Уильям Бекфорд в России не так известен, как его современник Джордж Байрон. Хотя тексты, выпущенные «Ладомиром» убеждают в том, что это фигура, сопоставимая с ним и по таланту, и по степени экстравагантности поступков. Но есть и существенное отличие. Бекфорд — долгожитель. Он родился на 28 лет раньше Байрона и умер на 20 лет позже. В отличие от Байрона в его жизни не было периодов безденежья. Он всегда был баснословно богат. Но у Бекфорда не было и момента внезапного наступления славы, который случился у Байрона, сделавшемся знаменитым сразу после выхода «Паломничества Чайльд-Гарольда». Промедлив с публикацией «Ватека», ему еще и пришлось убеждать публику в том, что именно он является автором этого текста, после того, как переводчик на английский язык Сэмюэл Хенли выпустил «Ватека» без указания автора и как перевод с арабского. По-настоящему востребован читателями «Ватек» оказался уже в девятнадцатом веке, вместе с еще очередной волной восточных грез, накативших на сознание европейцев.
В восемнадцатом веке «Ватек» был издан почти одновременно с восточными фантазиями француза Жака Казота — «Продолжением «Тысячи и одной ночи» (изданными «Ладомиром» четыре года назад). В девятнадцатом переиздания «Ватека» выходили одновременно с «Рукописью, найденной в Сарагосе» поляка Яна Потоцкого — еще одним выдающимся опытом подражания восточной литературе. Поразительно, но все эти книги написаны на французском. Что свидетельствует не только о степени влиятельности французской литературной традиции, но и о том, что восточная литература проникала в европейские умы посредством, прежде всего, французского языка. Бекфорд никогда не был на Востоке. Весь восточной мир в его книгах, а «Ватек» не единственное произведение в этом ряду, почерпнут из книг и наблюдений за восточными людьми, встреченными автором в Европе. Но еда ли следует искать в книгах Бекфорда знаний о Востоке. Тексты Бекфорда — тексты европейца, жаждущего выпустить на волю свою фантазию.
Вот только он оказывается в состоянии это сделать, лишь обрядив ее в восточные одежды. Настолько она является пугающей. Восточный язык образов позволяет автору максимально дистанцироваться от собственного мира фантазий. Он всего лишь рассказывает выдуманную историю, не более того. Но все тот же Байрон куда более откровенно намекая на то, что своих героев он пишет с себя, без труда опознал в Ватеке самого Бекфорда. Одна из наиболее характерных черт героя его сочинения — голод. Он отличается чудовищным аппетитом и поглощает пищу с неизменной жадностью. Такую же жадность он испытывает и к новым ощущениям. Одним из них становится желание одновременно возвысится над людьми и приблизится к небесам. Так появляется гигантская башня Ватека, но и она не приносит ему удовлетворения. Тогда он начинает погоню за дьяволом, настолько изощрённую, что и без того насыщенный сюжет начинает требовать особенно пристального внимания.
В двадцатом веке Восток в очередной раз привлек внимание европейцев как источник интеллектуального вдохновения. Но в тот период они искали в восточной мысли, скорее, новые обоснования христианской морали. И в этом парадоксальным образом становились последователями и Казота, и Потоцкого, и Бекфорда. Восток для европейцев с какого-то момента стал средоточием всего, что им недоставало в самих себе: то свободы, то самоограничения, то здравомыслия. При этом подобно Бекфорду, так и не покинувшем Европу ради того, чтобы побывать в странах, избранных им как место действия его литературных произведений, они имели дело с воображаемым Востоком. К счастью для себя, Бекфорд это осознавал, потому и прожил долгую жизнь, наслаждаясь всеми ее дарами. И он все-таки понимал разницу между собой и Ватеком, и хотя его образ жизни не подпадает под определение благопристойного, он не заслужил себе репутацию чудовища. В отличие от Байрона, который захотел быть Чайльд-Гарольдом и Дон-Жуаном не только в своем воображении, но и в жизни. Оттого она и оказалась так коротка.
