Неожиданный поворот
Последние два года в области борьбы с глобальным потеплением прошли под знаком события, которое в России практически не получило никакого внимания.
В конце 2018 года МГЭИК опубликовал Специальный доклад «Глобальное потепление на 1,5 градуса». Доклад был посвящен сравнению последствий от повышения температуры земной атмосферы на 1,5 градуса и на 2 градуса.
Главной до появления этого доклада всегда была цель в 2 градуса. Она впервые появилась в Копенгагенском соглашении по климату (2009) и была потом подтверждена в Парижском соглашении. Накануне Парижского соглашения МГЭИК издал свой Пятый оценочный доклад, в котором были представлены расчеты для достижения этой цели. И для этого необходимо было добиться углеродной нейтральности к 2100 году. Подписание Парижского соглашения вызвало волну статей, книг, программ и климатических стратегий, в которых фигурировала эта дата «2100».
Варианту с повышением температуры на 1,5 градуса при этом внимания почти не уделялось. И это неудивительно: расчеты ученых показывали, что уже к 2018 году объем парниковой эмиссии достигнет такой величины, что повышение температуры на 1,5 градуса станет неизбежным.
И вот, именно в 2018 году появляется Специальный доклад «Глобальное потепление на 1,5 градуса». К удивлению публики, в нем утверждалось, что парниковые выбросы достигли того критического порога, который приводился в исследованиях за 4 года до этого. Но теперь ученые пересмотрели свои методики и утверждали, что он на самом деле критическим не является.
Чтобы предотвратить повышение температуры более, чем на 1,5 градуса, у человечества есть еще резерв. Но для этого нужно достичь углеродной нейтральности уже к 2050 году. Про дату «2100» все дружно забыли, главным ориентиром стало число «2050». И теперь оно фигурирует в названиях книг и статей. Евросоюз мучительно разрабатывает свою «Зеленую сделку», цель которой достичь нейтральности к 2050 году.
Отдельный, а может быть, главный вопрос: почему так легко прошло изменение прогнозов? За 4 года — с 2014 по 2018 — оценка критического объема парниковой эмиссии для достижения порога в 1,5 градуса и в 2 градуса изменилась на 20%. Кажется, что это — много. Очень много. Исследования климатических изменений идут не одно десятилетие. В них участвует все больше и больше ученых самых разных направлений. Задействуются все более мощные компьютеры. Сменилось пять поколений климатических моделей, и скоро появится шестое. И тут — целых 20%.
Ученые не виноваты?
В оправдание ученых могу сказать, что процесс глобального потепления — чрезвычайно сложный. Все, чего мы добились за десятилетия климатических исследований — это набор достаточно бессистемных знаний. Которые и знаниями трудно назвать: через какое-то время они подвергаются сомнению или даже опровергаются. Все, что мы знаем о глобальном потеплении наверняка, например, то, что над континентами потепление будет проявляться более резко, чем над океанами, получено нами априорным путем.
Понимание глобального потепления как системы не продвинулось ни на шаг. В конце XIX века Сванте Аррениус на основе выведенных им формул решил, что удвоение концентрации углекислого газа в атмосфере с тогдашних 280 ppm до 560 ppm приведет к повышению температуры на 4 градуса. В 1979 году в докладе Американской академии наук последствия такого удвоения оценивались в диапазоне 1,5 — 4,5 градусов. Сегодня усредненная оценка моделей всех возможных типов все те же 1,7 — 4,5 градуса.
Возможно, земной климат — система, диапазон изменения которой принципиально невозможно дать более точно. И мы должны быть довольны уже тем, что этот диапазон не расширяется.
Еще выше неопределенность в воздействии процесса глобального потепления на экономику. За последние 20 лет экономисты выдали нам массу самых противоречивых прогнозов в этой области. Были и предположения, что потепление окажет даже небольшой положительный эффект на мировую экономику. Были прогнозы, которые иначе, как «катастрофическими» назвать нельзя.
Но лауреат Нобелевской премии Уильям Нордхаус честно признался: «Мы не знаем, и вряд ли узнаем в ближайшее время, как будет развиваться глобальная экономика и энергетические технологии, и как на изменение экономических условий отреагируют геофизические системы, или насколько разрушительны будут эти изменения для экономики, а также для нерыночных и антропных систем. Не знаем мы и то, как описывать эти различные системы в наших экономических и научных моделях».
Человеческий тупик
Таким образом, мы не сможем применить наш первый любимый прием - собрать ученых и приказать им быстро все открыть и рассчитать на самых быстродействующих компьютерах. Сколько бы денег мы ни вложили.
Не получается у человечества и отказаться от всего «парникового», прежде всего от углеводородов. Углеводороды создали все великолепие нашей цивилизации и связаны с ней настолько прочно, что уменьшение их доли в мировом энергетическом миксе идет черепашьими темпами (а в абсолютных значениях только увеличивается). Таким образом, мы не сможем использовать наш второй любимый прием — собрать инженеров и приказать им придумать автомобиль, обладающий всеми достоинствами бензинового, но не выделяющий при этом парниковых газов. Или электростанцию, столь же дешевую и эффективную, как угольная, но без этого противного СО2.
Вот такая получается игра для очень взрослого человечества. Мы можем с достаточным основанием предполагать, что наша деятельность способствовала тому повышению температуры, которые мы безусловно наблюдаем в последние 150 лет. Но не можем сказать, как быстро пойдет этот процесс дальше, каковы будут его последствия. Причем, разброс вариантов очень велик — от почти незаметного постепенного потепления без каких-либо последствий для нас и для всех остальных живых существ. До неконтролируемого повышения температуры с быстрой и кровавой развязкой в виде прекращения существования нашей цивилизации в привычном нам виде и в привычном нам размере.
Мы, все-таки, люди и все откладываем на потом. Верим до последнего, что ученые что-то откроют, что инженеры что-то изобретут. Некоторые до сих пор, вопреки всему, верят, что народы мира, проникнувшись состраданием к родной планете, соберутся с духом и начнут сокращать парниковую эмиссию, даже если это будет означать резкое снижение уровня жизни. Хотя практика показывает обратное. Народы мира и по пустякам не могут договориться, тем более у народов мира совершенно противоположные взгляды на то, кто и до какой степени должен беднеть.
Да и, по мнению тех же ученых, климатическая система Земли обладает огромной инерцией. И что бы мы не делали, результаты этого проявятся только лет через двадцать. Мы не способны перенести несколько месяцев карантина, чтобы увидеть, как начинает снижаться кривая заболеваемости коронавирусом. Сможет ли человечество уйти в жесточайший двадцатилетний карантин, практически на хлеб и воду, чтобы в конце увидеть даже не решение проблемы глобального потепления, а первые робкие приметы начала процесса возвращения в «доиндустриальную идиллию». Процесса, который потом будет длиться еще несколько сот лет? Для такого духовного подвига нужно даже не взрослое человечество, а сверхчеловечество, познавшее добро и зло.
Поток стратегий
Прежде всего на ум приходит мысль написать новый план. Новую стратегию. Это неважно, что ни одна из предыдущих стратегий не работает. Почему-то есть неистребимая вера в то, что очередная стратегия сработает обязательно.
И она составляется. И составляется по старым лекалам, с тем же самым дефектом. Ограничения, накладываемые очередным планом снижения парниковой эмиссии настолько сильны, что все другие планы и стратегии — экономические, энергетические, социальные, должны зависеть от цифр в климатической стратегии. А происходит совсем наоборот.
В результате, стратегия снижения выбросов парниковых газов оказывается в искусственной среде, где есть имманентный экономический рост (потому что никто и никогда не планирует ничего другого), где повышаются социальные стандарты (потому что совершенно невозможно планировать что-то другое). И на свет появляется стратегия с желаемой траекторией снижения парниковой эмиссии, которую «выкрутили» применив все возможные манипуляции или которая просто взята с потолка.
В самых разработанных климатических стратегиях переменной, за счет которой объясняется разница между экономическим и социальным прогрессом, с одной стороны, и снижением парниковой эмиссии, с другой, является технический прогресс. Поэтому нередко такие стратегии наполнены списками изобретений и технологий, которые будут появляться по графику до конца ее действия.
Такой технологический оптимизм не основан ни на предыдущем опыте, ни на трезвой оценке ситуации. Но совершенно нормально воспринимается широкой публикой, свято уверенной, что технический прогресс все ускоряется и ускоряется. Стратегия закономерно не выполняется. А спустя несколько лет принимается другая. Обладающая той же самой нулевой достоверностью.
Европейская сделка
Особое место занимает в этом ряду «Европейская зеленая сделка». Структурно она задумана абсолютно правильно. Это попытка связать воедино все возможные стратегии Европейского союза под «крышей» климатической стратегии, как элемента, накладывающего наибольшие ограничения на все остальные элементы системы.
Удивление вызвало то, что инициатором ее выступили структуры Евросоюза. Брюссель никогда не отличался активностью в борьбе с климатическими изменениями. Скорее наоборот. Во время обсуждения Парижского соглашения по климату он приложил максимум усилий, чтобы в тексте не было упоминаний «соглашений о свободной торговле». А здравый смысл и работы ученых указывали на то, что такие соглашения являются врагами земного климата.
Что, при прочих равных условиях, температура повысится больше, если мировая экономика будет глобализована, и ее целью будет максимизация прибыли. А как раз массовым заключением всевозможных Ассоциаций и Соглашений о свободной торговле Евросоюз активно занимался все последние годы. В Париже Брюссель своего добился, Соглашение по климату не упоминает соглашений о свободе торговли. Но яростным атакам «зеленых» Евросоюз подвергался не раз.
И тут — поворот на 180 градусов. Как раз после того самого доклада «Глобальное потепление на 1,5 градуса». Никто открыто не обвинил ученых, резко пересмотревших лимиты парниковой эмиссии, в заказной махинации. Но то, что использование этого доклада в политических целях — это махинация, голоса все-таки раздавались. Правда, не очень громко.
Тем не менее, это действительно так. Внезапная страстная любовь к земному климату со стороны Брюсселя ничем другим объясняться не может. Европа — хронически энергодефицитна, и дефицит этот будет только усиливаться в ближайшие годы. Это все уже выразилось в практически нулевых темпах роста после кризиса 2008 года. Даже к таким показателям роста ВВП есть большие вопросы. Применение нетрадиционных методов лечения кризиса приводит к раздутию стоимости финансовых активов и не позволяют оценить адекватность измеренного в таких условиях роста ВВП. Есть серьезные подозрения, что этот рост уже отрицательный и отрицательные ставки по гособлигациям только укрепляют эти подозрения.
Поэтому понятно желание европейских стран и Евросоюза в целом выдать свои экономические проблемы за выполнение климатических целей, сразу запланировать снижение потребления энергии, чтобы не придумывать потом нелепые объяснения. А в предчувствии роста социальной напряженности допустить в свою риторику очень много «зеленых», и даже левых элементов.
В результате, первым разделом программной речи Урсулы фон дер Ляйен при ее вступлении на пост президента Еврокомиссии стала обширная глава «европейская зеленая сделка». А во втором, социальном разделе она использовала фразы типа «давно пора примирить социальное и рыночное в современной экономике», которая больше бы подошла очень левому социал-демократу, чем представителю политического течения, которое считает, что с социальным в свое время в Европе сильно перегнули палку в ущерб рынку.
Показательно, что сейчас Еврокомиссия спешно пытается наполнить свою «Зеленую сделку» содержанием. Пока его нет, есть только программные заявления и список законов, директив и стратегий, которые нужно создать, обсудить и принять. Пока работает только одна программа «Зеленой сделки» — «ЕС как мировой лидер». «Европейская зеленая сделка» подается как нечто реально существующее, а сам ЕС рвется распространять свои экспертные знания и климатические технологии (которые еще не созданы, но уже фигурируют в очередных графиках появления прорывных открытий). Пока еще непонятно, какой окажется содержательная часть «ЕЗС».
Так что «ЕЗС» — не климатическая стратегия. Это — первая попытка решения своих острых экономических и социальных вопросов под видом борьбы за сохранение климатической стабильности. Но не последняя.
Второй такой попыткой, очевидно, будет «перезагрузка» мировой экономики со списанием какой-то части, или всех накопленных долгов. «Начать с чистого листа» нам предлагается под той же смесью климатических и левых лозунгов. Новая экономика должна быть экономной, устойчивой (sustainable), климатоприятной. И если не реальной целью, то лозунгом должно быть сокращение социального неравенства.
Что делать?
Конечно, мы можем провести мероприятия, которые, сокращая парниковую эмиссию, не оказывают влияние на ВВП. Здравый смысл и практика других стран (США, Великобритания) показывает, что наиболее эффективным способом добиться заметного сокращения выбросов парниковых газов является замена угольной энергогенерации на газовую. Так же, без ущерба для экономического роста, но и без прорывов во многих странах идет планомерная работа по устранению утечек парниковых газов, в том числе со свалок, по улучшению теплоизоляции домов.
Но объем парниковой эмиссии все увеличивается. И даже уникальное снижение в 2020 году ничего не изменит. Концентрация углекислого газа в воздухе будет расти. Излишек СО2, который не будет поглощен океаном и растительностью и останется в атмосфере в 2020 году, всего лишь будет чуть меньше, чем в предыдущие несколько лет.
Для поиска ответов можно обратиться к рекомендациям, которые дали ученые-климатологи президенту Никсону в 1972 году. Они их давали, правда, по противоположной причине, они опасались глобального похолодания. Это научное направление существовало всегда. Наступление нового ледникового периода когда-нибудь в будущем представляется очень вероятным.
У этих ученых не всегда был повод для научного удовлетворения. Последний раз это случилось в середине второй половины прошлого века. С середины 40-х годов до середины 70-х температура атмосферы снижалась. Снижение было не очень сильным, но выражено было вполне определенно. Потом оно сменилось повышением, которое почти без перерыва продолжается до сих пор. Но тогда, в 1972 году, после неурожая в СССР и экстремальных погодных условий в США, часть ученых буквально начали бить в набат. И по итогам научной конференции, собравшей более 40 ученых из Америки и Европы, ее участники обратились к президенту США с письмом.
Описав ситуацию в максимально тревожных тонах, добавив для пущей убедительности соображение о том, что, судя по количеству «значительных групп ученых, отслеживающих изменения климата в Сибири, СССР уже, возможно, учитывает эти аспекты в своей международной политике», они всей силой коллективного разума дали советы Ричарду Никсону.
У них было преимущество. Они не находились в ситуации, которая предполагала вину человечества за надвигающуюся климатическую катастрофу. И, соответственно, у них не было мысли, что человечество может что-то сделать для ее предотвращения. И единственный совет, который смогло дать Никсону это собрание выдающихся умов — «формировать резервы».
Мы находимся, на самом деле, в точно такой же ситуации. Человечество может сделать что-то для предотвращения парниковой катастрофы, но не будет. Не найдет в себе силы, пока гром не грянет, изменить что-то в привычном ведении дел. Если вдруг ситуация с климатом будет развиваться по сценарию, близкому к катастрофическому, возможно, момент паники и наступит. Это все мы только что видели на примере коронавируса, который буквально за одну-две недели превращался из далекой и теоретической угрозы в реальную. И тогда и политики, и широкая публика очень быстро становились сторонниками самых крутых мер для сдерживания эпидемии и минимизации ее последствий.
И поэтому «делать запасы», «формировать резервы» — самый дельный совет, который мы можем дать себе в состоянии максимальной неопределенности. Природа именно так и поступает всегда. Наш вид выжил в самых сложных природных условиях в том числе и потому, что наш организм, не спрашивая хозяина, постоянно норовит превратить любую неиспользованную энергию в жир.
Математики, наверное, смогут выразить рациональность такой тактики и в цифрах. Но только не экономисты. Им сейчас абсолютно нельзя доверять вмешиваться в этот процесс. Результаты их руководства мы тоже только что наблюдали. Их идеал системы здравоохранения: больничная койка не должна еще успеть остыть, как ее должен занять новый больной.
Все должно продаваться «с колес», поэтому даже самые богатые страны, ядерные державы, постоянные члены Совбеза ООН посчитали, что хранить маски, медицинское оборудование — это дорого, а план «в случае чего все быстро купить в Китае» — это гениально. А потом все научно выверенные расчеты по оптимизации всего и вся рушились, и те же самые мировые державы отбирали, перекупали, похищали друг у друга эти самые маски, хранение которых они прежде считали непозволительной роскошью.
В дополнение ко всем видам государственных резервов, которые у нас уже существуют, необходимо постепенно накапливать и специфические резервы на случай глобальных климатических изменений. Неизвестно, что точно потребуется в этом случае: рыть гигантские каналы, или насыпать гигантские дамбы, осушать целые регионы, или их обводнять. Точно вообще известно мало:
- если климатическая паника в мире и начнется, то начнется после серьезных проблем с производством и поставками продовольствия;
- при наступлении неблагоприятных климатических изменений резко вырастут потребности в энергии и основных промышленных материалах;
- в условиях существенных ограничений по материалам и доступной энергии резко возрастет спрос на инженерные кадры самого разного профиля и квалифицированных рабочих.
