Состоявшийся 1 ноября трехсторонний саммит Россия–Иран–Азербайджан имел куда более широкую геополитическую повестку. Стороны обсуждали не только друг друга, но еще Израиль и Турцию.
Как известно, в Тель-Авиве в общем смирились с победой Башара Асада в Сирии, однако очень обеспокоены возможными последствиями этой победы. И прежде всего иранским присутствием на сирийской территории. Израиль, конечно, хотел бы, чтобы духа иранского в Сирии не было, однако при этом трезво оценивает реальность. Иран был крупнейшим инвестором в победу сирийского режима, и лишить его дивидендов в виде масштабного присутствия в Сирии можно только через большую войну. Поэтому в Тель-Авиве готовы согласиться на вариант, при котором духа иранского не будет лишь вблизи Голанских высот. А это уже переговорная позиция, и, по мнению некоторых экспертов, Кремль может выступить (или уже выступает) как посредник между Тель-Авивом и Тегераном.
Помимо израильского у нынешнего саммита было и другое измерение — турецкое. Очевидно, что одной из целей саммита (да и всего этого трехстороннего формата) было желание Москвы несколько отрезвить Анкару. Да, на сегодняшний день российско-турецкие отношения находятся на очень высоком уровне. Стороны сотрудничают в Сирии, заключают важнейшие оборонные контракты, работают в области атомной энергетики и вместе ругают Запад. Однако взаимное сотрудничество не означает, что Анкара с уважением относится ко всем российским интересам, в том числе касающимся национальной безопасности. И дело не только в крымском вопросе и в продолжении поддержки Турцией террористической организации «Меджлис». По словам директора Центра востоковедных исследований, международных отношений и публичной дипломатии Владимира Аваткова, продвигающая пантюркистские идеи Турция активно работает как на постсоветском пространстве, так и в ряде российских регионов (в частности, в Поволжье). Смысл этой идейной работы состоит в укреплении у населения ощущения сопричастности турецкому миру и турецкой истории начиная с Серого Волка (одного из элементов мифа о сотворении турецкого народа) — и заканчивая Великим Эрдоганом.
Естественно, это подрывает сопричастность «российскому миру». Убедить Анкару отказаться от продвижения этой идеологии среди российских граждан не получается (и вряд ли получится, поскольку для Реджепа Эрдогана пантюркизм — это не только его личная блажь, но и внутриполитическая необходимость для усиления поддержки среди местных националистов), так что Кремль отвечает на иных фронтах. Прежде всего на ирано-азербайджанском, где Россия усиливает Иран (соперника Турции) и создает альтернативные возможности для Азербайджана (часть элиты которого не разделяет идей подчинения Анкаре и, при сохранении тесного азербайджанско-турецкого союза, хотела бы диверсифицировать свои внешнеполитические связи).
