Кому-то наша конституция кажется слишком новой, а кто-то в ответ напомнит о пилотных проектах конституций царства Польского и Финляндского в составе Российской империи. Одни сетуют на то, что наша Конституция написана под диктовку западных советников, учитывая, сколько сотрудников всевозможных фондов было включено в состав Конституционного совещания, но здравствующие и ныне очевидцы конституционного процесса невольно поежатся, вспомнив накал страстей вокруг совещания и то, с каким боем давался каждый пункт документа.
За годы вокруг российской Конституции сложилась определенная политическая традиция, которая предписывает одним постоянно утверждать неприкосновенность текста Конституции, возводя эту неприкосновенность чуть ли не в культ, вплоть до запятой, а другим, напротив, дозволяет трактовать Конституцию как сугубо прикладной документ, а значит, возникает соблазн легко менять его под текущие задачи.
Все эти разговоры, впрочем, уводят нас от главного смысла Конституции: понимания, зачем она, собственно, нужна, и насколько отвечает запросам страны и ее граждан в данный исторический период. Юбилейные 30 лет — с одной стороны, достаточный срок, чтобы осмыслить этот процесс. А с другой — для осознания исторического периода и этого мало.
Попытаемся взглянуть на нашу Конституцию именно под этим углом.
Вызов первый: актуальность духу времени
Во времена французской революции британцы со свойственным им снобизмом смеялись над конституцией Франции из-за слишком, по их мнению, частых изменений основного закона страны в угоду чаяниям толпы. «Если вам понадобится взять текст конституции Франции в библиотеке, обращайтесь в отдел периодической печати», — язвили в адрес соседей англичане.
Легко так говорить, когда твое национальное право, по сути, существует аж с 1647 года, а у французов — меняется со скоростью смены сезонов года. И хотя неизменным оно не остается нигде, включая ту же Англию, но французы по части вольного обращения с основным документом страны переплюнули, кажется, всех. Со времен Великой французской революции, нынешняя версия конституции — уже 17-я по счету.
Пряча снобизм за английским юмором, британцы тогда не уловили главного: духа времени. Многочисленные изменения французской конституции этому вызову отвечали, повлияв, в свою очередь, и на последующее расширение прав и свобод в самой Англии.
Как бы многие в России не были очарованы американской политической системой и не считали американскую конституцию за идеал в момент распада СССР (а кто-то — и поныне, невзирая на серьезнейший паралич власти в Штатах, возникший в значительной степени из-за особенностей конституции), стоит, наверное, признать: вызовам времени принятая в 1993 году конституция России худо-бедно отвечала, пусть ее и считают во многом компромиссной.
Споры вокруг той конституции, отголоски которых звучат и в наше время, главным образом сводились к критике сосредоточения властных рычагов в руках президента России, в то время Бориса Ельцина. Однако в этом была необходимость, обусловленная историческими факторами, считает политолог, кандидат исторических наук и профессор МГИМО Андраник Мигранян. В 1993 году он входил в состав Конституционного совещания. И ему было очевидно, что ни одна из существующих политических моделей демократии на тот момент была неприменима к России.
Разделение властей, развитая партийная система и вместе с тем жесткая внутрипартийная дисциплина, культура, если хотите; инструменты контроля парламента над деятельностью правительства, пресловутая система сдержек и противовесов — все это не могло возникнуть в одночасье.
«К сожалению, при отсутствии развитой партийной системы само разделение властей приводит к тому, что три ветви власти — исполнительная, законодательная и судебная, как показал недавний опыт развития нашей политической системы, сами превращаются в партии, представляющие корпоративные интересы. А интересы страны отодвигаются на второй план, и фактически весь политический процесс выливается в борьбу за подчинение одной из ветвей власти двух других, которые в идеале должны были бы жить в условиях сосуществования и сотрудничества», — писал Мигранян в 1993 году.
Единственным вариантом могло стать обретение некоего высшего арбитра, гаранта стабильности в лице сильного президента. И стало. Правда, чуть позже, а тогда, в 1993 году, сам высокий конституционный статус президента позволил окончательно не потерять едва обретенную страну в период беспрецедентных исторических событий.
Сейчас уже не только Россия, но и весь мир столкнулись с серьезнейшим кризисом всего современного мироустройства. Властный паралич в США образца 2023 года наглядно продемонстрировал, куда именно в случае чего летит вся система сдержек и противовесов, заботливо выстраиваемая десятилетиями, а то и столетиями, и летит при этом достаточно быстро.
В 2020 году, когда принимался целый пакет поправок к Конституцию России, Андраник Мигранян считал, что, если мы упустим время для дальнейшей трансформации, то существует риск повторения событий 1917 года и 1991-го. Принятые тогда поправки были на его взгляд слишком осторожными, даже косметическими, однако спустя 2 года началась СВО. Страх отпустить государевы вожжи неожиданно сыграл свою роль в обеспечении стабильности всей властной системы.
«После двух колоссальных провалов в реформе политической системы, наверное, обжегшись на молоке, каждый реформатор в России сейчас дует на воду, думая, как бы чего не вышло», — сказал Мигранян «Моноклю». — «Когда страна находится в полном окружении и под таким натиском извне, то, конечно, это на данном этапе неплохо. Как правило, в кризисных условиях власть должна быть консолидирована, решения должны приниматься в одном центре, очень быстро и эффективно, иначе долгие процедуры обсуждения и согласования — это путь в никуда», — уверен политолог.
Вызов второй: актуальность запросов
Среди 206 поправок, внесенных в Конституцию, больший информационный резонанс имели лишь несколько.
Помимо поправки в статью №81 о количестве президентских сроков, бурные обсуждения шли вокруг упоминания в тексте Конституции особой роли русского народа, «по итогам которого у нас в одном месте Конституции (статья 3) остался «многонациональный народ», а в другом появился «государствообразующий народ, входящий в многонациональный союз равноправных народов» (статья 68), и никто не объяснил, как одно соотносится с другим», — отмечает журналист, директор АНО «Институт развития парламентаризма» Алексей Чадаев.
Пока шло обсуждение самих поправок, немало споров было и вокруг упоминания в конституции Бога. Несмотря на аргументы противников данной поправки в части противоречия уже имеющейся 14-й статье Конституции, закрепляющий светский характер государства, слово «Бог» в ней все же появилось. Как появилось и упоминание брака как союза мужчины и женщины, а также совсем не косметическая новая редакция статьи 79, уточняющая, что решения межгосударственных органов, противоречащие Конституции Российской Федерации, исполнению не подлежат.
Если говорить о других текущих вызовах, то очевиден запрос на воплощение мысли о России как стране-цивилизации и одного из суверенных центров многополярного мира. Многие смыслы, связанные с этим понятием, отражены в Конституции, считает ведущий научный сотрудник сектора теории права и государства РАН, кандидат юридических наук Владимир Плигин.
«Управленческой элитой, настаивающей на признании только ею декларированной справедливости и формы свободы, история нашей страны часто обозначалась как вновь появившаяся. В этой связи Конституция ориентирует на то, что существует тысячелетняя история страны, она сложилась, и не может и не должна быть основанием эмоционального разрыва общества. История состоялась. Изучение уроков возможно, но не является основанием для постоянного покаяния, которое разрушительно. Это тоже очень важный момент, потому что в рамках разного рода разговоров все время есть ожидание, что за что-то мы должны покаяться».
Актуальность вызовам проявила себя еще в ряде поправок, направленных на фиксацию традиционных ценностей. Возможно, до нынешнего СВО-периода, обострившего разом весь ворох противоречий, далеко не всем было очевидно, в чем именно эти самые традиционные ценности состоят. Сейчас, в момент цивилизационного столкновения, стало пусть немного, но яснее. С принятием соответствующих поправок в 2020 году было сформировано новое направление стратегического планирования, связанное с защитой традиционных ценностей, поясняет доцент факультета национальной безопасности Института права и национальной безопасности РАНХиГС, кандидат философских наук Александр Шашкин.
«Если вы обратите внимание, то отдельные поправки были посвящены именно защите исторической памяти, преемственности, в том числе в государственном строительстве, защите самобытности народов, населяющих Российскую Федерацию. И это принципиально важный момент, потому что из теоретической к практической управленческой плоскости была приведена идея защиты человека, его прав и свобод. Совершенно очевидно, что мы в рамках публичного управления должны защищать конкретного гражданина. Те документы, которые были приняты позднее, не просто определяют некий набор правительских мер, они закрепляют, что цели Конституции — это цели именно стратегического управления, которые задают главный вектор государственного строительства и стратегического планирования в частности. А это предполагает разработку и реализацию соответствующей государственной ценностно-ориентированной политики с учетом целеполагания именно в сфере сохранения и укрепления традиционной целостности российского общества».
Впрочем, каждый раз менять основной закон страны с каждой новой угрозой традиционным ценностям, нет нужды. Как добавил Шашкин, сумма конституционных ценностей как раз и представляет собой те самые традиционные ценности Русского мира.
Спустя два года после внесения поправок в общественно-политических кругах громче всего обсуждают то, что в Конституции так и не появилось. Речь идет об идеологии. В ноябре 2023 года глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин заявил, что работа над Конституцией должна быть продолжена. «С учетом современных реалий, в которых мы живем, думая о перспективах развития нашего общества, необходимо все-таки сформулировать идеологию нашего общества, наших целей и закрепить ее в Конституции РФ», — заявил он.
Идеология в целом и национальная идея в частности, которую столько лет пытается обрести Россия, просто так не появляются, считает Мигранян. «Конечно, можно вписать что-то в Конституции. Но первая в мире конституция, которую американцы создали в 1787 году, там всего 7 статей. Там не упомянуто ничего из того, о чем мы часто спорим, там это никому в голову не пришло написать, при условии, что эту страну создавали пуритане, убежденные, фанатично религиозные люди». Действительно, в тексте американской конституции слово «Бог» не упоминается ни разу. Зато — многократно в конституции каждого штата и в Декларации независимости, а американский президент присягает с рукой на Библии. Все потому, что идеология — это не вопрос собственно конституции, добавляет Мигранян.
Вызов третий: актуальность характера власти
Попытки запихнуть в основной закон страны все, что только можно — и вашим, и нашим, уводят в сторону от осознания главного вопроса: понимания, зачем на самом деле обществу нужна Конституция и какие задачи она выполняет. В конце концов, можно обойтись вообще без нее. Но главная роль, которую выполняет основной документ страны — определение того, как именно соотносятся друг с другом властные полномочия между исполнительной, законодательной, судебной ветвями властей.
Перекос в сторону полномочий президента был оправдан на заре современной российской государственности. Однако в канун 25-летия Конституции России в 2018 году председатель Конституционного суда Валерий Зорькин опубликовал статью, воспринятую частью экспертного сообщества как пролог к реформированию основного закона страны, хотя прямо об этом в статье не говорилось, и даже наоборот: автор статьи назвал тревожными разговоры о кардинальных изменениях. Однако о недостатках говорил более чем подробно.
В их числе, писал Зорькин, «отсутствие должного баланса в системе сдержек и противовесов, крен в пользу исполнительной ветви власти, недостаточная четкость в распределении полномочий между президентом и правительством, в определении статуса администрации президента и полномочий прокуратуры. Конструкция ст. 12 Конституции дает повод к противопоставлению органов местного самоуправления органам государственной власти (в том числе представительным органам государственной власти), в то время как органы местного самоуправления по своей природе являются лишь нижним, локальным звеном публичной власти в Российской Федерации. Недостатки существуют и в разграничении предметов ведения и полномочий между Федерацией и ее субъектами».
Конституционная реформа, которая, по мнению многих политологов, назревала по мере накопления критических изменений в российской политической системе, все же произошла. Ожидали от нее многого, в частности, по словам Миграняна, того самого постепенного, плавного перехода к более сбалансированному распределению властных полномочий между различными ветвями власти. Этого не случилось. В какой бы тогда ситуации гипотетически оказалась страна спустя всего 2 года — вопрос открытый.
России пришлось в кратчайшие сроки пройти эволюционный путь, который у многих других стран занял десятилетия. А заодно наглядно увидеть, до какой степени дисфункции может дойти политическая система, если в ней содержится слишком много механизмов и институтов сдержек и противовесов. К счастью, в этот раз — не на своем примере.
Оправдан этот перекос и сейчас, в новых условиях. Однако, как считает Мигранян, персоналистская власть хороша в определенных случаях. Легко упустить тот момент, когда она становится тормозом для развития политической системы, потому что институты в силу каких-то причин не работают или плохо работают. Сейчас для России наступил очередной непростой период, но, если наша страна существует — значит, Конституция свою главную роль выполняет. Но об изменениях, адекватных тем вызовам, с которыми столкнется власть уже завтра-послезавтра, необходимо серьезно задуматься уже сейчас.
Ключевым условием для политической системы, считает Плигин, является управляемость. «А это особенно важно в условиях современных складывающихся противоречий. Управляемость — основополагающее условие государственно-политического строительства. Отсутствие этого условия в каждом из четырех полей — легитимности управления, представительства, гражданской активности, человеческого капитала — может привести к деструктивным управленческим тенденциям. Эти тенденции могут отразиться и на стабильности политической системы, на возможности принимать политические решения, на способности управлять происходящими процессами. Чтобы эффективно функционировать, российской политической системе необходимо стремиться к состоянию максимально возможной в каждом конкретном случае степени управляемости. Это особенно важно в условиях складывающихся современных противоречий».
В конце концов, не столь важно, сколько сроков будет у президента, шесть или четыре, добавляет Мигранян. «Главное, какой результат. Думаю, раз президент это начал, раз он хочет создать более цивилизованную, соответствующую современным нормам и требованиям конституционную систему, то пусть, раз начал, доведет это до какого-то состояния». К тому же, столь ответственная политическая реформа обязательно потребует огромного, непререкаемого авторитета. Когда этот авторитет вдруг не находился — подобные истории дважды только за ХХ век заканчивались крушением государства.
