Тогда и сейчас
Растревожили-то ситуацию в мире американцы, это ясно. Просто больше было некому. Россия, ставшая самостоятельной де-факто ровно 26 лет после августовского путча 1991 года, сделать так — просто бы не смогла. А США и могли, и хотели, а отчасти не хотели, но их вел рок событий. И вот сегодня ужас становится ну просто уже повсеместным и вседневным. Я имею в виду очередной европейский теракт и много того, что мы меньше замечаем. Очень большой рост организованного насилия в Азии за последние четверть века и особенно после 2001 года.
Иное дело, можно сказать, что растревожили некие злые силы. Но на теракт 11 сентября можно было ответить куда более «дозированно и точечно», как и любят учить американцы, которые использовали своих жертв как предлог для колоссальной всемирной эскалации. Почему?
А показательна с этой точки зрения судьба СССР. То бесспорно хорошее, что сделал Горбачев, это резкое снижение угрозы внезапного ядерного нападения сверхдержав друг на друга. При этом мы принесли миру жертвы, которые до сих пор мало оценены и вряд ли будут по достоинству оценены. Экономика СССР была военной целиком. Пойдя на выход из гонки вооружений, Советский Союз на какой-то момент остался без экономики вовсе.
Это вовсе не было запрограммировано пресловутыми «неэффективностью» и «командно-административной системой». Китай и Вьетнам провели плавные реформы такой системы, без провалов перейдя к долгому и быстрому росту. Но они не были столь глубоко и масштабно военизированы. Что касется эффективности, то СССР десятки лет экономически, промышленно и военно противостоял наиболее развитой части мира, объединившей свои ресурсы ради этого противостояния, как никогда прежде, благодаря чему даже простое, количественное превосходство было очень большим.
Сложив стальные руки-крылья
Мы были идеальной машиной по производству оружия, которое и сейчас кормит нашу внешнюю торговлю и множество рабочих с инженерами на самых высокотехнологичных предприятиях. Эта машина была остановлена. Егор Гайдар своим решением перестал финансировать ВПК с 1992 года. Политически это было во многом предопределено, экономически и технологически это было страшной ошибкой.
Ну а американцы? Им тоже пришлось нелегко. И мы, и он были заточены противостоять. Экономика и промышленность имели соответствующий настрой и структуру. Другое дело, что у американцев на эту структуру было намотано куда больше, в разы, гражданского производства и услуг. Первая американская ракета, долетевшая до Москвы, и сейчас лежит там. Это стеклянная труба «Макдональдса» на Пушкинской площади. Москвичи собирались на нее посмотреть толпами, как когда-то на сбитый самолет летчика Пауэрса. Но то были толпы победителей, а в 1990-м — уже почти побежденных, хотя еще об этом и не догадывавшихся. Поедание «бигмаков» стало тризной по СССР.
Дж. Арриги пишет про послевоенный проект «военного государства всеобщего благосостояния во всемирном масштабе» как про второй «Новый курс» (после рузвельтовского) США: «Новая модель действовала исключительно успешно и запустила величайшую в истории капитализма экспансию, охватившую всю систему. Если бы не она, то мировой капитализм мог бы вступить в длительный период стагнации, если не депрессии».
Не поперхнулись
И вот когда мы ели в Москве свои «бигмаки», а американцы в Вашингтоне свои, над ними тоже нависла угроза, той самой депрессии. Она могла реализоваться вскоре, когда военный бюджет США сильно сократился. Но они не рухнули, как мы.
В-первых, он сократился, но далеко не до нуля. Во-вторых, они очень и очень много заработали на распаде СССР, хотя бы только хлынувшими на рынки дешевыми ресурсами сырья и материалов. А главное, у них оставалась большая свобода рук. И военный бюджет через какое-то время вновь пошел в рост. Потом бомбили Югославию. А дальше пришло все то, что мы наблюдаем сейчас.
Издержки военной экономики — «военного государства всеобщего благосостояния» тоже весьма велики. У нас была похожая машина, но она работала экономически похуже, чем у американцев. Сильно она напрягала нас. Выключали мы ее в сердцах, да так, что заглохла. Еле завели потом. И многое еще, как у нас всегда говорят, предстоит сделать (когда, интересно, начнем?).
Но раз уж она есть, такая экономика, ее нужно либо очень глубоко, планово, почти нереально масштабно реформировать, либо давать ей работу. Американцы не очень любят реформировать свою экономику. Либеральные вовне, внутри они консервативны. Сейчас вот вообще — энергетическое доминирование. Это же экономическая основа «доктрины Брежнева» просто-напросто! И прямой пролог новых войн, потому что доминирование в области нефти и газа означает борьбу за маршруты, за недра, за рынки. И конечно ВПК тоже предстоят большие заказы, это все знают.
Мировая нестабильность подкармливает всю эту систему. Доллар — убежище, золото — убежище, что тоже хорошо для американцев с их самыми большими в мире золотыми резервами. Как работает эта машина нестабильности, общественности не слишком понятно. Вряд ли ее сознательно крутят те же американцы. Но разворошили — они.
Вперед через прошлое
А нам — возвращаться ли в состояние до 1991 года? На мой взгляд, да, в 60-е. в 67-68-й. Россия и объединенные вокруг нее разными формами ассоциации страны (СССР и Советский блок) — технологический лидер мира в космосе и в ВПК и очень хорошо чувствует себя на рынках развивающихся стран (не с нефтью и газом, нефть Западной Сибири только начинают добывать). Нас любят в Европе. Настрой на экономические реформы (Косыгина). Как позднее скажут социологи, пора реально вводить в руководство страны инженерную и рабочую элиту. И та, и другая не представляет иного, чем социализм (то есть справедливая и быстро растущая экономика) пути.
Будущее должно стать предметом глубокой интеллектуальной и хорошо организованной политической дискуссии. И это одно из мненией в ней, в жанре публицистики. Представляется, что мы не сможем пройти вперед иначе, чем через прошлое. Прошлое постоянно возвращает нас к себе. Интерес к истории носит характер прямо-таки страстный. Значит, надо институционально вернуться и идти вперед вновь уже оттуда, с новыми навыками и опытом. После революций виднейшие страны Европы проходили этап реставрации, он конечен, но нам реставрция политическая даже и не нужна. А в чем-то она уже произошла.
Но две вещи представляются бесспорными: технологическое лидерство — мы это смогли и можем, и справедливость. Ведь это же сама русская душа.
