В последние десятилетия одним из постоянных сюжетов внешней политики Франции стало обновление отношений с Африкой — постепенное сворачивание концепции «Франсафрик», предполагавшей прямое военно-политическое вмешательство в дела Черного континента, и поиск вместо нее более сбалансированной модели взаимодействия с местными государствами.
Необходимость этого обновления в разной степени декларировали все президенты, начиная с Жака Ширака, что неизменно сопровождалось многочисленными символическими жестами и инициативами. Не стало исключением и правление Эммануэля Макрона, завершающая фаза которого оказалась отмечена очередным саммитом «Франция-Африка» (Монпелье, 8 октября). Мероприятие еще раз показало, что Париж, желая уйти от прежней, неэффективной в современных условиях стратегии действий, пытается диверсифицировать свою политику как по кругу партнеров, так и по спектру охватываемых тем.
Контекст
Обобщая наиболее крупные политические шаги Макрона на этом направлении, случившиеся с 2017 г. и послужившие фоном для проведения саммита, следует заметить, что с точки зрения обновления франко-африканского диалога первая их группа имела, скорее, положительный характер, тогда как вторая — отрицательный, и до известной степени две эти группы шагов уравновешивали друг друга.
С одной стороны, уже в первые месяцы у власти действующее французское руководство сделало ряд принципиальных заявлений, свидетельствовавших о желании переосмыслить в постколониальном ключе весь комплекс отношений Пятой Республики с Африкой. Выступая в ноябре 2017 г. в университете г. Уагадугу, Макрон пояснял, что на современном этапе «африканской политики» Франции в прежнем смысле слова более не существует: вместо сети иерархичных связей со старыми, главным образом, франкоговорящими элитами должны развиваться равноправные отношения со всеми 54 странами континента. Президент подчеркивал свою принадлежность к современному поколению политиков, которые не только не застали колониальный период в истории Африки, но и считают преступления европейских колонизаторов неоспоримыми. По логике Макрона, Европа и Африка связаны «общей судьбой», поэтому не имеют иного варианта, кроме как вместе двигаться по пути гармоничного, взаимодополняющего развития.
Тогда же французский лидер высказался, среди прочего, в пользу открытия новых каналов связи между Пятой Республикой и африканскими странами, подразумевая, что сотрудничество должно развиваться не столько по линии государственных ведомств и крупных корпораций (что было характерно для времен «Франсафрик»), сколько на «низовом» уровне — между мелкими и средними предпринимателями, образовательными центрами, музеями, спортивными ассоциациями и т.п. Аналогичную логику рассуждений Макрон озвучил на саммите Международной организации Франкофонии в Ереване (2019 г.), добавив, что сердце франкоязычного мира теперь находится, с его точки зрения, не в Париже, а на берегах реки Конго — настолько быстро растет численность населения африканских стран и велик потенциал для их развития.
В продолжение этих тезисов получила импульс новая политика исторической памяти, делающая акцент на возвращении африканским странам некогда вывезенных культурных ценностей и урегулировании наиболее чувствительных вопросов общего прошлого. В частности, в 2018 г. был опубликован доклад профессоров М. Сарра и Б. Савуа с подробным перечнем предметов, которые могли бы быть переданы Африке из фондов французских музеев, и некоторые его пункты действительно начали выполняться. Год спустя премьер-министр Эдуар Филипп в рамках визита в Сенегал привез местному руководству одну из антикварных сабель, а в 2020 г. появился специальный закон о реституции культурных артефактов. Кроме того, в начале 2021 г. историк Б. Стора представил главе государства доклад о войне в Алжире, в котором был рекомендован ряд шагов по двустороннему примирению — от возведения памятных монументов до стипендиальной поддержки исследователей войны 1954—1962 гг. Продолжило этот ряд недавнее признание Макроном политической ответственности Пятой Республики за недостаточные действия по предотвращению геноцида в Руанде.
Еще одним немаловажным событием стало согласие Елисейского дворца на отмену в будущем франка КФА (CFA) — денежной единицы западно- и центральноафриканских стран, привязанной с 1945 г. к курсу французской национальной валюты и тем самым использовавшейся в качестве рычага финансового воздействия на бывшие колонии Парижа. По отношению к новой валюте — Eco — возможности французского правительства существенно сократятся: оно останется гарантом ее конвертируемости в евро, но выведет своих представителей из основных финансовых институтов региона (в частности, из Центрального банка государств Западной Африки) и отзовет требование хранить более половины африканских резервов в Банке Франции.
В перспективе это может дать дополнительный импульс процессам региональной интеграции, которые в значительной степени тормозились переоцененной стоимостью франка КФА. Здесь же стоит отметить и многочисленные попытки Пятой Республики укрепить деловое сотрудничество — например, в формате инициативы Французского агентства по развитию (AFD) Choose Africa 2019 г., предполагающей поддержку 10 тыс. малых фирм и предпринимателей в размере 2,5 млрд евро. В том же году, во время турне Макрона по преимущественно нефранкофонным странам Африканского Рога, было объявлено о расширении связей с некоторыми нетипичными для Парижа партнерами — Эфиопией (по военной технике, авиаперевозкам, археологическим работам) и Кенией (в инфраструктуре, энергетике, автомобилестроении).
Наконец, некоторые международные инициативы Макрона, предложенные им за четыре года нахождения у власти, также имели прямое или косвенное отношение к африканским странам. В частности, на протяжении 2019—2021 гг. он неоднократно упоминал «Парижский консенсус» — новый свод правил функционирования мировой экономики, который должен быть выработан на смену известному «Вашингтонскому консенсусу». Президент еще не конкретизировал основные параметры этой концепции, но подчеркивал, что она должна более гибко учитывать диспропорции развития между Севером и Югом и, прежде всего, нужды Африки. Именно Макрон в 2020 г. одним из первых мировых лидеров выступил с идеей временного моратория на платежи по долгам африканских стран, а также энергично поддержал глобальный проект ACT-A о расширении доступа развивающихся стран к вакцинам против COVID-19. Париж принял конференцию по проблемам демократического транзита в Судане (май 2021 г.) и подключил африканских партнеров к своим многосторонним ad hoc коалициям в различных областях — Парижскому призыву к доверию в киберпространстве, Альянсу по защите тропических лесов, Альянсу за мультилатерализм и др.
С другой стороны, некоторые проявления современной французской политики в Африке производили гораздо менее благоприятное впечатление, чем могло бы показаться внешне, особенно в глазах самих африканцев.
Прежде всего, это касается вопросов обеспечения безопасности. С 2014 г. Париж проводит в Сахельском регионе — обширной зоне с населением около 100 млн человек, на территории которой расположены Буркина-Фасо, Мавритания, Мали, Нигер и Чад, — военную операцию «Бархан», нацеленную на борьбу против местных террористических группировок, и к сегодняшнему дню так и не закончившуюся победой французских войск и их союзников. Унаследовав эту операцию от своего предшественника Франсуа Олланда, Макрон попробовал действовать по тактике «трех Д» — Défense, Diplomatie, Développement (оборона, дипломатия, развитие), однако все три заявленные компонента на практике забуксовали. В военном аспекте Пятая Республика, хотя и заявляла время от времени об уничтожении отдельных террористических лидеров, все равно не имела достаточных сил для полного контроля над обширной, легко проницаемой с севера и юга территорией Сахеля, а совместный контингент расположенных в регионе стран «пятерки» по-прежнему не превратился в эффективное формирование.
Задействовав свои дипломатические возможности, Франция обращалась за помощью к европейским партнерам, однако те не выразили желания направлять крупные силы в зону, ограничившись отрядами специального назначения (миссия «Такуба», действует с 2020 г.). Кроме того, многочисленные проекты на благо развития Сахеля, финансируемые самой Францией, ЕС и международными организациями, еще не дали реальных всходов, упершись во взаимное дублирование функций и клановую структуру местных обществ. Как результат, французское военное присутствие стало восприниматься во все более негативном ключе, и сахельские политики начали изучать варианты сотрудничества с альтернативными поставщиками безопасности — прежде всего с Россией, а точнее с российскими бизнес-компаниями, военными инструкторами и ЧВК. Недавняя реакция МИД Франции на подобную перспективу была показательно нервной — вплоть до угрозы бросить все процессы в Сахеле на самотек, чего, казалось бы, не должно было быть, если логика «Франсафрик» действительно ушла в прошлое, как это декларируется.
Так или иначе, сегодня у французского руководства есть понимание, что операцию «Бархан» невозможно продолжать бесконечно: ее завершение Эмманюэль Макрон уже анонсировал летом 2021 г., однако и заполнения конкурентами образующегося вакуума Париж хочет избежать.
Наряду с трудностями в Сахеле, о двойственности французского нового курса в Африке говорит и разное отношение Елисейского дворца к внутриполитической ситуации в разных странах. В отдельных случаях Париж все еще предпочитает действовать в духе концепции «Франсафрик»
В частности, по данным исследователя В. Филиппова, в начале 2019 г. французский контингент в Габоне оказал решающее влияние на предотвращение переворота в этом государстве. Вполне соответствующим прежним установкам было отсутствие со стороны Пятой Республики принципиальных возражений против переизбрания лидера Кот-д’Ивуара А. Уаттара, некогда пришедшего к власти также при французском участии, на третий срок c результатом в 95% при силовом подавлении оппозиции. Позже в Чаде после гибели президента И. Деби французы установили контакты с военными кругами под командованием его сына, временно взявшими власть.
Между тем Макрон призывал Мали, где произошли два переворота в 2020—2021 гг., следовать законным процедурам и провести выборы на конкурентной основе. Как раз накануне октябрьского саммита в Монпелье пресса распространила критические замечания президента и об Алжире, в которых он подверг критике правящую «военно-политическую систему», обвинив ее, помимо прочего, в намеренной политизации вопросов исторической памяти.
Типичной иллюстрацией того, как французская политика в Африке колеблется между демократическими ценностями и прагматичными интересами, служат также отношения с руководством Египта, которое Э. Макрон критикует (пусть и весьма дозированно) по вопросу соблюдения прав человека, что не мешает заключать взаимовыгодные соглашения, в том числе в военно-технической сфере.
Основные итоги встречи
Возможно, именно для минимизации эффекта этой двойственности французская сторона организовала саммит в Монпелье в необычном формате — без участия глав государств и правительств (за исключением самого Макрона), но с расширенным представительством структур гражданского общества, бизнеса и академических кругов. Как пояснил руководитель команды-организаторов Б. Вердо, выбор подобного подхода объясняется основной целевой аудиторией: к ней относятся не нынешние, а будущие элиты, африканская молодежь, к которой четыре года назад в Уагадугу обращался и президент. То есть, саммит имел во многом «терапевтическую» функцию, сводящуюся к установлению контакта с новыми поколениями жителей Африки, преодолению стереотипного взгляда друг на друга и улучшению восприятия французской политики на континенте.
Примечательно, что при подборе участников не делался упор исключительно на франковорящую зону — это еще раз доказывает стремление Парижа выйти за пределы своей традиционной вотчины. Акцент на углубление сотрудничества с нефранкофонной Африкой сегодня выглядит тем более понятным, что к ней относятся более крупные экономики (ЮАР, Нигерия, Эфиопия), а фактор исторической памяти о присутствии Франции имеет меньшее значение, чем в странах, ранее относившихся к французской империи как таковой.
Организационная специфика саммита обусловила отсутствие по его итогам крупных политических решений. Вместо них была анонсирована новая серия шагов навстречу странам Черного континента. Среди основных мер стоит упомянуть:
Учреждение фонда в поддержку африканской демократии — 30 млн евро на три ближайших года. Относительно небольшой размер средств предполагает, что они будут тратиться не на спонсирование африканских лидеров или политических партий, а более точечно — на проекты некоммерческих организаций, работающих в сфере защиты прав человека.
Намерение оживить инициативу Digital Africa, запущенную еще в 2018 г. для поддержки африканских стартапов и мелких предпринимателей. Первоначально на нее было выделено 65 млн евро, но, по данным прессы, в реальности средства так и не пошли в дело из-за управленческих сложностей. На полях же саммита в Монпелье было объявлено, что инициативу берет под более плотный контроль AFD, добавляя в ее бюджет еще 130 млн до 2025 года;
Планы по открытию в Париже «Дома африканского мира и диаспор» —креативного пространства для проведения выставок, гастролей, образовательных программ и пр. Дом будет работать в качестве единой площадки для обеспечения присутствия Африки во Франции, налаживая многосторонние связи по сетевому принципу. В развитие этой идеи Макрон высказался за более активное привлечение представителей африканских диаспор в кадровый состав государственных органов Пятой Республики — например, по линии МИД. Как обратила внимание эксперт Института Монтеня М. де Фужьер, идея президента прозвучала на контрасте с заявлениями публициста Э. Земмура, который, вероятно, станет кандидатом на выборах 2022 г. и отстаивает резко консервативный проект защиты французской нации вплоть до «франсизации» имен выходцев из Африки.
Эти и многие другие анонсы содержались в главном документе, задавшем лейтмотив саммита, — специальном докладе о современных франко-африканских отношениях, подготовленном по поручению Эмманюэля Макрона известным теоретиком постколониализма А. Мбембе. Собрав мнения более 3,5 тыс. человек (преимущественно молодежи), автор пришел к выводу, что сегодня в африканских странах существует мощный запрос на самостоятельность, с учетом чего отношения между Европой и Африкой, как говорит и Макрон, должны быть перестроены на равноправных началах.
Черный континент стоит на пороге комплексной трансформации: экономической, социальной, геополитической, необходимость которой только подтвердил коронакризис. Однако запрос на перемены не разделяют африканские правящие элиты, привыкшие к собственной несменяемости и тормозящие процессы обновления. Выход из этой ситуации, по заключению Мбембе, лежит через революцию «в головах», когда новые поколения африканцев решились бы взять свою судьбу в собственные руки. Для этого нужна крупномасштабная работа «снизу», в том числе по самым актуальным темам современности (цифровые технологии, климат, миграции), а также смена нарратива, обычно используемого Францией: вместо «помощи развитию» — инвестиции и партнерство.
Судя как по прошедшему саммиту, так и более ранним шагам Макрона на африканском направлении, нынешнее французское руководство в целом разделяет подобный подход. По сравнению с временами «Франсафрик», переориентация стратегии на негосударственных акторов выглядит, по крайней мере, нестандартно и в перспективе следующих 10—15 лет (при последовательной реализации) теоретически может привести к улучшению имиджа Пятой Республики на континенте. К тому же, судя по стоимости вышеупомянутых инициатив, возникает возможность экономии финансовых ресурсов, которые ранее шли бы на прямую поддержку правящих режимов.
Выбранная стратегия, однако, не содержит гарантии того, что молодые поколения, ныне поддерживаемые Францией, в своей дальнейшей карьере не переориентируются на каких-то иных, все более активных в Африке, игроков — например, Китай, Турцию или Россию. Контакты с гражданским обществом через голову местных элит могут вызвать недовольство последних, а значит — искусственное торможение всех французских инициатив на местах. Также представляется маловероятным, чтобы поддержка Пятой Республикой мелких африканских стартапов быстро решила проблему сокращения экономического присутствия Франции на континенте, выросшего за последние 20 лет в абсолютных значениях (с 13 млрд до 28 млрд долларов по экспорту), но упавшего в относительных (с 12% до 7% по доле на рынке). В свою очередь, перед самими африканскими странами стоит задача не только развития малого бизнеса, но и реализации крупных инфраструктурных проектов, на что делает акцент Китай и что будет обсуждаться на втором саммите «Россия — Африка» в 2022 г.
Наиболее же принципиально то, что никакие приемы из арсенала французской публичной дипломатии не компенсируют неудачи в военно-политической сфере, а именно там Пятая Республика должна быть успешна в первую очередь, чтобы сохранить авторитет в глазах африканских стран. Поэтому логично предположить, что перед следующим президентом Франции (или перед Макроном в случае переизбрания) все еще будет стоять задача сбалансировать политику на африканском направлении.
