Студия текстильного дизайна Solstudio — уникальное явление на российском рынке. Ее рисунки, которые используют производители тканей, аксессуаров и предметов интерьера во многих странах, регулярно проходят суровый отбор у европейских профессионалов моды и попадают в шорт-лист трендов мировой индустрии. Несмотря на то что студия работает всего шесть лет, ее основательница Александра Калошина в индустрии моды уже давно. Двадцать лет назад она открыла собственное ателье и вскоре параллельно решила заняться продажей высококлассных итальянских тканей. Набравшись опыта у европейских коллег, Александра решила продать ателье и открыть собственную студию текстильного рисунка Solstudio, о которой теперь знают во всех европейских домах моды, а со временем начала производить платки и аксессуары под собственным брендом Radical Chic. Два года назад Александра Калошина решила воспользоваться мировой конъюнктурой в текстильной индустрии, а именно распространением цифровой печати, и открыть собственное печатное производство в России. Пока ее компания предоставляет услуги цифровой печати на синтетических тканях, но в ближайшее время на производстве появится и оборудование для печатания рисунков на натуральных тканях. Однако главная цель Александры — шагать в ногу с бурно развивающимися технологиями финишной обработки ткани, придающей ей уникальный вид и свойства.
О том, как небольшая российская студия может успешно вписаться в мировую индустрии моды и диктовать тренды на этом рынке, Александра Калошина рассказала в интервью «Эксперту».
— За последнее время в мире произошли фантастические, коренные изменения в текстильном дизайне в связи с изменением технологий: на смену традиционной печати пришла цифровая печать на ткани. Это можно сравнить, например, с появлением сотового телефона. Технология традиционной печати позволяла печатать рисунки в ограниченном количестве цветов. И вдруг ограничения были в один момент сняты. Какое-то время индустрия даже пребывала в замешательстве. Но большие бренды очень быстро поняли новые возможности. Мы увидели на подиуме потрясающие коллекции: яркие рисунки, коллажи, фотоэлементы — в коллекциях знаменитых марок появился захватывающий цвет. Параллельно возникли новые бренды, выскочившие на новых технологиях и новом дизайне: Mary Katrantzou, Erdem. Этот процесс начался около семнадцати лет назад. Произошел переворот в мире моды. Все обратили внимание на текстильный дизайн, потому что технология дала невероятную свободу творчества.
— Как ваша компания ощутила приход новых технологий?
— Когда появились первые такие машины, мы занимались тем, что продавали на российском рынке ткани итальянской текстильной группы Ratti. В Европе это самый известный поставщик, который делает ткани для Dolce & Gabbana, Louis Vuitton, Prada, Chanel, Dior. Мы девятнадцать лет подряд дважды в год работали на их стенде на ведущей выставке моды — парижской Premiere Vision (PV) — и получили там огромный опыт. И когда появилась цифровая печать, мы увидели всё, сидя «в первом ряду». Мы увидели первые цифровые машины, которые печатали 24 метра ткани в день. Сейчас стандартная цифровая машина печатает 350 метров в час. Последнее поколение итальянских машин LaRio печатает 4500 метров в час. Потребности в том или ином виде ткани такой компании, как Zara, можно закрыть за несколько дней. Изобретатель этой скоростной машины считал, что в мире их понадобится две-три штуки, а их уже около двух десятков. И заказы все идут.
— Что изменилось на текстильном рынке в связи с появлением новых технологий?
— Во-первых, исторические текстильные кластеры, такие как Комо в Италии, Бурса в Турции, Сучжоу и Ханчжоу в Китае, где на каждой улице или печатное, или текстильное производство, или оптовый склад тканей, начали перевооружаться. Появилось и огромное количество маленьких печатных производств. Люди покупают печатную машину и ставят ее, как правило, недалеко от большой фабрики, потому что отделочный процесс достаточно сложный. Только кажется, что это как большой принтер: запустил полуфабрикат — получил готовую ткань. Но не все так просто — ткань нужно пропитать, промыть, растянуть, просушить. На каждом этапе цвет может измениться, ткань может деформироваться. Технология достаточно сложная, и нужны очень сильные специалисты. Поэтому новые небольшие печатные производства стали кооперироваться с крупными, а также искать свои уникальные специализации, например в финишной обработке ткани.
Второе важное следствие — всплеск в развитии текстильного дизайна, появление множества новых дизайнеров. Мы удивляемся, откуда так много молодых дизайнеров в России в последнее время. Но это не только в России, это во всем мире. Потому что мы можем нарисовать на листе бумаги рисунок и напечатать четыре метра своей собственной ткани — раньше об этом нельзя было даже мечтать. Появились даже такие понятия, как принт-ателье, возможность заказать в сети свой рисунок, напечатать его на любых поверхностях, создать любую ткань в подарок. Возможности текстильных дизайнеров существенно расширились, и профессия текстильного дизайнера вдруг стала очень востребована.
Попали в слом технологий
— Как вам удалось вписаться в этот процесс и стать законодателями моды в текстильном дизайне?
— Наше продвижение началось с того, что шесть лет назад студия стала участником парижской Premiere Vision. Это не просто выставка, это законодатель в мире моды, где правит большое европейское лобби. Участники выставки — 2700 европейских компаний разных текстильных направлений, от костюмной ткани до кружева и аксессуаров для пошива. Мы несколько лет были единственным российским участником Premiere Vision, как, впрочем, и других мировых текстильных выставок — в Шанхае, Нью-Йорке, Мюнхене. В зале текстильного дизайна, где мы стоим, находится 250 лучших компаний мира в области текстильного дизайна, количество участников не меняется из года в год — это англичане, французы, итальянцы, то есть те, с кем соревноваться очень трудно. Мы создаем текстильный рисунок шестой год, а там стоят дизайнеры во втором, третьем поколениях, дети вместе с родителями. Но нам повезло: мы попали в слом технологий — цифровая печать изменила представление о классическом дизайне. У компаний появилась потребность печатать огромное количество рисунков для ткани. Этому способствовало и распространение «быстрой моды» — переход на маленькие партии даже у крупных марок. На рынке возник диктат не только технологий, но и таких компаний, как Zara, которая вывела на рынок совершенно другую модель бизнеса. Эта модель функционирует как раз в соответствии с новыми технологиям: маленькие партии, быстрая сменяемость ассортимента.
Когда мы выходили на Premiere Vision как Solstudio, я очень хорошо понимала, что у меня молодые художники, я их только начинаю обучать, это наш первый выставочный ход. И многие вещи мы не умеем делать так, как западные коллеги, а чтобы научиться, нужно несколько лет. Но этих нескольких лет у нас нет, и я решила вывести на рынок совершенно новый тип рисунка — хаотический. И мы оказались студией, которая смогла привнести нечто новое.
Итальянцы отлично умеют составлять раппортные группы для повторения рисунка. Вообще, старый текстильный рисунок, рассчитанный на традиционную печать, в большинстве случаев строился на раппорте, на повторении. Наши художники хорошо понимают механизм составления раппорта, то есть как сделать рисунок бесшовным. Но как сложить группу элементов в рисунке — повернуть листочки, веточки, еще что-то такое — так, чтобы при повторении это казалось невероятным разнообразием, в наших вузах не учат. В результате мы махнули на раппорт рукой и наши цветочки и веточки лежали в ритмическом порядке, но без явного повторения. И мы на этом построили целый стенд. Нас поставили где-то далеко, поближе к санузлу, но уже на второй день выставки у нас раскупили все рисунки только потому, что это выглядело очень необычно. Мы стояли практически с пустым стендом. Потом многие студии перешли на хаотический рисунок, но мы оказались законодателем этого стиля, который стал востребован с приходом цифровой печати. Плюс к этому у нас есть четкая философия рисунка, поскольку текстильный дизайн всегда выражает национальную идею, как это ни пафосно звучит. Мы же с вами можем отличить восточный рисунок от западного и по-прежнему — итальянский от французского, английского, несмотря на конвергенцию, слияние культур, глобальные процессы.
— По каким признакам?
— По наполнению элементами, по сюжету, ритмике, по цветовой гамме. Мы сформировали некую русскую национальную идею рисунка. Мы использовали то, что Россия — между Западом и Востоком. Наш рисунок не такой элегантный и чистый, как европейский, но не такой избыточный и витиеватый, как восточный. Наше видение цвета — это то, что характерно для русского человека. Да, какая-то часть наших женщин одевается элегантно, по-европейски, но если мы посмотрим на массу цвета, которую мы используем, то часто это несовместимые цвета, на взгляд европейца. Это цветовое разнообразие есть в нашей одежде. И мы, как художники, его уточнили, что ли… Привнесли в рисунок немного странноватые, немного пестроватые, но в то же время очень гармоничные цветовые гаммы, которые нас отличают.
У нас сразу образовалась своя клиентская группа, нас вычислили аналитики сферы fashion. Мы сразу же попали на стенд основных тенденций, который формирует комиссия Premiere Vision. Эта комиссия и формирует тенденции сезона, которые потом реализуются на подиумах и в индустриальном производстве. Попасть на стенд очень важно, потому что таких материалов выбирается немного. Посетители, которые приходят на выставку, в первую очередь идут на стенд тенденций, потому что там собрана вся конкретика. Эта конкретика управляет миром моды.
Первый раз мы выиграли конкурс с рисунком «Рентген цветка». Это было потрясающе, потому что приходишь на выставку — и везде твой рисунок: на стендах, на стенах, на сувенирной продукции. На стенде тенденций на последнем Premiere Vision было порядка шестидесяти рисунков, и десять из них — наши. То есть мы, россияне, диктуем сегодня моду.
— А судьи кто? Кто входит в аналитический блок Premiere Vision?
— Мы их не знаем, никогда не видим. Их постоянно меняют, каждый сезон приглашают новых специалистов.
— Какова структура вашего портфолио, с которым вы приезжаете на выставку?
— На выставку студия должна привезти не менее двух тысяч рисунков. Мы для себя установили, что каждый сезон, то есть два раза в год, привозим порядка 500–600 новых рисунков, а все остальное — какие-то части старых коллекций, которые выглядят актуально. Структурировано примерно так: примерно 60–65 процентов — цветы, это могут быть цветы с животными, цветы с геометрией и вообще все, что содержит флору. Дальше будет геометрия — наверное, процентов десять. Потом абстрактные рисунки. И дальше уже какие-то сюжетные вещи, которых требует текущий сезон. Например, в последнее время появилось понятие «событийный дизайн». Раньше мы рисовали просто, скажем, абстрактную красивую девушку. А сейчас эта абстрактная девушка сидит с подругами, она пьет чай, у нее убежала собачка. Мы в ткани рассказываем целую историю.
— Вы, когда создаете рисунки, думаете про ткани, про одежду?
— Сейчас текстильный дизайн во всем мире меняет название. Он называется surface design — дизайн поверхности. Благодаря новым технологиям один и тот же рисунок можно нанести на лампу, на стул, на стол, на обои, на стекло, на стены — на что угодно. Текстильный рисунок ушел и в архитектуру, в поверхности гигантских масштабов. То есть в чистом виде текстильного дизайна уже не существует. И это еще больше усложнило профессию художника, потому что он должен мыслить уже глобальными системами.
— Это значит, что и конкуренция развивается в направлении создания более универсальных рисунков, для разных поверхностей?
— Абсолютно. Я не знаю, как так сложилось, но у нас вдруг началась некая специализация. Например, в Китай мы сегодня продаем больше всего рисунков для обуви. В Турцию продаем много рисунков для платков. Мы сделали свой бренд платков — Radical Chic, потому что прошли большую школу турецкого и французского рынков, много рисовали, потренировались, поняли, что у нас получается.
— Китайцев все-таки трудно понять…
— Китайский рынок очень необычный, он не похож ни на один другой. После выставок мы ведем внутреннюю аналитику, смотрим, чего мы продали больше всего: какого типа рисунки, в какой стилистике, в каком цвете, какие сюжеты. Китай не поддается аналитике — результаты каждого сезона совершенно разные.
— Какую часть рисунков удается продать в ходе выставки?
— Тридцать-сорок процентов готовых рисунков. Кроме того, мы получаем заказы на разработку новых, на которых потом живем часть сезона.
— А что произошло с ценами на ваши рисунки? Ведь предложение с приходом цифровых технологий резко увеличилось?
— Да, так. Цифровые технологии привели к резкому обесцениванию рисунка. Хороший, сложный рисунок на заказ по-прежнему стоит от 600 до тысячи евро. А рисунок, который мы продаем на выставках, очень сильно упал в цене. Начинали с того, что продавали где-то за 500 евро, мы еще застали это золотое время, а сейчас продаем примерно за 350 евро в Европе и еще дешевле — на Востоке. А последняя наша беседа с американским агентом была примерно такой. Она звонит и говорит: «Пришлите мне двадцать рисунков». Я очень удивилась, потому что специалист просматривает сто рисунков где-то за три минуты. Глаз наметан, ты точно знаешь, что тебе нужно, тенденции сезона известны, коллекции построены. Я переспрашиваю, потому что обычно высылаем не меньше трехсот рисунков. И только на третий раз понимаю, что меня просят прислать двадцать килограммов рисунков в маленьких текстильных образцах.
В мире моды нет моды
— Что дальше происходит с результатами выставки?
— Это все попадает к аналитикам. Помимо Premiere Vision есть еще агентство WGSN — законодатель мира моды, глобальный лидер в области прогнозирования тенденций моды. По его аналитическим прогнозам работают все, от Chanel до Nike. Это огромная структура, онлайн-библиотека трендов, с штатом около тысячи человек, с инвестициями в миллионы долларов ежегодно в обновление контента — и 75 тысяч клиентов, среди которых все главные дома моды мира.
WGSN составляет свои невероятные прогнозы по всем направлениям моды на основе изучения социальной среды в шестидесяти странах мира. Это гигантская работа, которая потом превращается в очень точные аналитические решения. И это уже не только прогноз, но и диктат.
— Как наличие такого мощного трендсеттера в мире влияет на вашу работу?
— В мире моды — моды нет. Работа всех, и наша в том числе, подчинена жесточайшей аналитике. Мы сами стали вести аналитическую работу, чтобы быть замеченными на рынке, но планируем использовать и прогнозы.
— А что конкретно включает в себя прогноз WGSN?
— Это гигантский портал, где все очень точно описано: в сезоне таком-то используй такие-то объемы, такие силуэты вот такого цвета из таких материалов. Есть отдельный отчет по материалам, отдельный — по цвету. Более того, дается информация по регионам: для Европы одно, для Азии другое, для Америки — третье.
— А можете привести пример актуальных трендов на лето 2019 года с последней выставки? Что будет в моде?
— Например, рисунки с животными. Причем это не просто весело нарисованные тигры, львы и жирафы. Это животные, которые что-то делают, превращенные в небольшие декоративные системы со многими элементами. Еще один тренд — полевые цветы: ромашка, кашка с букашкой. Все такое милое. Будут две противостоящие тенденции. С одной стороны, рисование тонкой линией, изящно. Это могут быть цветы, это могут быть объекты, это может быть очень изящная легкая акварель. И в то же время в тренде будет фовизм — ярко, сочно, мощной кистью, несопоставимые цвета.
Очень красивым станет камуфляж — тема, которая никогда не выходит из моды. И вот как раз задача текстильного художника, аналитика — понять, что будет сезонным изменением того или другого привычного рисунка. Камуфляж будет очень артистическим: это будет набор абстрактных пятен, уже лишь слегка похожих на маскировочные. Надо сказать, что покупатели, которые приходят на Premiere Vision, — невероятные профессионалы, они ищут именно это изменение, именно «тот самый» цветок.
— Одни и те же аналитические отчеты читают?
— Да. Наш покупатель читает ровно столько же, сколько и мы. Точно так же анализирует. Например, на прошедшей выставке у нас купили все рисунки с бело-красно-синим цветом. Хорошо, что мы были готовы, сделали эти паттерны на основе собственных аналитических изысканий.
— Если компания-производитель пренебрежет рекомендациями аналитиков и будет делать по-своему, у нее мало шансов пробиться?
— Мало шансов. Это очень удобная система, на которую, в общем-то, все перешли. Почему я и говорю, что это превратилось в диктат. Если тема — космос, то у всех модных брендов будет космос в коллекциях, если роботы, то роботы будут во всех витринах модных магазинов. С одной стороны, это нивелирует моду. С другой стороны, это механизм продаж, это индустрия, это влияние на покупателя.
— А покупатель знает, что именно это нужно покупать?
— Его к совершению покупки готовят глянцевые журналы, которые тоже ориентируются на эти аналитические данные.
— На чем строится ваша собственная аналитика? Что именно вы анализируете?
— Все очень структурировано. Мне пришлось развивать какие-то собственные системы. Во-первых, я просматриваю работы современных молодых художников со всего мира, слежу за выставочными процессами и новостями разных сфер социума. Я просматриваю большое количество аналитических журналов по самым разным темам — от экономических до научных. И не только читаю эти материалы, но смотрю иллюстрации, потому что художники, которые иллюстрируют статьи, часто ловят очень точное воплощение социальных, экономических, научных идей, уже перерабатывая их в образ. Я читаю на всех доступных мне языках блоги, обсуждения. Читаю материалы журналистов, вот, опять-таки, читаю ваш журнал. Знаете, сколько я у вас тем для текстильного дизайна почерпнула?
— Да ладно!
— Правда-правда… Меньше всего, как ни странно, я смотрю текущие показы мод, потому что они мало что могут мне дать. Очень много смотрю рекламу продуктов, не связанных с модой. Потому что над рекламой какой-нибудь известной марки водки или мебели работает сильнейшая команда аналитиков, которые готовят съемку с учетом потребительского вкуса будущих покупателей. Очень много мест есть, где что-то можно подсмотреть. Потом мы обсуждаем это с нашими художниками.
С этого начинается рабочий день. Мы обучаем наших художников анализировать любую картинку, любой материал, любую тему и переносить это в текстильный рисунок. Только так можно сейчас работать в современной среде и тягаться с зарубежными компаниями.
— Ваши платки Radical Chic полны различных историй, и даже иногда возникают сомнения, что ты можешь надеть платок с изображением нефтяных вышек, лягушек или церковных куполов…
— Это очень легко носить, потому что все платки правильно, профессионально построены. Мы знаем схему и систему построения платка, как происходит движение цвета, ритмы пятен. Совершенно неважно, что изображено. Картинка нам нужна только для того, чтобы передать какую-то звонкую идею. Марка Radical Chic задумывалась в прямом смысле как «радикальный шик». Но все очень быстро меняется. Мы считаем, что мы — новое средство массовой информации. Просто вы несете свои сообщения страницами журналов, а мы — шелковыми страницами. Мы в платках отражаем все, что происходит в мире. Стали удачными цены на нефть — мы выпустили платок «Нефть». Увидели интересные материалы «Норникеля» — выпустили платок «Плавка руды». Есть постоянная серия, посвященная Москве, Петербургу. Сейчас мы хотим выпустить платок «Урюпинск — столица российской провинции», потому что следим за развитием города Урюпинска. Я прочитала книгу «Делай как Урюпинск» и теперь знаю, что там происходит.
— А как вы ставите задачу перед художником?
— Мы составляем по каждому рисунку мудборды — такой набор образов, техзадание с очень точным описанием: вот так нужно делать основной рисунок, в такой-то стилистике, вот так могут выглядеть персонажи, вот такие идеи для композиции. Я даю художнику точное направление, в какую сторону думать.
— Где вы продаете готовые изделия?
— У нас два своих магазина, шестьдесят точек продаж по стране, еще точки в пяти странах. Компания аксессуаров Radical Chic — это отдельное предприятие, формально не связанное со студией и производством. Ее оборот пока небольшой, около миллиона долларов в год. Но мы работаем в нишевом сегменте, начали с нуля пять лет назад без вложений, — просто такое естественное развитие.
— Насколько рентабелен ваш бизнес текстильного дизайна и какие позиции в себестоимости наиболее затратны?
— Бизнес полностью рентабелен, но это не просто поставить на стол компьютер, положить кисти, краски и начать рисовать. Это прежде всего сложнейшая система хранения файлов — в нашу компьютерную систему и в серверы вложено огромное количество денег. Цифровая печать требует особой системы подготовки файла, нужно постоянно докупать компьютерные мощности.
От цифровой печати до пластифицированной шерсти
— Как вы оцениваете нашу сегодняшнюю текстильную индустрию? Например, то, что за столько лет рыночной экономики мы так и не начали производить свои одежные ткани, фурнитуру. Наши швейные компании и дизайнеры полностью зависимы от импорта.
— Мне кажется, мы идем естественным путем. Сегодня индустрия развивается с нуля, потому что в постсоветское время все разрушилось. И прошло мало времени — двадцать лет с небольшим. То, что у нас не выпускается ткань, — это, конечно, бедствие. С другой стороны, во всем мире есть разделение труда, во многих странах не выпускается ткань. В Италии, Франции, Англии, Китае исторически сложилось так, что развивалась текстильная индустрия. Но мы наберем лишь десяток стран, где выпускают ткани, и сформировалось это все в прошлом столетии.
Меня гораздо больше удивляет, что в постсоветское время мы не стали выпускать полиэстер. Допустим, индустрия Китая сейчас выпускает все, от полиэфирной массы до нити и ткани. А мы, обладатели нефти, — нет.
— Свои платки под брендом Radical Сhic вы где производите?
— Рисуем здесь, в студии, а печатаем пока в Италии. Но мы уже поставили в Москве собственное печатное оборудование, которое пока делает печать на синтетических тканях, — эта технология была для нас более доступна по цене. Мы закупаем полиэстер очень высокого качества — синтетический твил, на нем печатает весь мир. Исторически отношение к синтетической ткани у нас скептическое, а в Европе мода на эти ткани и их качество развиваются очень быстро. В коллекции любого дома вы найдете тридцать и более процентов изделий из полиэстера. Появляется очень много смесовых тканей, они практичны, дышат. Высококлассные синтетические ткани такие же дорогие, как и натуральные. Производство натуральных тканей в мире не растет, а потребление одежды, сменяемость — растут. И прирост идет за счет синтетических полотен, самого разного состава. За этим будущее. И качество печати, которое мы поставили, идентично тому, что делают наши итальянские коллеги — по цвету, по виду, по всему. Производство очень быстро развивается, у нас полная загрузка оборудования. Но мы планируем двигаться дальше: нашли партнера и инвестора и покупаем сейчас оборудование для печати на натуральных тканях. И тогда производство своих платков перенесем в Россию.
— А кто ваши заказчики?
— Швейные, текстильные, интерьерные компании.
— То есть у вас появится услуга по продаже готовой ткани, не просто рисунка?
— Она у нас уже есть, но только из полиэстера, а будут все другие виды. Как мы говорили с вами, стоимость просто рисунка во всем мире невысока. Несмотря на то что студия в финансовом отношении хорошо себя чувствует, мы хотим развиваться дальше — серьезные планы связаны с развитием собственного производства.
— Насколько такие инвестиции эффективны?
— Не установив оборудование, очень трудно сделать точные подсчеты. Сможем ли мы тягаться с китайскими производителями, я пока не знаю, хотя цифровая ткань хорошего качества в Китае тоже недешева. Мы будем поэтапно развиваться, будем ставить новые линии, на каком-то этапе сможем конкурировать по цене со всеми.
— А где будете ткани закупать?
— Ткани придется закупать в Китае, в Италии. И мы думаем не только о развитии печатного производства — весь мир ушел уже далеко вперед. Сейчас внешний вид ткани решает не только печать, а конечные обработки, придание ткани особых свойств. Это не просто несминаемость, водоотталкивающие свойства, несгораемость и так далее. Это декоративные обработки, дающие тканям уникальный вид: ткани как-то интересно блестят, переливаются, или на них какое-то напыление с золотыми включениями и так далее. Новые технологии позволяют на поверхность ткани наносить всевозможные материалы, пластик, например. Пластифицированная шерсть не теряет свойства шерсти, но приобретает новые потребительские качества.
— Для этого тоже нужно оборудование?
— Да, это отдельные линии, но это будет потом, на следующем этапе развития нашего производства.
— Достаточно ли вам будет российских заказчиков, чтобы окупить инвестиции?
— Мы не рассчитываем только на российский рынок, потому что, несмотря на переориентацию производств в мире в сторону цифровой печати, таким способом печатается, по разным оценкам, от трех до десяти процентов тканей.
— Потому что оборудование дорогое?
— Дорогое оборудование, сложный процесс печати и огромное количество традиционных печатных машин, прекрасно справляющихся с задачей сделать ткань дешевой в больших метражах.
— Есть ли закономерности в географическом внедрении цифровых машин? Например, развивающиеся страны медленнее перевооружаются?
— Не факт. Да, в Италии в Комо почти 80 процентов производств перевооружилось. Турция тоже очень быстро движется в этом направлении. Индия ставит LaRio — самые высокоскоростные машины, сегодня две такие машины из двадцати стоят в Индии. В Китае тоже ставят LaRio.
— Но в целом получается, что перевооружение идет не так быстро, как ожидалось?
— На традиционных печатных машинах по-прежнему работает весь мир. Это гигантское количество хороших, достаточно скоростных машин, они прекрасно работают. И на них пока выгоднее осуществлять массовое производство — только при появлении LaRio, которая делает 4500 метров в час, себестоимость производства ткани на цифровой печати сравнялась с традиционным производством при выпуске массовых тиражей. На «цифре» очень хорошо выпускать продукцию небольшими тиражами — от трехсот до тысячи метров. Но когда речь идет о нескольких тысячах метров, до сих пор было гораздо дешевле работать на традиционном оборудовании. В цифровой печати стоимость самой печати весьма высока, а на традиционном предприятии она минимальна
— Сколько стоит напечатать метр ткани на старом станке и на цифровом?
— В Италии погонный метр печати на «цифре» в среднем стоит около пяти евро, метр с традиционной печатью может быть дешевле двух.
— А в России цифровое оборудование у кого-то есть?
— Да, есть и старые цифровые машины, например в «Русском шелке», и закупка новых идет полным ходом. По всему постсоветскому пространству уже стоит порядка 12 цифровых машин, несколько из них — в ивановском кластере. Там же развивается один из самых больших проектов, в котором в печать и крашение ткани планируется вложить около 50 миллионов евро. Есть цифровые машины на Павловопосадской платочной мануфактуре — они получили субсидию на перевооружение от государства как народный промысел и запустили печать шелковых платков в дополнение к шерстяным, которые они по-прежнему печатают традиционным способом. Это отлично работающий проект.
