллионов жизней.

За пятьдесят лет мало что изменилось. Если вы возьмете какой-либо отчет и пропустите его через три-четыре согласовательные инстанции, он почти наверняка будет разительно отличаться от изначального. Именно поэтому умный город — тот, где руководители получают информацию не от людей, а от датчиков, которые, будучи верно настроенными, не станут лгать в угоду чьим-то интересам.

Не важно, нравится нам это или нет, но смартизация все глубже проникает в нашу жизнь, в ряде случаев приобретая черты религии. Для нее уже придумали новое название — датаизм.  

Становиться умными — единственный, безальтернативный путь для города, желающего быть конкурентоспособным. Территории, отстранившиеся от этого процесса, останутся на обочине эволюции.  

— … и в итоге умрут?

— Это, наверное, прозвучит, жестоко, но да. Правда, я не думаю, что в мире найдется хоть один муниципалитет, добровольно отказавшийся от смартизации. Цифра — требование времени. Такое же, каким в начале XX века был автомобиль. Можете вы себе представить, чтобы, например, власти Парижа или Токио в каком-нибудь 1915 году вдруг взяли да заявили «а нам не нужны машины, кони — вот лучшее средство передвижения».

Город либо станет умным, либо превратится в Аркаим, в который через пару сотен или уже десятков лет будут возить туристов.

Но здесь есть один чрезвычайно важный момент. Перед тем, как броситься в омут диджитализации, необходимо ответить на вопрос «зачем мы это делаем».

В противном случае все, что вы получите, — цифровой хаос.

Миссионеры и проповедники

 — В области смартизации городов есть развилка, уже ставшая классической, — платформа или сервисы. Какой путь более верный — долго и мучительно создавать скелет, а потом нанизывать на него решения или оперативно автоматизировать отдельные части системы, а потом пытаться свести их воедино?

— Я сторонник комбинированного подхода. Если мы будем ждать, когда появится волшебная, способная объединить все и вся платформа, то безнадежно от всех отстанем. Если начнем «пилить» сервисы, не делая ничего с точки зрения их перспективной интеграции, породим очередного Франкенштейна. А их за последние 15 лет и так создано немало. Особенно в небольших городах. Когда мы заходили в Сатку (Челябинская область, население 42,2 тыс. человек. — Ред.), то насчитали 97 различных информационных систем и сервисов. Половиной из них давным-давно никто не пользуется, да и мало кто помнит, зачем они внедрялись.  

На мой взгляд, оптимальный подход — внедрять сервисы, в которые заложена возможность будущей интеграции (на базе какой платформы — вопрос второй).   

— Что вы в итоге сделали с саткинским «зоопарком»?

— Выделили сервисы и системы, которыми власти действительно пользуются, и «вживили» их в единую платформу. Туда же мы интегрировали все новые смарт-решения — по уличному и школьному освещению, интеллектуальным пешеходным переходам, коммунальным услугам, по передаче данных о состоянии дорожного полотна.

— За последние два года Сатка превратилась в символ смартизации российских городов. Ее бесконечно приводят в пример, ею хвастаются, на нее пытаются равняться. Почему именно в этом месте все получилось?

 — Первый фактор успеха — инициативность власти и поддержка со стороны градообразующего «Магнезита». В 2017 году, когда мы запускали пилотный проект, никто до конца не понимал, как его реализовывать, к какому результату он приведет. Требовались большое желание и большая смелость, чтобы воплотить его в жизнь.

Второй фактор — удивительные жители Сатки, которые вот уже два года терпят проводимые над собой эксперименты. Не могу сказать, что все идет гладко. Мы наступили на массу грабель. Но именно благодаря таким «пилотам», где все делалось по наитию, весной 2019-го и возник рекомендованный Минстроем стандарт умного города. 

— Если бы вы зашли в Сатку с нынешним опытом, что бы вы сделали по-другому?

— Я бы как можно плотнее и тщательнее работал с жителями. Объяснял им, зачем все это. Рассказывал, показывал, отвечал на любые вопросы. В 2017-м мы этой работы не сделали, будучи уверены, что несем благо, и обсуждать тут особо нечего. Поэтому некоторые проекты шли и идут с большим трудом.  

Сейчас мы развернулись на 180 градусов и ведем серьезную просветительскую работу, на конкретных примерах доказываем, что цифровизация действительно приводит к экономии ресурсов.

За два года мы осознали, казалось бы, банальную вещь, — все города разные. Теперь перед тем, как начать проект, мы предварительно проводим опрос горожан на предмет того, какие процессы и сервисы нужно оцифровать в первую очередь. Яркий пример — Полевской (Свердловская область, население 61,3 тыс. человек. — Ред.). Мы предложили его жителям сделать выбор из 16 направлений — от создания интеллектуальной системы управления транспортом до развертывания общегородского Wi-Fi. В итоге было собрано 2,5 тыс. голосов. Безоговорочным лидером стало энергоэффективное освещение, на втором месте оказалась система онлайн-мониторинга атмосферного воздуха и воды, на третьем — интеллектуальное видеонаблюдение.

— Раз вы обмолвились об экономии, давайте разовьем эту тему. Каков он, эффект цифровизации?

— Начнем с освещения. Опыт той же Сатки показывает, что за счет замены ламп и настройки режимов работы фонарей потребление ресурсов в среднем сокращается на 70 — 75%. За счет внедрения градиентного освещения в школе мы, во-первых, получаем на партах постоянные 350 — 400 люкс, снижая нагрузку на детские глаза, а во-вторых, экономим 65% энергии.

Теперь про ЖКХ. Счетчик, который дает жителям информацию о ежедневном расходе ресурсов, снижает их потребление на 10 — 17%. В это сложно поверить даже нам самим. Но таковы факты. Это же решение позволяет практически обнулить так называемые общедомовые нужды — статью, которую управляющие компании из-за ее непрозрачности очень любят. 

— Какие форматы реализации смарт-проектов вам кажутся наиболее оправданными?

— Одним из самых справедливых мне видится подход, при котором инвестор реализует проект за свой счет, а затем возвращает деньги за счет достигнутой экономии. При реализации такого контракта город, школа, детский сад или жилой дом не несут никаких первоначальных затрат, а оператор заинтересован в достижении как можно большего эффекта и несет ответственность за качество внедрения. 

Мы совершенно спокойно заходим в такие проекты, когда речь идет об уличном освещении или установке индивидуальных тепловых пунктов.

— Да, но освещение и теплопункты — это направления, в которых возврат средств гарантирован. Однако есть проекты с неочевидной экономикой — умные остановки или городское видеонаблюдение. 

— С остановками все вроде бы просто. Здесь инвестор может «отбиться» за счет продажи рекламных площадей. И у нас есть довольно успешный опыт реализации подобного проекта в Нижнем Новгороде. Но, что скрывать, масштабировать эту практику на все территории страны не удастся.

В России есть муниципалитеты (в том числе крупные) с очень слабым рекламным рынком. Возврат средств в них будет настолько долгим, что вкладываться не имеет смысла. И тогда проект, по сути, переформатируется в социальный. И для него (как и других социальных проектов вроде видеонаблюдения) мы предлагаем механизмы длительного лизинга или рассрочек. Надо четко понимать, мы не являемся благотворительной организацией, и перед нами, как и перед другими компаниями, стоит задача зарабатывать.

И мы всегда честно об этом говорим.  

— Привлекаете ли вы к проектам местных производителей и партнеров? Или опираетесь исключительно на собственные компетенции?

— Ростелеком, конечно, холдинг немаленький, но даже ему не под силу заниматься всем. Мы обожаем использовать в своих проектах местные разработки. Градиентное освещение в саткинских школах мы выстраивали на базе уникальных челябинских датчиков. Этот подход распространяется и на остальные регионы. Если мы работаем в Свердловской области, стараемся использовать свердловских производителей, в Пермском крае — пермских.  

«Один из факторов успеха — удивительные жители Сатки, которые вот уже два года терпят проводимые над собой эксперименты»

Вера в человека

— От конкретики поднимемся на общечеловеческий уровень. Цифровизация, какой бы прекрасной она ни была и какие эффекты бы ни давала, порождает массу социальных рисков. Уже понятно, что в скором времени нам, например, придется смириться с отсутствием какой-либо приватности, а еще — с потерей нескольких десятков или даже сотен профессий. Как это пережить?

— Это непростой вопрос. С одной стороны, HR-специалисты заявляют, что в обозримом будущем 30% ныне существующих профессий будут полностью автоматизированы. Это означает, что огромное количество юношей и девушек могут остаться без работы. Но с другой стороны, мы до сих пор слабо представляем, сколько новых специальностей диджитализация породит. Есть ощущение, что никак не меньше, чем убьет. Главное — обеспечить переобучение.

Когда возникает подобный спор, адепты цифровизации любят обращаться к событиям начала XX века, когда города начали наводнять автомобили. Новый вид транспорта ставил под угрозу существование конезаводчиков и производства карет. Непонятно, что было делать с огромным числом лошадей и извозчиков. Но последние довольно быстро переквалифицировались в таксистов, а первые с улиц переместились на ипподромы.

Ровно то же будет происходить в XXI веке. Да, ряд профессий исчезнет, но появятся новые — какие-нибудь инженеры по общению с искусственным интеллектом. И этот процесс начался довольно давно. Разбуди меня пять лет назад и спроси, кто такой сммщик, я бы далеко не сразу сообразил, что ответить.

А теперь эти специалисты нарасхват.   

Мы уже пережили аграрную и промышленную революции, переживем и цифровую.

— Что переживем — бесспорно. Но в каком качестве? Один из самых известных ныне историков и футурологов Юваль Ной Харари в книге Homo Deus задается крайне интересным вопросом: где гарантия, что искусственный интеллект не сможет подняться на более высокую ступень эволюции и не станет обходиться с человеком так же, как мы сегодня обходимся, например, с собакой или коровой.

— Ответ на этот вопрос мы можем найти у самого же Харари. Рассуждая о революциях, он вспоминает Карла Маркса, который был уверен, что социализм всенепременно опрокинет буржуазный строй. И в числе первых стран, где это произойдет, окажутся Англия, Франция и Германия. Но бессердечные капиталисты оказались еще и умными. Прочитав Маркса, они в корне изменили социальную политику, и недовольство рабочих сошло на нет. Революции в итоге произошли в не очень развитых государствах, о которых немецкий философ особо и не думал.

С искусственным интеллектом вести себя нужно таким же образом. В смартизации, безусловно, заложены риски. Но если их осознавать и взвешивать, они едва ли смогут реализоваться.