— Планирует ли Китай в будущем занимать в международных отношениях то же место, что и Соединённые Штаты сейчас? Иначе говоря, стремится ли он к мировой гегемонии в традиционном понимании этого термина? Если да, то есть ли у него на это необходимые экономические, а главное — военно-стратегические ресурсы?
— Китай — мировая держава. Его амбиции — вселенские. Но Китай не идёт и не пойдёт путём других исторических гегемонов или претендентов на гегемонию, включая США. Китайская идеология не предполагает китаизации остального человечества через распространение в мире китайской политической или экономической модели. Тем не менее, Пекин активно пропагандирует во внешнем мире свои успехи и свои взгляды на судьбы человечества.
Китай стремится занять место в мире, соответствующее его огромному экономическому весу, растущей военной мощи и богатейшему культурному наследию. Это очень высокое место. Достижение его потребует расширения не только экономического, но также политического и культурного влияния, выдвижения и реализации продуманных международных инициатив, привлечения на свою сторону элит и отдельных групп граждан иностранных государств.
Пока что Китай только приступил к реализации этой цели. Путь этот не будет лёгким, учитывая готовность США всеми силами и способами защищать свою гегемонию. Китайско-американское противостояние вряд ли завершится компромиссом; напротив, оно сейчас движется в направлении открытого конфликта. Исход этого конфликта определит не только будущее Китая и Америки, но и во многом будущее всего миропорядка. Но «второй Америкой» Китай становиться не планирует, да и не сможет стать: это другая цивилизация.
— Какие преимущества есть у БРИКС и ШОС как качественной альтернативы Западным институциональным объединениям, особенно в условиях возможного нарастания индо-китайского соперничества?
Главным преимуществом объединений незападных стран является их демократизм. В отличие от НАТО или G7, в БРИКС и ШОС отсутствует гегемон и сопутствующая такому формату дисциплина. Вторым преимуществом незападных организаций является их открытость, идеологический нейтралитет. Можно, конечно, развернуть эти тезисы и представить их как недостатки, но всё зависит от конкретных интересов.
Для России отношения с США их союзниками являются открыто враждебными. Это положение сохранится на весь период конфликта на Украине, являющегося частью гибридной войны с коллективным Западом. Даже после окончания горячей фазы украинского конфликта враждебность, вероятно, сохранится ещё надолго. Помимо всего прочего, такое состояние означает паралич ООН и многих других международных организаций.
В этих условиях сотрудничества в рамках БРИКС и ШОС даёт шанс приступить к строительству элементов нового миропорядка уже сейчас. Речь идёт о новой финансовой структуре, о создании новой системы международной безопасности в Евразии, об ограничении информационного господства Запада и т.д.
Соперничество между Китаем и Индией - негативный фактор, затрудняющий сотрудничество в БРИКС и ШОС, но оно не является антагонистическим и совершенно непреодолимым. В интересах Пекина и Дели - урегулировать свои отношения. Институт РИК может сыграть здесь положительную роль.
— Разморозка сотрудничества в Арктическом совете кажется пока маловероятной. Возможно ли, нужно ли создание аналогичных институтов в регионе с участием Индии, Китая и России?
— Заморозка Арктического совета, вероятно, надолго. Для России в этих условиях есть смысл развивать сотрудничество в высоких широтах с дружественными странами, а том числе с Китаем и Индией. На мой взгляд, Москве выгоднее действовать в двустороннем формате - параллельно с Китаем и Индией. В определённых случаях может быть оправдан и полезен трехсторонний формат. А вот создавать институциональную структуру «в пику» Арктическому совету, я считаю, не стоит.
— Контроль над вооружениями входит в интересы большинства игроков на международной арене. Россия и США готовы обсуждать эту тему. Могут ли возможные будущие переговоры проводиться в многостороннем формате (с участием тех же Китая, Франции и других ядерных держав)? Или же функционирующим (с точки зрения ядерных потенциалов США и РФ) является только двусторонний формат?
— Российско-Американский и российско-западный контроль над вооружениями, с моей точки зрения, уже фактически отошли в историю. В результате последовательного, начиная с 2002 года (выход США из Договора по ПРО) демонтажа Вашингтоном архитектуры контроля над вооружениями и в условиях опосредованной (пока) войны на Украине архитектура соглашений разрушена. Восстановлению, как мне представляется, она не подлежит.
Но надо признать, что эта система была создана для обеспечения стратегической стабильности в ситуации Холодной войны. Сегодня военно-стратегическая обстановка в мире принципиально другая. Ни одна из крупных военных держав (включая Китай, Англию, Францию, Индию, Пакистан, Израиль, Иран, Японию, обе Кореи и т.д.) не выказывает интереса к переговорам по ограничению и сокращению вооружений. Технологии за три десятилетия также далеко продвинулись вперёд. Не думаю, что новая система договорённостей в этой области возникнет до того, как установится новый миропорядок. Это произойдёт не скоро. До тех пор мир будет жить в условиях стратегического дерегулирования и неограниченной ничем гонки вооружений.
— В своей статье для РСМД от 1 февраля 2023 года вы утверждали: «…всё это не очередной зигзаг в многовековых отношениях нашей страны с западными соседями, а глубокий затяжной конфликт с долговременными последствиями». Значит ли это, что многолетний тезис о цикличности российской-американских отношений (кризис-разрядка-кризис-разрядка) неприменим к нынешней ситуации даже в долгосрочной перспективе?
— Я настаиваю, что отношения России с США и Европой находятся не в очередном циклическом кризисе, а в кризисе структурном. Разрушена сама основа прежних отношений, а новая появится по результатам идущей гибридной войны — включая Украину, но не ограничиваюсь ею. Для нас в этой войне речь идёт не только о статусе Российского государства, но о его суверенитете и даже существовании. Для Запада на карту поставлены целостность американской гегемонии и будущее Европы. В конце концов, если мы все выживем, на что я надеюсь, какая-то новая основа отношений сложится, но она вряд ли будет напоминать любую из прошлых моделей. Так что о «разрядке» вспоминать не стоит, тем более ожидать её.
— Есть ли предпосылки для изменения системы работы российского экспертно-аналитического сообщества: будет ли оно ориентироваться на западную модель (активный рекомендательных характер) или же играть роль «экскурсовода» по российской внешней политике для мировой аудитории?
— Независимая экспертиза — необходимый элемент стратегического целеполагания и планирования, а также оперативного анализа ситуации. Отсутствие такой экспертизы, тем более сознательное пренебрежение ею — путь к ошибкам, просчётам и провалам.
В России такая экспертиза существует и востребована государственными органами от Администрации Президента и аппарата Совета безопасности до Федерального собрания, МИД и спецслужб. Разумеется, соответствующие экспертные оценки и предложения носят закрытый характер.
Есть и публичная экспертиза, предлагаемая в СМИ и социальных сетях. Она очень разного качества. К сожалению, контроль за этим качеством часто слаб или отсутствует. Тем не менее, серьёзные публикации здесь нередки, на них обращают внимание госорганы.
Наиболее качественная аналитика - как закрытая, так и открытая — выходит за рамки того, что нынешний директор ЦРУ Билл Бёрнс называл «admiring the problem», иными словами, чистым описательством. Авторы таких публикаций формулируют конкретные предложения. Это не только непросто, но и ответственно. В результате с практическими предложениями выходят либо самые лучшие, либо наиболее «отвязанные».
Что касается роли российской аналитики на мировой арене, то она сегодня реализует свои возможности лишь в небольшой степени. Требуется активное сотрудничество российских экспертов со СМИ дружественных стран для организации «экскурсий», пользуясь Вашим выражением, по нашей политике, прежде всего внешней. Это потребует значительных усилий, но делать такую работу необходимо.
Куда пойдёт отечественная независимая аналитика, во многом зависит от запроса на неё — как со стороны государства, так и со стороны бизнеса, который вполне мог бы, по американскому примеру, создавать фонды для поощрения международных исследований, как он это делает в отношении научно-технических разработок.
— Нужно ли сохранять, а главное — развивать контакты с западным академическим и экспертно-аналитических сообществами в нынешней ситуации, одновременно наводя мосты с представителями академической среды развивающихся стран?
Я бы развернул ваш вопрос. На первом месте должны, я считаю, стоять развитие и расширение контактов с коллегами из дружественных стран — тех, что в последнее время у нас стали называть Мировым большинством. Главной общей целью здесь, как мне видится, может стать разработка стратегии создания ключевых элементов нового миропорядка. Ну и на многочисленных региональных и страновых направлениях задача может заключаться в выработке конкретных предложений для углубления двустороннего взаимодействия, запуске региональных проектов и т.п.
Сохраняющимися контактами с коллегами из западных стран пренебрегать не следует, но нужно ясно определить для себя цель таких контактов. Она может заключаться, как минимум, в сохранении самих каналов общения; в уточнении наших представлений о происходящем в странах Запада (при встречной готовности комментировать процессы в России); в лучшем понимании эволюции западной политической мысли; в обмене оценками происходящего на фронтах гибридной войны и в общем процессе смены миропорядка. В отдалённом будущем может возникнуть возможность и даже необходимость начать нащупывать возможные основы «новой нормы» в отношениях с Западом. Неофициальные контакты в формате «второй дорожки» — это контакты между экспертами.
Надо учитывать, что среди экспертов даже в самых недружественных странах могут быть люди, хорошо или нейтрально относящиеся к России. Контакты с такими коллегами нужно не только поддерживать, но и развивать.
— Как вы оцениваете перспективы внедрения искусственного интеллекта в процесс доктринального обеспечения внешней политики РФ в частности и во внешнеполитическую экспертизу в целом? Имеется в виду поиск информации, написание нейросетью аналитических записок и консультирование.
— ИИ может выполнять технические функции (поиск информации, систематизация материалов и т.п.), которые обычно выполняют помощники исследователя. Собственно исследователя ИИ заменять не должен. В таком случае исследователь (человек) исключает самого себя, передаёт свои функции искусственному интеллекту. Аналитические записки писать — всё-таки дело человеческого разума.
— Планируете ли Вы лично создавать или участвовать в создании нового аналитического центра по внешнеполитическим вопросам? Вам поступали такие предложения?
В Москве много аналитических центров, они неплохо конкурируют друг с другом. Я активно сотрудничаю с коллегами, стремлюсь вносить свой вклад в общее дело. Главное — чтобы от всего этого была польза не только для аналитиков, но и для потребителей аналитических продуктов и, главное, лиц, принимающих решения. В то же время я считаю, что не менее важной задачей является образование будущих элит и активной части общества, развитие информированной и серьёзной дискуссии по вопросам международных отношений и внешней политики. Это, в конечном счёте, не менее важно, чем закрытые записки руководству.
