Иракская армия и иранские ополченцы вышли к пункту Фиш Хабур и практически разорвали сообщение между Иракским и Сирийским Курдистаном. Военная операция против курдской Пешмерги продолжается, несмотря на готовность Эрбиля отказаться от идеи независимости и призывов Соединённых Штатов. Во многом такая настойчивость продиктована желанием Ирана укрепить так называемый «шиитский мост», который протянулся от иранских границ до Средиземного моря и израильской территории. Две крайние опоры «моста» - Фиш-Хабур и Абу-Кемаль, расположенный на магистрали, пересекающей сирийско-иракскую границу (на карте).
В этом регионе Иран сосредоточил 200-тысячную группировку союзных или зависимых военных соединений. После завершения зачистки территории «моста» Тегеран сможет быстро перекидывать грузы, боеприпасы и ополчение в границах нескольких стран. В серьёзном проигрыше оказался Израиль, который пять лет назад активно ратовал за свержение Башара Асада (а недавно поддержал и курдский референдум), а сегодня гадает, как защитить свои границы от усилившегося Ирана. О ситуации в регионе с точки зрения Тель-Авива мы поговорили с профессором государственного управления Школы политических, дипломатических и стратегических отношений имени Р.Лаудера при Междисциплинарном центре Герцлии, бывшим советником премьер-министра Биньямина Нетанияху по вопросам национальной безопасности и 25-летним ветераном Моссада, членом Консультативного совета Люксембургского форума по предотвращению ядерной катастрофы Узи Арадом*.
- Сегодня кажется, что для Израиля большую опасность представляет даже не ядерная программа Ирана, а так называемый «шиитский мост», который протянулся от границ Ирана вплотную к территории Израиля.
- Сейчас не только Израиль, но также правительство Саудовской Аравии, правительства других суннитских государств региона с обеспокоенностью смотрят на подрывные действия Ирана на Аравийском полуострове и на границе Сирии и Ирака. Иран и его союзник Хезболла воюют за то, чтобы сохранить власть Асада. Иранцы ввозят вооружения на территорию Сирии и Ливана, но они не просто занимаются снабжением, они также хотят располагать базами на территории этих государств, включая воздушные базы. Это очень опасно, потому что практически весь регион до сих пор находится в состоянии войны. Постоянно идут боевые действия, в которые вовлечены различные ополченческие структуры. Это неспокойное место.
- Считаете, что война может перекинуться на вашу территорию?
- Может произойти то, что я бы назвал «трением», в результате которого может произойти «извержение». Иранцы активно выступают против Израиля и могут предпринять либо ограниченные, либо более масштабные агрессивные действия. Когда они находятся на расстоянии 10-20 км от наших границ, это создает очень нестабильную ситуацию. В регионе Ближнего Востока существует большое количество горячих точек. У нас трудные отношения с Хезболлой, с ХАМАСом на территории Газы, есть мусульманские экстремисты палестинского происхождения. Слишком много взрывных точек. Поэтому мы общались и вели переговоры с Россией, с США, со сторонами, которые заинтересованы в урегулировании территориальных споров в Сирии, для того, чтобы не допустить присутствия военных Ирана в Сирии. И если они там где-то всё же находятся, то необходимо построить некий санитарный кордон.
- Израиль не признаёт, что осуществляет военные операции на территории Сирии. Но все знают, что речь идёт как минимум об авиаударах. Значит ли это, что с сирийской коалицией и в частности с Россией, которая прикрывает воздушное пространство, есть определённые договорённости?
- Существуют уважительные причины, чтобы нам не заявлять об этом. Не надо ставить в неудобное положение сирийское правительство, не провоцировать их. Зачастую удары наносятся, например, не с самолета, который летит над территорией Сирии, а с истребителя, который осуществляет запуск, когда находится над территорией Израиля. Как раз для минимизации возможных последствий. И я думаю, что такой подход находит понимание. Мы сказали, что не позволим осуществлять передачу продвинутых вооружений Хезболле. И наносим удары только в том случае, если располагаем информацией о транспортировке, например, оружия или о подготовке такой транспортировки. Тогда мы действуем. Мы сказали, что мы будем действовать, и делаем это.Нам нужна стабильность в регионе, и мы обсуждали этот вопрос с Россией. Как вы знаете, между нами установлен контакт для урегулирования возможных конфликтов, касающихся воздушного пространства. Нам бы хотелось видеть, чтобы Россия поддерживала концепцию стабильности и участвовала в обеспечении ситуации, когда иранцы дислоцируются подальше и действуют ответственно.
- Есть достаточно популярная точка зрения, которая гласит, что Израиль, как и некоторые другие соседи Сирии (Турция или Иордания), проиграли, сделав ставку на свержение Асада и разрастание сирийского хаоса. В ответ получили усиление иранского влияния.
- Понимаете, уже 6 лет прошло с момента начала гражданской войны в Сирии. Сюрпризов было много за этот период. Всё это было новым явлением, и никто не знал, что происходит, потому что не было исторического прецедента. Например, 5 лет назад никто и предположить не мог, что Россия будет в Сирии. Никто не знал, что иранцы захотят тоже поучаствовать. Сейчас мы знаем, что некоторые из позиций, которые озвучивались, были ошибочными, но в то время они казались правильными. И кто знает, как всё будет дальше происходить?!
- Кто знал, что появится ИГИЛ.
- Вы правы, бросая сейчас ретроспективный взгляд на те события, понимаешь, что, очевидно, люди сделали в свое время неправильные оценки.
- Когда в Сирии начиналась гражданская война, в Израиле считали, что можно таким образом демократизировать страну, так?
- Ситуация была абсолютно новая для нас. Когда меня люди спрашивали, что я думаю об этом, я отвечал: «Не знаю». Не знаю. Это как игра в казино. Израильская политика заключалась в том, чтобы не вмешиваться, не принимать чью-либо сторону, только обеспечивать защиту наших интересов в сфере безопасности. Была ли это наилучшая политика? Я не знаю. Мы, конечно, очень недовольны тем, что происходит сейчас. Взять меня, например. Я ничего против России не имею. Я ожидаю, что Россия должна иметь некий стратегический взгляд на развитие событий. Россия не враждебна. А иранцы – это фанатики, это агрессоры, террористы. Это совершенно другая страна, другой вопрос. И сейчас необходимо корректировать ситуацию.
*Другие материалы о Люксембургском форуме и интервью с его экспертами читайте в свежем номере журнала «Эксперт».
