Одним из наиболее заметных политических событий июня в Украине стал митинг молодой партии журналиста и видеоблогера Анатолия Шария, состоявшийся у здания офиса президента. Казалось бы, масштаб мероприятия совсем скромный — несколько сотен человек, пришедших потребовать всего лишь выполнения государством своих правоохранительных функций, а также перемен в гуманитарной политике. Значимости этому событию придало то, что, в сущности, это первый случай за все шесть лет после Евромайдана, когда русскоязычные граждане Украины смогли организовать свой митинг в столице.
Впрочем, русскоязычность тут скорее подразумевается, чем декларируется. Открыто говорить о ней опасно. Митингующие заявляли о себе как о «законопослушных гражданах», которые пришли к своему президенту, — такие ходоки к государю за справедливостью. Если посмотреть в программу их партии, то оказывается, что она придерживается строго украинской идентичности, является «проукраинской политической силой», выступающей за европейский путь развития страны как единственно правильный и отвечающий цивилизационному выбору украинского народа. Ни русского, ни даже регионального самосознания она не заявляет.
Несмотря на принципиально лоялистский настрой митингующих, ни президент, ни кто-либо из его офиса к ним не вышел. Как сказал их лидер Шарий, все участники — это люди, которые голосовали за Владимира Зеленского и теперь в нем разочарованы. Новое движение, очевидно, и пытается собрать сторонников из числа тех, кто голосовал за Зеленского, но ожидал от него чего-то другого. Но чего конкретно — сказать непросто. Это сложная задача — описать электорат нового президента, так как объединяющего самосознания и видения будущего у этого электората не было и нет.
В основном он состоит из людей, которые сами придумывали себе «альтернативу Порошенко» исходя из собственных, нигде не высказанных предпочтений. Но хуже всего то, что сама по себе альтернативность тоже была воображаемой. За все время предвыборной кампании на пост президента Украины и следующей за ней кампании по выборам в парламент Зеленский не сказал ничего, что определенно противоречило бы политическому курсу Порошенко как во внешней, так и во внутренней политике. Против прежнего президента высказывались обвинения в коррупции, низкой эффективности и т. п., но принципиальной критики направления развития страны под его руководством со стороны Зеленского не было.
Предвыборные обещания нынешнего президента Украины можно свести к следующему списку. Он обещал продолжить курс на вступление в ЕС и НАТО. Он заявлял, что страна ведет «войну с Россией», полностью расписываясь в принятии прежней пропагандистской линии. Он обещал ни в коем случае не допустить урегулирования конфликта в Донбассе на основе переговоров и компромисса, подчеркивая, что «мир может быть только на украинских условиях», а прямые переговоры с Донецком и Луганском просто недопустимы. Мир на основе условий одной из воюющих сторон достигается только путем военной победы, так что эти заявления были равносильны обещаниям силового пути «возвращения оккупированных территорий». Кроме того, Зеленский обещал защищать статус украинского языка как единственного государственного, лишь обозначив, что новый закон о языке нужно проверить на соответствие конституции. Еще он многократно обещал провести крупную приватизационную кампанию и открыть рынок земли. Вот последнее — то, чего Порошенко не делал, хотя и собирался, а все остальное вполне в русле его политики.
Обвинения Зеленского в невыполнении предвыборных обещаний не имеют под собой реальных оснований. Как раз наоборот, он довольно последовательно их выполняет: статус украинского языка после проверки закона Конституционным судом в июле 2019 года был полностью сохранен, никаких переговоров с народными республиками и уступок им не допущено, распродажа земли, госпредприятий и инфраструктуры действительно готовится, «война с Россией» на словах по-прежнему ведется.
Первоначально структура ожиданий вокруг Зеленского формировалась на основе логики альтернативы: он против Порошенко — значит противоположен ему. Логика совершенно нерабочая и не раз опровергнутая самим Зеленским еще во время предвыборной борьбы. Например, во время дебатов на стадионе он обратился к Порошенко со словами: «Я не ваш оппонент, я ваш приговор». То есть очень четко заявил, что его задача не содержательное оппонирование предшественнику, а просто его замена в кресле президента — и это приговор за его неэффективность и коррумпированность. Но избиратель слышал только «я ваш приговор», а «я не ваш оппонент» пропускал.
Впрочем, голоса разочаровавшихся в Зеленском стали раздаваться почти сразу после его избрания. Тогда многие были шокированы его заявлением, что у Украины с Россией не осталось уже «ничего общего, кроме границы». Вскоре стали появляться многочисленные комментарии подобного рода: «Я за вас голосовала как за адекватного человека. Я думала, что Украине было достаточно одного майданутого президента, который разжигает межнациональную ненависть между людьми. Может, уже хватит?!» Или: «Пожалуйста, не забывайте о том, что за вас в большинстве своем проголосовал весь Юго-Восток. Мы надеялись, что после выборов страна возьмет курс на мир и благополучие, а не на продолжение курса Порошенко-2. Мы верили в то, что вы, будучи сам с Кривого Рога, поймете, услышите нас и будете считаться с нашим мнением. Не будете продолжать стратегию нацизма. Мы вам поверили, мы думали, вы действительно что-то измените! Может, стоит одуматься?» Уход Порошенко с поста президента сразу сделал актуальной фигуру самого Зеленского, и к нему наконец стали присматриваться.
Основную массу голосов ему дал регион Юго-Востока. Здесь ожиданиям избирателя способствовало его происхождение из Кривого Рога, его еврейская идентичность, в которой видели своего рода защиту от бандеровщины, и его упорное русскоязычие — он не только как артист выступал всегда по-русски, но и настаивал на русском языке в своей роли президента в сериале «Слуга народа». Однако за всем этим как-то подзабыли, что почти все те же качества были свойственны и Порошенко, но никак не помешали ему проводить политику радикальной украинизации и конфликта с Россией. Более того, спустя год мы видим, что Зеленский эту политику только усугубил, ведь если Порошенко старался максимально оттянуть принятие «раскалывающих общество решений», то Зеленский уже исходит из них как из данности. Порошенко пошел на подписание нового закона о языке только в последние дни своего президентского срока, а вот практическая реализация всех его положений — уже сфера деятельности Зеленского.
Абсолютное большинство голосов, отданных за Зеленского на Юго-Востоке, обернулось тотальным поражением русскоязычной части страны и впечатляющей победой Евромайдана. Проголосовав за него, русские по языку и культуре регионы подписались под всем тем курсом, который взял Киев после госпереворота 2014 года. Еще пять лет назад вряд ли кто-то мог себе представить, что большинство антимайданно настроенных граждан пойдут голосовать за претендента, говорящего о войне с Россией, отвергающего любые компромиссы в Донбассе и отказывающегося от защиты русского языка.
Юго-Восток подписался не просто под политикой языковой украинизации и конфликта с Россией. Он дал согласие и на курс на разрушение крупной индустрии, вокруг которой была построена вся жизнь этих регионов, на удушение их старой городской цивилизации, ее высокой культуры. Это и отказ от всей той инфраструктуры, которая делает население основным источником государственного богатства и потому побуждает власти беспокоиться о его здоровье и развитии. Новой Украине все эти миллионы хорошо образованных горожан просто не нужны — она их выбрасывает на рынки труда других стран. В общем знаменателе это курс на полное самоуничтожение.
Голосование за Зеленского обозначило отказ русской Украины, в первую очередь Юго-Востока, от своей языковой и культурной идентичности, а также от регионального самосознания. И эта констатация никак не зависит от критерия осознанности такого голосования. Комик Зеленский, сам ни разу не бывший на Евромайдане и даже сумевший в то время ни разу в его поддержку не выступить, в результате стал той фигурой, из-за которой Юго-Восток потерпел свой настоящий политический крах. И потому очень важно разобраться, как же так случилось.
Не стоит полагать, что мы имеем дело просто с самообманом: мол, голосовали за воображаемого Зеленского, ожидали другого, не вслушались и ошиблись. Это было бы слишком просто. Нет, сводить миллионы проголосовавших к наивным простакам было бы слишком самонадеянно. Его, может, и не слушали, но слышали, и лидера русской Украины в нем уж точно никто не видел. И тем не менее. Мы имеем здесь дело с воздействием причин гораздо более глубокого свойства.
«Русскоязычные»
За постсоветские годы произошли очень существенные перемены в идентичности жителей юго-восточных регионов страны. Активная политика украинизации постепенно приносит свои плоды.
Еще в 2000-е здесь стала формироваться идентичность «русскоязычных украинцев» — населения, которое проявляло лояльность украинскому национальному проекту как своему, но настаивало на сохранении права на преимущественное использование русского языка. Это был компромисс — признание украинской идентичности происходило за счет повышения идентитарной роли русского языка как важнейшего определяющего признака и маркера регионального самосознания. Такая ситуация могла развиваться дальше по двум направлениям — либо через дальнейший рост значения русскоязычия к восстановлению полноценного русского самосознания (тот путь, по которому пошел Донбасс после весны 2014 года), либо по пути признания временного характера своего русскоязычия в пользу полноценной украинизации. Сказать, что Юго-Восток определенно выбрал именно второй путь, пока нельзя, однако несомненно, что он идет именно по нему. Некоторая часть населения настроена к этому тренду оппозиционно, однако она представляет собой довольно тихое меньшинство.
Само понятие «русскоязычные», возникшее в своем нынешнем смысле в 1990-е годы, предполагает людей, лишенных какой-либо этнокультурной идентичности и просто использующих русский язык для общения. Таковых оказалось много миллионов не только на Украине, но и по всему бывшему СССР, а также в основных странах эмиграции. Это особое явление отказа от русской идентичности людей русской культуры. Благодаря своеобразному квазибиологическому советскому понятию национальности они нередко заявляют, что их родной язык не тот, на котором они говорят, просто они его не знают или плохо выучили. «Родной» в данном случае — это тот, который соответствует советской записи о национальности в паспорте. Насколько реально иметь родным языком не тот, на котором с детства разговариваешь, — другой вопрос. Но субъективный аспект восприятия «родного» понятие «русскоязычные» подмечает точно.
Все эти русскоязычные стали головной болью для многих стран, представляя собой многомиллионные массы как бы затерявшихся в истории людей, чья культура и язык расходились с их идентичностью. Благодаря этой особенности они не могли консолидироваться и защищать свои права в качестве русских меньшинств, но при этом толком не участвовали в процессах создания новых наций, оставаясь как бы внутренними чужаками. В результате «русскоязычных» так нигде и не признали особыми этнонациональными меньшинствами. Они не получили каких-либо прав, и в отношении них признано допустимым проводить этноцидную политику, особенно в сфере образования. Более того, «русскоязычных» можно признать в этом плане уникальным явлением в современной европейской жизни — больше ни к каким другим языковым сообществам такого отношения нет и быть не может, так как это было бы сочтено нарушением прав человека.
Конечно, большую роль в этом играет и политический фактор противостояния Запада с Россией. Но мы здесь сталкиваемся еще и с проблемой традиционно нецелесообразного поведения русскоязычных, не проявляющих в своей политической деятельности специфических интересов. Ведь выучить близкий язык и заговорить на украинском, вообще-то, не проблема. Любому человеку, знающему русский и имеющему доступ к украинскому телевидению, на это нужно два, от силы три года умеренных умственных напряжений. Но если ты остаешься русскоязычным, значит, таков твой выбор и ты выступаешь как противник проекта создания единой моноязычной нации. Однако если ты при этом голосуешь за украинские партии и политиков, которые не считают себя представителями интересов русскоязычных и не обещают бороться за их права, то ты просто действуешь против своих интересов. К сожалению, исторически обусловленный недостаток у русских по культуре людей навыков низовой политической активности играет с русскоязычными злую шутку.
В украинской «свидомой» среде принято оскорбительно называть русскоязычных жителей Украины «ватой». Изначально это было сокращением от «ватника» как обозначения одежды, вызывающей ассоциации с чем-то советско-лагерным. Но в результате утвердилось понятие «вата», так как вызывало ассоциации с чем-то бесформенным, не имеющим ни своей позиции, ни своего голоса, но и давлению не поддающимся — не сломаешь, нажимать можно сколько угодно, а прекратишь — назад расправляется. Это словечко неплохо отражает ощущение украинизаторов от работы с русскоязычным населением. Действительно, и сопротивления оно вроде толком не оказывает, но и в украинцев не превращается. Однако, как говорится, вода и камень точит.
Массовая поддержка Юго-Востоком Зеленского во многом стала победой многолетней и очень успешной работы социально-информационного проекта, который нередко называется «русскоязычные бандеровцы». Он был запущен незадолго до Евромайдана и получил почти официальный статус после победы последнего. Причиной его появления стало осознание провала всей постсоветской политики украинизации. Еще в 1990-е казалось, что через несколько лет большинство перейдет на украинский, благо это совсем не трудно. Однако выросли новые поколения, к СССР никакого отношения не имевшие, но по-прежнему сохранявшие русский язык. Даже в Киеве дети переселенцев с Западной Украины оказывались уже русскоязычными, ассимилируясь в местной городской среде. Старая методика давления и принуждения к украинскому языку без всех тех способов работы с населением, к которым прибегала советская власть, не сработала. А после отделения Крыма стало ясно, что страна распадается и для ее сохранения необходимо провести существенные изменения в политике в отношении русскоязычного населения.
Объявляя русскоязычных пережитком советской «антиукраинской» политики, Киев снимал с них ответственность за плохое знание украинского языка, при этом широко открывал для них двери украинского патриотизма. Стало нормальным явление «русскоязычного националиста», и в национал-радикальные организации повалили ребята с русским языком. В результате уже к июню украинский фронт в Донбассе разговаривал преимущественно на русском. Самое мощное ультраправое и открыто неонацистское движение в Украине — «азовское» во главе с Андреем Билецким, в основном русскоязычное. Еще недавно довольно цельное население Юго-Востока оказалось расколото по отношению к новым «ценностям Евромайдана» и «войне с Россией».
Эти символические уступки позволили существенно продвинуть украинизацию, правда, не затрагивая языкового вопроса. Однако она также очень значительна и имеет даже большее значение. Ее можно назвать базовой — все остальное так или иначе к ней прилагается, над ней надстраивается.
Базовая украинизация достигается, во-первых, через принятие украинской идентичности и формирование устойчивого внешнего отношения к русским, в противопоставлении себя им, «мы vs. они»; во-вторых, через формирование глубокой убежденности в неисчислимых обидах, нанесенных «ими нам», то есть русскими украинцам за тысячелетнюю историю. Это сеет в сознании жгучее чувство обиды и желание отстоять попранную справедливость. Человек сам начинает быть орудием украинизации исходя из своих внутренних психологических потребностей. Освоение украинского языка — это уже следующий шаг, важный, но не принципиальный.
Эта базовая украинизация за последние годы существенно продвинулась, захватила очень большое количество людей. Русская идентичность и прежде считалась непрестижной и политически опасной, но в последние годы она стала сродни объявлению самого себя «врагом народа». Базовая украинизация позволила тем гражданам, кто не решался принять украинскую идентичность (в паспорте-то у себя или родителей было записано другое!), все же признать себя украинцами. Теперь именно они представляют политически и информационно активное общество Юго-Востока, а остальные благоразумно предпочитают вести себя тихо.
Тем не менее в проекте русскоязычного украинства был большой изъян: он блокировал украинизацию на культурно-языковом уровне как излишнюю. Если можно быть украинским националистом, не разговаривая на украинском языке, то зачем его тогда учить? Однако это изъян не критический, так как он полностью преодолевается временным характером самого проекта. «Русскоязычные бандеровцы» были нужны для удержания населения в условиях явного кризиса государственности, начала ее распада. Отступление от идеологии украинства было временной уловкой, а точнее сказать, ловушкой для русскоязычных.
Новая волна украинизации
Стабилизировав ситуацию, Киев вернулся к активной политике языковой украинизации. Это произошло уже в 2017–2018 годах и с тех пор набирает темпы. В сентябре 2017-го был принят закон об образовании, расписывающий поэтапный процесс полного уничтожения обучения на русском языке. Показательно, как была тихо свернута всеукраинская акция СМИ под лозунгом «Єдина країна. Единая страна» — с надписью на двух языках. Она была запущена украинскими телеканалами еще 2 марта 2014 года с целью «продемонстрировать единство и не допустить дестабилизации ситуации». Вся эта пропаганда оказалась ненужной, когда цель была уже достигнута.
Вошел в действие принятый в 2019 году языковой закон, а в марте 2020-го президентская фракция приняла еще и закон о среднем образовании, уточнившем сроки и методы тотальной ликвидации русских школ и классов уже с нового учебного года. Борьбе с русскоязычием очень помогло политически мотивированное блокирование информации из России, от поисковых сайтов до бумажных книг. Ряд областей принял решение о «запрете на русскоязычную культурную продукцию». Очень точно отношение к этой продукции недавно выразил журналист Игорь Лубянов: «Когда ребенок с первых лет жизни читает Чуковского и Барто, смотрит “Машу и Медведь” или “Фиксики”, а затем переходит на “запрещенные” российские каналы (неважно, государственные или оппозиционные) и русскую литературу, он становится русским. Сколько бы ни носил вышиванку. Потому что сознание не пропьешь. Первичные реакции — тоже». Так что способ предотвратить это только один: запретить.
Главная задача всей проводимой политики — ограничить русскоязычных от любых форм соприкосновения с русской культурой, создать для них своего рода информационный вакуум. Действительно, без этого массовый переход на украинский трудно себе представить, хотя и успешность таких программ в современных условиях тоже вызывает сомнения. Скорее это может вызвать обратную реакцию. Активизация отделения от всего русского на Украине — это программа, заложенная в украинстве, но резкость, с которой она стала вновь реализовываться с 2017 года, — это результат истерики, связанный с провалом постсоветской украинизации.
Примечательно, что новый этап наступления на русский язык на Украине совпал с такими же решениями и в ряде других стран. Так, в 2018 году в Латвии была принята реформа образования, тотально отменяющая русский язык обучения в школах страны. Там тоже попытались собрать митинги против политики ассимиляции: в сентябре 2018 года в защиту русских школ в наполовину русскоязычной Риге вышло всего пять тысяч человек. А уже в апреле 2019-го Конституционный суд признал перевод всех школ на латышский законным. Как сказал один из активистов русского движения Латвии историк Игорь Гусев, «борьба за школы могла объединить наших людей, пробудить дремлющее русское чувство. Однако человека-обывателя пожрал изнутри мир потребления». Впрочем, основной причиной пассивности, скорее, стало просто неверие в успех какого-либо сопротивления. И, к сожалению, это адекватная оценка ситуации — что в Латвии, что в Украине.
Существование «русскоязычных» терпелось до тех пор, пока они не начали ассимилироваться в иных национальных проектах. Сама сущность этого концепта заключается в их принципиально временном, переходном состоянии. Поэтому вся программа признания и распространения «русскоязычного украинства» была лишь небольшой и вынужденной уступкой. И в эту ловушку угодил весь Юго-Восток.
Приведу весьма показательную цитату из одной анонимной статьи 2019 года на сайте сторонников самоопределения Донбасса ИА News Front: «А вы помните, как они кричали “Мы русскоязычные бандеровцы!”? Помните, как в один голос убеждали, что никто не собирается покушаться на право русскоязычных говорить на своем языке? Помните, как мэр Львова Садовой на русском языке с елейной речью обращался к русскоязычным, а потом вроде как даже акция была, когда во Львове целый день все должны были говорить на русском? Ну что ж, мои дорогие “русскоязычные бандеровцы”, вот вы и огребли, огребли по полной. А вас предупреждали, но вы в ответ лишь ржали и говорили, что это все соловьевско-киселевская пропаганда. Теперь вы все это вполне сможете обсудить на родном языке “приватно спилкуясь” на уютненькой кухне. Потому что больше нигде нельзя. По закону. По тому самому закону, который приняли упыри, которых вы избрали. И по приказу которых многие из вас убивали своих соотечественников, говорящих на том же языке, что и вы. Убивали за то, что они решили защитить свой язык и свое право на нем говорить… Надеюсь, что теперь вы довольны. Вы же именно за это стояли на майдане, именно за это обстреливали города и села Донбасса? За право забыть свой родной язык и свою культуру».
Скрипты украинства
Гонения на православие и русский язык — старая и даже традиционная практика в Украине. Давно пора осознать тот факт, что без этого украинский государственный проект просто немыслим. Таковы свойства его идеологической базы — украинства, как эта идеология была сформулирована в конце XIX и в первой половине ХХ века.
Согласно этому учению, русских вообще нет и не должно быть. Россияне признаются самозванцами, присвоившими себе русское имя ради осуществления агрессии в отношении Украины, ее подчинения и русификации («обмоскаливания»). Русскоязычные Украины считаются результатом этого тяжелого исторического наследия, которое надо преодолевать. Весь проект строительства украинской нации может быть реализован, только когда вся Украина заговорит на «своем родном» языке и когда каждый ее гражданин осознает свой цивилизационный выбор. А выбор этот не может быть в пользу исторического врага, каким по этой логике предстает Россия. И пока украинское государство будет существовать, оно будет делать все, чтобы сохранить свои исторические и идеологические основания, а значит — проводить дальнейшую украинизацию и цивилизационное отдаление от России.
А вот если предоставить русскоязычным права — на свой голос, свое образование, свое региональное самоуправление, — тогда осуществление всего проекта будет остановлено, «цивилизационный выбор» и украинизация окажутся заблокированы. Это разрушит весь национально-государственный проект, украинская государственность станет лишней для своего же населения, а ее распад окажется лишь делом времени. Сознательные украинцы никогда не допустят такого развития событий.
Да, большинство граждан Украины относятся ко всей этой политике довольно плохо — она вызывает сомнения даже у части населения западных регионов. Но в стране только один патриотический дискурс, и его хозяева — украинские националисты. Как недавно сказала в эфире ток-шоу «Говорит великий Львов» известная национал-радикалка писательница Лариса Ницой, «вне зависимости от того, кто будет избираться в руководство Украины большинством граждан, стране придется жить по правилам, установленным активным националистическим меньшинством». И это, к сожалению, правда.
Украинские президенты, получившие власть не в революционных обстоятельствах, всегда побеждали на основе пророссийских лозунгов и обещаний русскоязычным, но потом все равно проводили ту политику, которая заложена в самой природе украинского проекта. Как точно выразился министр инфраструктуры Украины Владимир Омельян в интервью «Голосу Америки» в июле прошлого года, каждый президент Украины начинает с мысли о сотрудничестве с Россией и заканчивает тем, что становится бандеровцем. И проблема не в хитрости обманщиков или наивности украинского избирателя, проблема в самом национально-государственном проекте. Он может работать только так и только в одном направлении. Это как программные скрипты: есть набор заранее прописанных скриптов украинства, и они будут срабатывать в любой программной среде. Можно считать это обманом народа, но такой обман является основной политической итерацией, на которой держится украинская система от выборов к выборам. А если вдруг президент большинства начинает упорствовать, то эта проблема решается недемократическим путем через активность меньшинства на майдане.
Война на востоке страны стала еще одним способом легитимации всей системы. С формальной точки зрения Минские соглашения — максимально удобный для Украины план ликвидации народных республик и возвращения их территорий в состав Украины. Тем не менее сама постановка вопроса об их исполнении считается в Украине недопустимой, приравнивается к предательству и работе на Москву. Однако и отказываться от них нельзя, это тоже непатриотично, ведь к ним привязаны западные санкции против России — последняя надежда Киева.
С возвращением Донбасса вернулось бы и население, которое уже не подвержено украинизации — на нем в этом смысле в Киеве поставили крест. Они не нужны Украине как граждане и опасны как электорат. Да и возврат самой территории грозит неподъемными тратами на восстановление ее инфраструктуры. Зато постоянно кровоточащий фронт и возможность заявлять при этом о войне с Россией — максимально выгодное предприятие для Украины. Война стала основой для обоснования любых антиправовых практик и откровенного запугивания народа военной атмосферой, без чего невозможно эффективное продвижение украинизации. Она же стала важнейшим элементом любых внешнеполитических контактов Киева, его небескорыстного участия в антироссийской политике Запада. Украина будет делать все возможное, чтобы нынешняя ситуация сохранялась. Тот же Зеленский по резкости своих выступлений на тему конфликта и отношений с Россией уже превзошел предыдущего президента, хотя это было непросто.
Нередко можно услышать, что 73% украинцев (то есть те, кто голосовал за Зеленского) — сторонники мира. Однако вряд ли это действительно так. Они не могли не слышать, что Зеленский последовательно — уже с первого интервью в качестве кандидата — заявлял о неприемлемости основных положений Минских соглашений, о войне с Россией и недопустимости компромисса. Он изначально президент войны, а не мира. А настроения избирателей на самом деле сложнее.
Социологические опросы показывают, что в обществе, в том числе на Юго-Востоке, нет превалирующего запроса на мир. Базовая украинизация дала свои плоды. Большинство граждан не готово к компромиссу в Донбассе, считая это своим поражением. Господствует запрос на мир только после победы, а значит, на войну — и Зеленский его успешно выражает. Прямо говорить «мы за войну!» не принято, поэтому используется другая риторика: «мы против капитуляции!» и «мы за мир на украинских условиях». Но сути дела это не меняет. Культ победы, свойственный русской культуре, в сознании русских же по культуре людей Украины оборачивается запросом на победу над донбассцами. Они мыслят в категориях фронта и хотят видеть «свою сторону» победителем. Вся проблема в том, что «своей стороной» для них является Киев, проводящий политику по искоренению их языка, а не народные республики, отстаивающие права русскоязычного населения.
В обществе победило убеждение, что все проблемы страны так или иначе обусловлены «российской агрессией», а не ошибочностью курса. И, опять же, по соцопросам большинство (в том числе русскоязычных) граждан Украины поддерживают прозападный курс страны. Так что «истинное лицо» Зеленского на самом деле вполне соответствует актуальным запросам его электората. Как точно выразился Дж. Оруэлл, «люди, которые голосуют за воров, предателей и мошенников, не являются их жертвами. Они соучастники». Так вот, те, кто избрал Зеленского, несут полную ответственность за него и за новую кровь.
Среди политиков и экспертов Украины — особенно среди тех, кто часто выступает на телевидении, — в последние годы очень популярно выражение «хорватская модель». Напомню, имеется в виду операция «Буря» 1995 года по ликвидации Республики Сербской Краины. Несмотря на нереалистичность такого сценария в Украине, о нем любят помечтать как об идеальном способе возвращения Донбасса — быстрая силовая операция по ликвидации самопровозглашенных государств, в результате которой большая часть их населения просто срывается с места и превращается в беженцев в соседней стране. Однако надо напомнить, что эта модель не только способ решения проблемы Донбасса, но и определение места русскоязычных в государстве.
Течение против течения
Тем не менее усиленное давление, которое вновь стали испытывать русскоязычные жители Украины, возымело и свою обратную силу. Стоит обратить внимание на результаты исследований идентичности за 2017–2018 годы, проведенных немецким Центром восточноевропейских и международных исследований (ZOiS). Их данные сильно отличаются от официально принятых, но тем более заслуживают внимания. Они зафиксировали сильное падение в Украине доли тех, кто склонен в первую очередь считать себя «этническим украинцем»: с 46 до 37%. Не менее выразительно выглядит и сокращение числа тех, кто называет своим родным языком украинский: с 67,5 до 58,7%. Наоборот, число заявляющих, что их родной язык — русский, выросло с 13 до 20%, а признающих себя двуязычными вместо 18,7% стало 21,1%. Для столь небольшого периода исследований это огромные изменения, свидетельствующие о том, что настроения в обществе отчасти развиваются в направлении, противоположном политике властей. И это не удивительно: чем больше на людей давишь, тем сильнее они сопротивляются.
В конце 2019 года в Украине была проведена так называемая комбинированная электронная перепись населения — своего рода замена полноценной переписи в условиях невозможности ее проведения из-за недостатка средств. Официально ее итоги по критерию национальности еще не обнародованы, но одна цифра все же просочилась в информационное пространство. Выяснилось, что лишь около 75% граждан Украины считают себя украинцами, это меньше, чем было по переписи 2001 года (77,8%). Эти данные вызвали большое недоумение, особенно в среде националистической общественности. Так, один из лидеров Всеукраинского объединения «Свобода» Руслан Кошулинский в эфире телеканала НТА возмущался: «Почему сейчас, когда мы потеряли Крым, когда мы потеряли часть Донбасса, эта цифра этнических украинцев уменьшилась? У меня есть знак вопроса».
Помнится, еще по итогам 1990-х многие удивлялись данным новой переписи, по которой доля считавших русский язык родным с 1989 по 2001 год выросла почти вдвое. Но сделать из этого практических выводов не смогли. А в Донбассе, который украинизируют путем обстрелов, переписи населения прошлого года зафиксировали мощный процесс возвращения к русскому самосознанию. Так, по имеющимся данным из ДНР, больше 95% его жителей признали себя по национальности русскими.
За все постсоветское время Юго-Восточная Украина так и не смогла выработать свою модель регионального патриотизма. В среде русскоязычных граждан страны проходят разнонаправленные процессы: одна их часть все больше проникается украинским самосознанием, другая все более осознает свой язык как основу своей идентичности.
После митинга русскоязычной партии Шария неонацистские представители русскоязычного «азовского» движения объявили акцию «Опусти вату!» с видеозаписями уличных побоев своих противников. Те, правда, нередко отвечают тем же. Путь революционного пробуждения русского самосознания, который показали народные республики Донбасса, остается вполне вероятным сценарием будущего для значительной части нынешней Украины. А разочарование в фантазийном Анти-Порошенко в лице реального Зеленского только подстегивает этот процесс.
