«Это очень деликатная, тонкая работа»

О любви как главном двигателе творческого процесса, о драматическом спектакле как музыкальном произведении и о воспоминаниях детства, где нашелся прототип его героя, рассказывает артист Павел Юринов, исполнитель роли Саяпина.

Как бы Вы охарактеризовали своего героя, своего героя, Анатолия Саяпина?

Когда мы работали над спектаклем, каждый из нас вспоминал свое «советское детство», времена наших молодых родителей, их совместные застолья, походы друг другу в гости. Я помню, как родители собирались с друзьями, и всегда в этих компаниях были такие «дяди Толи» и «тети Леры» — странноватая пара, которая всегда находится немножко в конфликтности. Дядя Толя он такой сглаживающий, а вот супруга — она обычно очень деловитая и всё время его абьюзит прилюдно. Он при этом человек терпящий, добрый, вынужденный заниматься тем, что ему жизнью уготовано. Поэтому мой персонаж — это друг главного героя, который всё время находится под влиянием своей властной супруги.

А друг он Зилову, Вы считаете, настоящий?

Нет, конечно. Скорее, товарищ, который тянется к Зилову, видит эту легкость, когда к нему все само в руки плывет — а у самого Саяпина, при всех его усилиях, ничего не получается. Поэтому мой герой в какой-то момент — не от большого ума, а скорее от эмоциональной рефлексии — сдает Зилова начальнику Кушаку. Не то чтобы у него такая сильная зависть — просто вынужденное положение из-за давления со стороны жены.

Чего Вы ожидали от работы с Федоровым?

Я не видел ни одного его спектакля — слышал о нем, что-то почитал, но ожиданий специальных не имел. Было, скорее, желание интересной работы — так и получилось. Мне очень понравилось, как Антон выстраивал репетиционный процесс. В момент знакомства, в процессе читки пьесы, каких-то разговоров, разборов, перехода в репетиционные пространства, потом на сцену — это была очень деликатная, тонкая работа высокохудожественного человека. По моим ощущениям, Антон понимает, что он хочет, у него есть цельность внутри, в голове, и в то же время он дает большую свободу для сотворчества. Всегда открыт к предложениям, готов пробовать, а если что-то неудобно для актера, он готов это изменить, подстроиться. И в целом он производит впечатление очень спокойного, эрудированного и очень интересного человека, с которым очень комфортно работать, общаться и что-то придумывать.

Можете привести какие-то примеры такого сотворчества?

В дуэте с моим замечательным партнером Варварой Павловой мы что-то предлагали, а Федоров это поддерживал и усиливал. Благодаря многому из того, что Антон предложил для моего персонажа, образ стал более объемным. Какие-то вещи с жестами, с интонацией. При этом он не боится отказаться от идеи, если чувствует, что она не работает, но делает это с тактичностью, деликатностью и аккуратностью. А самое главное, он с большой любовью относится к каждому человеку – не играет в это, чтобы его задачи были реализованы, а по-настоящему влюблен в каждую творческую единицу спектакля.

Вы можете сформулировать, в чем состоит авторский почерк Федорова?

Он очень музыкальный человек, и весь процесс создания спектакля строился на том, чтобы найти стиль музыки, что ли. Чтобы внутренняя поэтичность в постановке присутствовала – ритмы, которые точно выстроены, мелодия, которая идет – и одно из другого вытекает. Если есть маленькая пауза, ее лучше подержать, если здесь есть какие-то акценты, на этом надо остановиться или темпоритмически дальше сдвинуться. У Федорова стиль дирижера высокого уровня, который за счет своей интеллектуальной базы, своего режиссерского навыка и коммуникативной работы с людьми умеет настроить все эти инструменты, чтобы они вместе зазвучали как единая музыка. Нет задачи, чтобы было понимание, про что спектакль – это скорее погружение в сновидение, в свои эмоциональные, подсознательные глубины. И ты как участник спектакля во что-то свое погружаешься, и зритель, который за этим наблюдает, он как бы вместе с нами засыпает, погружается в себя, в свои воспоминания, в свое бессознательное. Это схоже с творческим методом Линча или Бунюэля, когда абсурд – не ради абсурда, а высекающий болевые точки через внутреннюю логику. Эту логику не объясняют зрителю специально, но внутри она, конечно же, присутствует.

В спектакле много смешного – на уровне языка, на уровне подачи, на уровне образов. Можете вспомнить моменты, когда настолько распирало от смеха, что играть невозможно?

Мне очень нравится, что Антон чуть-чуть структурирует текст Вампилова, когда идёт смещение смысловых ударений, акцентов. Например, Валерочка обращается к Вадиму Андреевичу через цезуру: «Пойдемте, Вадим… Андреевич, ну что идем?» Это разделение звучит гомерически смешно – и там такого очень много. Есть моменты, когда мы держим серьез, но внутри вот-вот расколемся, потому что все так абсурдно и смешно выглядит. Как актеры мы наблюдаем персонажей со стороны, видим, что происходит, и получаем большое удовольствие от того, как получается. Все сделано с такой изобретательностью и в то же время не надуманно. Не так, что вот, режиссер прием придумал, а как будто это исходит изнутри, от всех, словно сами актеры все и придумали. Большое отличие Антона от многих режиссеров – он вообще подходит ко всем с большой любовью. И эта любовь собрала и сложила спектакль: любовь к актерам, любовь к службам театра, любовь к каждому пожилому человеку – к этим прекрасным бабушкам и дедушкам, которые играют соседей. Через эту искреннюю любовь и спокойствие выкристаллизовалась такая форма и такое содержание, которое каждый по-своему воспринимает. Старшее поколение по-своему видит этот спектакль, молодые, которые уже после 1990-х родились, свои смыслы считывают. Спектакль получился как многослойный пирог, который приготовлен с огромной любовью.