Ау, мониторинг!
Счетная палата вновь углубилась в леса. Точнее, провела очередную проверку системы мониторинга и учета российских лесных ресурсов, а также охраны лесов от пожаров за 2020–2021 годы и «истекший период» 2022 года. Результаты проверки аудиторов не удовлетворили.
По поводу системы мониторинга в области лесного хозяйства сообщается: «Счетная палата проверила, как функционирует эта система, и выявила ряд системных проблем и организационных недостатков, которые позволяют сделать вывод о ее недостаточной эффективности», – приводит пресс-служба ведомства комментарий аудитора Сергея Мамедова.
Несмотря на всю аккуратную формулировок, смягчить жесткую статистику не представляется возможным.
«Площадь лесов, которые требуют восстановления, ежегодно увеличивается. За три года она выросла на 0,2% и на 1 января 2022 года составила 35,3 млн га. Неудовлетворительно и общее санитарное и лесопатологическое состояние лесных насаждений. На 1 января 2022 года насчитывается 10,8 млн га погибших и поврежденных лесных насаждений, из них по причине лесных пожаров – 53,7 %. Указанное свидетельствует о том, что в России не обеспечивается сохранение ресурсно-экологического потенциала лесов», – говорится в отчете.
А откуда взяться этому обеспечению? Аудит показал, что регионы, к примеру, не выполняют почти 65% рекомендуемых мероприятий. В числе ключевых причин в СП указывают недостаточное финансирование. Проще говоря – на бумаге написали, а денег под это не дали. Но только ли в финансах проблема?
При этом как таковая система мониторинга представляет собой комплексное наблюдение за состоянием лесных ресурсов, включая лесопатологический мониторинг, мониторинг воспроизводства лесов, мониторинг пожарной опасности, а также дистанционный мониторинг использования лесов. То есть, должна охватывать основные параметры состояния лесов.
«Возможности дистанционного мониторинга лесов, как от различных российских технологических компаний, так и от зарубежных используются частными компаниями для обеспечения своей хозяйственной деятельности вместо государственной инвентаризации лесов (фактически производя двойную работу из необходимости)», – говорит Заведующий международной лабораторией ландшафтной экологии факультета географии и геоинформационных технологий НИУ ВШЭ к.б.н. Роберт Сандлерский. По его мнению, Рослесхоз, мягко говоря, не слишком активно модернизирует отрасль мониторинга и инвентаризации лесов, сохраняя статус-кво.
Он отмечает, что отсутствие актуального разделения на частные хозяйственные леса и резервные леса, приводит к невозможности как масштабного мониторинга (из-за слишком унитарных правил), так и интенсификации производства.
Отстает дистанционный мониторинг и в отслеживании незаконной рубки, что обходится государству в миллиарды рублей. С момента самой вырубки и до обнаружения того факта, что там, где колыхался лес, остались одни пеньки, проходит столько времени, что отреагировать на это уже не получается. Куда уж тут до возмещения ущерба – его доля составляет всего 0,2%. В качестве примера в СП приводят 2020 год: ущерб оценили в 6,2 млрд рублей, а возместили всего 15 млн. Что называется, с таким сторожем и воров не надо – деревья сами уйдут, не заметит.
И ведь это – только верхушка айсберга, отмечает Роберт Сандлерский: «По экспертным оценкам, основанным на сравнении объемов, указанных в разрешительных документах на изъятие древесины с объемами ее фактического потребления, доля незаконных рубок от общего объема колеблется в диапазоне 15-20%. Естественно, что в основных регионах лесозаготовок эта доля больше, так по нашим оценкам в Иркутской области эта цифра приближалась к 40%».
При этом понять – выросли масштабы вырубки, к примеру, за последние 10-20 лет, или же сократились, не получится. Именно из-за того, что официальная и экспертная оценки серьезно расходятся. А нет достоверных цифр – нет и адекватных решений.
«Соответственно и говорить об эффективном планировании мер по борьбе с незаконными рубками здесь не приходится. В целом же неэффективность работы российского мониторинга лежит вне плоскости возможных технических решений. Лучшие доступные технологии не используются», – резюмирует эксперт ВШЭ.
А ели всё горят, а кони всё бегут
Но, допустим, воровство на Руси сродни наследственному заболеванию – не лечится, но и не смертельно. Хотя в сочетании с весьма двойственным отношением к частной собственности получается совсем клинический случай. Лес ведь, как отмечал в одной из своих работ экономист Кричевский, с точки зрения русского обывателя – ничей, то есть, общий.
Однако если при умыкании такого имущества страдает в первую очередь казна государства, то, например, при пожарах целые регионы оказываются в беде. Причем из года в год. Одни и те же регионы.
Неужели и здесь мониторинг работает из рук вон плохо по причине недофинансирования? Оказывается, нет – здесь обратная корреляция.
«В 2021 году в сравнении с 2017 годом расходы на охрану лесов от пожаров в субъектах Российской Федерации за счет всех источников увеличились в 2,1 раза и составили 24,3 млрд рублей. Площадь лесных пожаров при этом возросла в 2,2 раза, до 9,9 млн га. Оперативность тушения лесных пожаров в первые сутки составила по итогам 2021 года 76,3 %, что на 1,8 % меньше, чем в 2020 году», – говорится в отчете СП.
Аудиторы подчеркивают – автоматизированная информационная система дистанционного мониторинга лесных пожаров Рослесхоза (далее – ИСДМ-Рослесхоз») «содержит некорректную информацию и не может быть эффективным прогностическим инструментом обнаружения и учета лесных пожаров». Например, в 2020 году патрулирование не подтвердило факты лесного пожара по 79 % «термоточек», обнаруженных ИСДМ-Рослесхоз.
При этом сама система, как отмечается в отчете СП, тоже врет немилосердно: «Имеющаяся отраслевая отчетность в области лесного хозяйства не дает объективной информации о его размере. Ее данные показывают, что при увеличении площади лесных пожаров за последние пять лет в 2,2 раза ущерб от них сократился в 3 раза».
«Также проверка показала, что на территории субъектов Российской Федерации грозопеленгаторы отключены. Информация о грозовой активности в лесопожарные центры регионов не поступает. Это снижает качество мониторинга пожарной опасности и оперативности обнаружения лесных пожаров от гроз. При этом среднее количество лесных пожаров, возникших от гроз, только в лесах Красноярского края в период с 2016 по 2021 год составляет 50,5 % общего числа лесных пожаров, а средняя площадь таких пожаров – 90,3 % площади лесных пожаров региона», – также указывается в отчете.
То есть, несмотря на то, что каждый год руководству страны отчитываются о подготовке к сезону пожаров, и на то, что финансирование на их предотвращение наращивается, лучшей защитой от огня в российских лесах остаются плакаты с предупреждающими надписями? Как же так? Оказывается, современной системе охраны лесов давно уже подрубили корни.
«Современные проблемы развития лесного хозяйства в России были заложены еще более 20 лет назад. В 2000 году была ликвидирована Федеральная служба лесного хозяйства и Госкомэкология, функции которых были переданы Министерству природных ресурсов. И только в 2004 году вернулись к идеи отдельной структуры управления — было создано Федеральное агентство лесного хозяйства, разработавшее к 2006 году действующий Лесной кодекс РФ. Но за эти 4-6 лет отрасль потеряла огромное количество специалистов: например, количество человек, занятых охраной лесов, сократилось в 5 раз», – рассказала «Эксперту» доцент экономического факультета РУДН Татьяна Крейденко.
Она указывает, что результатом стал устойчивый рост площади лесных пожаров: в 2010 г. горело около 2 тыс. га леса (и это был очень сложный с точки зрения пожароопасности год), а в 2015 уже 2,8 тыс. га. в 2019 – 8,7 тыс. га. И даже в пандемийные 2020-2021 гг. площадь лесных пожаров составляла 7-8 тыс. га.
При этом ежегодная площадь лесовосстановительных работ только к 2020 году превысила 1 млн. га, достигнув тем самым показателей второй половины 90-х гг. (и все равно это меньше, чем в 1990 г. – тогда было восстановлено почти 2 млн. га леса).
«Конечно можно сейчас говорить о применении более эффективного и менее затратного космического мониторинга ("Авиалесохрана" – государственная структура, в задачи которой входит обнаружение и тушение лесных пожаров), но и здесь возникает проблема (даже не столько в наличии космических снимков ДЗЗ, которые мы теперь покупаем в основном в Китае и Индии – это не проблема), сколько в качестве принимаемых на их основе решений», – продолжает Крейденко.
Она указывает на то, что решение о тушении пожаров в действующей нормативной базе принимается на основе критерия непревышения прогнозируемых затрат на пожаротушение стоимости прогнозируемого вреда от пожара.
В 2019 г. специалисты обратили внимание на тот факт, что борьба с пожарами велась только на 3,3% площади охваченных огнем лесов. Остальное, видимо, того не стоит.
Отметим также, что упомянутый экспертом Лесной кодекс, будучи, возможно, полезен самим фактом появления обновленной нормативной базы, был в то же время жестко раскритикован специалистами и принят вопреки этой критике. Ее острие было направлено именно на то, что леса останутся без рачительных хозяев, без должного надзора и ухода. Получилось именно так, как опасались. Может быть, нынешний отчет Счетной палаты заставит по крайней мере всерьез задуматься об этой проблематике?
Не спасти неисчислимое
Впрочем, как можно говорить о стоимости ресурсов, если мы до сих пор даже не в состоянии их посчитать? На это, кстати, в бытность свою аудитором, обращал внимание еще Михаил Мень.
«Анализ развития информатизации лесного хозяйства показал дублирование функционала федеральных и региональных информационных систем в этой сфере, а также размещение в них недостоверных данных», – говорится в нынешнем релизе Счетной палаты.
А ведь то же самое было и в 2020 году: как тогда рассказал в интервью газете «Коммерсантъ» господин Мень, актуальными, а стало быть, достоверными можно было считать данные по 15,6% леса. А по некоторым регионам, например, Дальнему Востоку – меньше 10%.
Почему же за 3 года воз лесхоза никуда не сдвинулся? Ведь не раз и не два поднималась тема ценности лесов и древесины и на уровне президента.
«Причина – монополизация информационного обеспечения лесного хозяйства. Недоступность и непрозрачность информации по лесам на федеральном уровне. Статистические показатели меняют свои значения в отдельных случаях на порядок», – поясняет Роберт Сандлерский.
Получается, что в ситуации с отечественным лесным хозяйством – темный лес. И даже аудиторы, с их наметанным глазом, не могут разглядеть, в каких дебрях оседают государственные деньги и куда уплывают национальные ресурсы.
