Получить консультацию доктора вы сможете в любой момент и в любом месте с помощью различных приложений и средств связи. Может быть, на том конце с вами будет разговаривать реальный доктор, а во многих случаях это будет робот — нейросеть с встроенными алгоритмами анализа медицинской информации. В процессе приема вы сможете отправлять «доктору» данные с ваших личных цифровых устройств и из вашего цифрового профиля (где-то в облаке ваш цифровой двойник хранит всю информацию о здоровье, от рождения до настоящего времени: перенесенные заболевания, результаты диагностики, медицинские назначения и проч.). В процессе консультации может быть подключен так называемый цифровой помощник, который проанализирует ваши новые жалобы и результаты диагностики и выдаст параллельно с доктором свое заключение. Вы сами являетесь интегратором своих персональных данных и несете ответственность за управлением своим здоровьем. Впрочем, попасть к доктору физически вы тоже сможете, если возникшую проблему трудно решить удаленно и необходим врачебный осмотр.
Приблизительно такими видят будущие взаимоотношения пациента с врачом адепты новых информационных технологий в медицине, которые за последние два года буквально наводнили рынки разных стран и уже приводят к трансформации не только взаимоотношений «пациент — врач», но и систем здравоохранения в целом.
В прошлом году произошел взрывной рост спроса на виртуальную медицинскую помощь, и отката назад уже не будет. Так, по данным Rock Health, до пандемии в Америке около 0,1% медицинской помощи оказывалось с применением телемедицинских технологий. На пике пандемии этот показатель подскочил до 14%. Осенью, когда пандемия начала спадать, показатель ожидаемо отскочил назад, но не до прежнего уровня, а до 7%. Рост спроса на телемедицину вызывает бурный рост инвестиций в это направление.
По данным компании CB Insights, в прошлом году инвестиции в цифровую медицину в мире выросли на 45%, при этом в США — на 90% (любопытно, что в 2019-м в США было падение на 10% по сравнению с 2018 годом). В абсолютном выражении инвестиции в healthcare (здравоохранение) в целом составили 80,6 млрд долларов, из них 26,5 млрд, или 33%, — это инвестиции в healthtech, цифровые технологии. На американский рынок приходится 14,1 млрд долларов, или 53% всех инвестиций в healthtech.
Впрочем, и в России в 2020 году был поставлен рекорд по привлечению инвестиций в цифровое здравоохранение. По подсчетам компании «К-Скай», в этот сектор было инвестировано свыше 3,3 млрд рублей, в 3 раза больше, чем в 2019-м. На первом месте интереса инвесторов находится телемедицина, в которую было вложено 46% всех привлеченных средств. На втором месте различные мобильные приложения и сервисы для пациентов: 28%. Замыкает тройку лидеров направление искусственного интеллекта — 8%.
Сегодня в стране разработкой цифровых медицинских продуктов занимаются десятки компаний. Среди них уже хорошо известная на международном рынке компания «Интеллоджик», разрабатывающая систему Botkin AI; компания Celsus с одноименной платформой, петрозаводская «К-Скай», развивающая платформу искусственного интеллекта Webiomed, а также подразделения крупных госструктур (например, лаборатория искусственного интеллекта Сбербанка).
Безусловно, пандемия подтолкнула рост медицинских информационных технологий, но главная причина этого все-таки фундаментальная: медицина стала очень дорогой. Бюджеты на здравоохранение всех стран трещат по швам, не успевают за гонкой технологий в фарминдустрии и производстве медоборудования. Цены на лекарства и услуги врачей растут, государственные бюджеты и страховые покрытия за ними не поспевают. Медицина становится недоступна для все большого числа пациентов, которые уже давно не являются целью систем здравоохранения, а лишь инструментом перетока денежных средств из одного кармана в другой.
Поэтому во многих странах, прежде всего в США, быстро растет популярность виртуальных клиник, приложений по оказанию медицинской помощи, средств удаленной пересылки медицинских данных. Например, набирает популярность в США платформа Teladoc Helth. Подписавшись на приложение (стоимость подписки — от 20 до 100 долларов в год), пациент может в любой момент получить удаленную консультацию врача любого профиля, оценить результаты диагностики, получить назначение. В 2020 году на этот платный сервис было подписано 50 млн человек. По итогам прошлого года выручка компании увеличилась с 0,5 до 1 млрд долларов.
Или другой пример, о котором нам рассказал директор по развитию бизнеса компании Webiomed Александр Гусев: недавно в США вышел на IPO технологический стартап Signify Health с капитализацией 7 млрд долларов. Он развивает платформу обслуживания пациентов на дому, использует продвинутую прогнозную аналитику на основе искусственного интеллекта и принципиально новую модель оплаты за эпизод лечения. В 2020 году Signify Health провел 1,4 млн осмотров пациентов на дому, создав национальную сеть более чем из девяти тысяч врачей. На платформе хранятся данные о 35 млн пациентов, включая все эпизоды диагностики и лечения. Используя прогнозные модели на основе ИИ, платформа помогает принимать более эффективные решения по сохранению здоровья пациентов. При этом компания берет деньги за положительный результат лечения, а не за процесс оказания медицинской помощи. Новая модель стала результатом жесткой конкуренции внутри США за сокращение затрат на здравоохранение одновременно с повышением качества медицинской помощи. По подсчетам компании ей удалось на 15% увеличить число случаев лечения острых заболеваний в условиях домашнего стационара взамен госпитализации, при этом на 10% сократив число случаев повторной госпитализации. Выручка компании составила 417 млн долларов. В день выхода на IPO стоимость ее акций выросла на 33%, что позволило привлечь 564 млн долларов.
«В настоящее время в системе здравоохранения разных стран происходит пока еще многим незаметный, но фундаментальный революционный процесс: цифровые технологии приводят к трансформации отрасли, к изменению процессов оказания медицинской помощи», — считает Александр Гусев. И суть этих изменений заключается в двух вещах. Первое: патерналистская модель медицины, когда врач или ЛПУ являются монополистами в системе принятия решений и оказания медицинской помощи, меняется на пациентоориентированную, когда пациент сам решает, где и у кого ему лечиться, сам отслеживает показатели своего здоровья и управляет им. И второе: с помощью «цифры» происходит не улучшение и оптимизация старых технологий, а замена их на новые процессы, продукты и услуги, позволяющие сделать медицину более дешевой и доступной, дающие пациенту возможности превентивно следить за своим здоровьем, а не постоянно «тушить пожар» — прибегать к помощи, когда со здоровьем уже серьезные проблемы.
Всплеск интереса инвесторов к медицинским технологиям у нас (см. таблицу) — это не только следование мировому тренду, но и результат действий главного контрагента российского здравоохранения — государства, которое в последние годы начало выделять деньги на цифровизацию отрасли. Кроме того, впервые в Москве в прошлом году был запущен уникальный (для неамериканских рынков) эксперимент в области рентгенологии — внедрение в клиническую практику цифровых продуктов с использованием ИИ для анализа патологий на снимках. Благодаря эксперименту компании-разработчики смогли сделать существенный рывок в совершенствовании своих продуктов. В отрасли стала формироваться и юридическая база для использования цифровых продуктов. Уже четыре российские компании — разработчика продуктов с использованием ИИ получили регистрационные удостоверения Росздравнадзора, еще десять подали заявки.
Специалисты считают, что по внедрению информационных медицинских продуктов Россия отстает от тех же США года на три. Государственная медицина во всех странах является самым инертным субъектом трансформаций, поэтому ожидать у нас быстрых изменений не приходится. Однако неизбежно наше здравоохранение тоже будет трансформироваться: как и западные страны, мы имеем дело с дефицитом бюджета. Оптимизация здравоохранения в предыдущие годы за счет сокращения числа клиник и слияний закончилась неудачей. Цифровые технологии предоставляют отрасли новый шанс удешевить процессы и сделать медицинскую помощь более доступной. Однако пока нет полной ясности, как и где именно новые технологии могут быть полезны для пациентов и как они могут изменить существующую модель здравоохранения. Пока можно говорить о создании некой альтернативной системы оказания медицинской помощи.
Цифровизация 1.0
В истории российского здравоохранения было несколько попыток придать отрасли цифровой вид. Находясь в ведении государства, здравоохранение с самого начала стояло особняком от других отраслей — розницы, банковской сферы, недвижимости, где довольно быстро и успешно внедрялись программные продукты для повышения эффективности работы компаний. Здравоохранение не представляло большого интереса для ведущих IT-компаний — заказчик инертный, продукт сложный, денег не выделялось.
Все начало меняться в 2011 году, когда была объявлена большая федеральная программа информатизации здравоохранения, в которую входила подпрограмма создания Единой государственной информационной системы в сфере здравоохранения (ЕГИСЗ). Под это дело начала осуществляться базовая информатизация отрасли — созданы сети, закуплены компьютеры, начали создаваться медицинские информационные системы. По данным компании «К-Скай», на это было выделено 30 млрд рублей и за два года произошел скачок в оснащении клиник по стране — от 5–10 до 80%.
Далее в течение трех лет уже на средства регионов начали создаваться единые региональные информационные системы, которые стали компонентами ЕГИСЗ. Каждый год на это направление тратилось от пяти до семи миллиардов рублей. Создавались и внедрялись различные медицинские информационные системы (МИС) и сервисы. Упрощенно, наиболее популярные МИС, которые сегодня есть во многих клиниках, представляют собой программы, с помощью которых врач ведет электронную медицинскую карту, руководители получают статистические отчеты, а экономисты формируют и сдают счета на оплату медицинской помощи по ОМС. Таких информационных систем в стране было создано несколько десятков. По оценкам «К-Скай», на информатизацию здравоохранения из бюджетов всех уровней в 2011–2020 годах было потрачено порядка 90 млрд рублей. Важно, что все эти продукты позволяли оцифровать существующие процессы и никак не меняли сути технологических процессов в здравоохранении.
В 2015–2017 годах по всему миру наметился новый тренд: разработка и внедрение цифровых продуктов, которые стали менять технологические процессы в отрасли. Эти продукты условно можно разделить на три части: гаджеты и приложения для индивидуальной диагностики здоровья; программы и средства для проведения удаленных консультаций (телемедицины); программы с использованием нейросети для анализа снимков и медицинских текстов, получившие громкое название «системы искусственного интеллекта в медицине». За последние три года в России появились десятки новых компаний, некоторые из них уже смогли привлечь инвестиции в свои разработки. Большая часть продуктов сегодня находится на этапе испытаний.
Нейросети учат смотреть
Если телемедицина далеко не новое явление в медицине, то цифровые продукты с использованием искусственного интеллекта — новый тренд, к нему сегодня приковано основное внимание как специалистов, так и пациентов. «Искусственный интеллект в данном случае — маркетинговое название. Никакого так называемого сильного искусственного интеллекта (самостоятельно думающей машины) в этих продуктах пока нет. Под этим названием скрывается целый класс различных технологий машинной обработки. Это позволяет серьезно войти в IT-отрасль, потому что в них используются более совершенные алгоритмы и более эффективные методы обработки больших массивов данных», — говорит директор по проектной деятельности ассоциации «Национальная база медицинских знаний» Андрей Алмазов.
Подавляющее большинство компаний-стартапов, занимающихся разработками систем ИИ в медицине в мире и у нас, работают над созданием наиболее простых с точки зрения создания алгоритмов продуктов — с использованием технологий компьютерного зрения. Разработчики с помощью огромной базы снимков (рентгеновские, МРТ- и УЗИ-снимки, маммография и прочее, в зависимости от выбранного направления) обучают компьютерные нейросети их анализировать и выявлять патологии. Конечная цель — нейросеть должна сама с высокой точностью идентифицировать патологии на снимках. Сегодня целый ряд российских компаний, такие как Botkin.AI, Celsus, Care Mentor AI, проводят испытания своих цифровых продуктов и расширяют число направлений визуальной диагностики. Анализ медицинских изображений — самая конкурентная область развития ИИ в медицине.
Единичные компании, такие как Webiomed, Semantic Hub, замахнулись на более сложные алгоритмы (сложность заключается прежде всего в более сложных математических алгоритмах и отсутствии стандартизированной Data set — большой базы данных для обучения искусственного интеллекта) — создание цифровых продуктов для анализа медицинских текстов с предиктивной аналитикой, когда нейросеть по медицинским записям, данным анамнеза не только выдает диагноз, но и предсказывает вероятность заболеть на ближайшие годы (см. «Искусственный интеллект пока не может лечить», «Эксперт» № 46 за 2020 год).
До большого московского эксперимента по внедрению систем ИИ в рентгенологии, начавшегося в прошлом году, разработчики пытались тестировать свои продукты хаотичным образом — в тех регионах и клиниках, где удается заинтересовать местные власти и врачей. Например, компания «Цельс» в конце прошлого года подвела итоги применения своего продукта «Цельс.Маммография» в трех регионах — Республике Дагестан, Брянской и Тамбовской областях. В общей сложности сервис обработал там более семи тысяч маммографических исследований. Было зафиксировано 29 случаев, когда искусственный интеллект находил признаки патологий, незаметные для глаза рентгенолога, и дополнительные обследования подтверждали у пациенток наличие рака молочной железы. Был также проведен эксперимент, в котором сравнивалось время, которое врач-рентгенолог затрачивает на анализ 200 исследований с применением сервиса и без него. Среднее время самостоятельного чтения одной маммограммы составило 7 минут 15 секунд, а с применением искусственного интеллекта — 4 минуты 50 секунд.
Однако такое тестирование имеет ограничения по количеству данных и широте охвата исследований. В прошлом году наиболее передовые разработки в отрасли решили аккумулировать столичные власти, запустив широкий эксперимент по использованию продуктов компьютерного зрения в рентгенологии (см. статью «Московский эксперимент по внедрению инновационных технологий в лучевую диагностику»).
Кто владеет компьютером, тот владеет пациентом
Ключевое условие для масштабирования применения медицинских сервисов с ИИ — развитие телемедицины. «Телемедицина — троянский конь для ИИ в медицине. Сам термин “телемедицина” не совсем адекватно отражает значение этого явления — пока чаще всего речь идет просто о видеоконференцсвязи с врачом, которая уже давно применяется на рынке медицинских услуг», — говорит Андрей Алмазов. Продукты для телемедицины начали внедряться в медицинскую практику довольно давно, однако в целом направление развивалось ни шатко ни валко. В прошлом году произошел перелом: по оценкам Андрея Алмазова, рынок удаленных медицинских консультаций вырос втрое по сравнению с 2019 годом — с 1,5 млрд до 5 млрд рублей (с учетом корпоративного сектора, когда в полисы ДМС включены услуги телемедицины); по данным аналитиков, объем этого рынка вырос с 4 млрд до 11,8 млрд рублей, однако в корпоративном секторе эти услуги оказались почти не востребованы).
Если смотреть на развитие телемедицины с точки зрения технологий, важно, что в процессе видеоконференцсвязи происходит обмен информацией между пациентом и доктором — данными диагностики, анкетами, результатами анализов. Могут использоваться приложения, гаджеты, которые измеряют и автоматически передают информацию в клинику или непосредственно врачу. К обмену информацией можно подключать системы искусственного интеллекта. Все это сегодня начинает встраиваться в обычную систему оказания медицинской помощи (прежде всего на Западе).
По мнению Александр Гусева, в телемедицинских проектах сегодня происходят радикальные изменения. «Вот взять английский телемедицинский стартап Babylon Helth, который за год из стартапа превратился в единорога — капитализация компании составляет сейчас пять миллиардов долларов. Что она предлагает? Вы как пациент в мобильное приложение вносите свои жалобы, параллельно оно считывает с ваших умных часов различные показания, пульс, активность и так далее. Жалобы ИИ раскладывает на симптомы, симптомы интерпретируются в возможные заболевания. Дальше мобильное приложение без всякого врача, но созданное с привлечением врачей и искусственного интеллекта, выдает предварительное заключение, подозревает, что у вас может быть самое опасное, и подбирает вам человека-врача для телемедицинской консультации. Когда вы с этим врачом связываетесь, он уже все про вас знает и просто консультирует. В будущем, уже есть такие прогнозы на десять лет, даже это будет не нужно. Ваше приложение точно поставит диагноз, далее вам автоматически доставят таблетки на дом, то есть медорганизации, врачи выпадают для очень большой доли пациентов. И только в тяжелых случаях вас направят в ближайший стационар».
Аналогичные мысли высказывает и Андрей Алмазов. «Как только часть процессов перейдет на телемедицину, то есть врач и пациент будут разнесены на расстояние, тогда этого врача можно будет потихонечку менять на систему искусственного интеллекта, — говорит он. — Речь идет о технических вопросах оказания помощи, которые покрываются стандартными врачебными протоколами. Со временем эти вопросы будут вынесены в сферу удаленных консультаций». Пока это дело отдаленного будущего. Важно, что удаленные консультации вкупе с обменом информацией, медицинскими данными упрощают привычную модель взаимоотношений пациентов с врачами.
«Когда у вас разнесены пациент и врач, включить и подключить туда искусственный интеллект гораздо проще, чем заставить врача жать лишнюю кнопку и пользоваться этим искусственным интеллектом. Информацию от пациента можно пропустить сначала через искусственный интеллект, а потом дать врачу. В этом случае организаторы здравоохранения не должны договариваться с врачом, чтобы он использовал дополнительные сервисы. Тот, кто владеет компьютером, тот владеет пациентом. А когда пациент вживую приходит, вставить между врачом и пациентом компьютер сложно. В удаленном случае компьютер является посредником между двумя равноправными субъектами. Сбоку стоит искусственный интеллект, который за ними присматривает за обоими. Телемедицина создает такую парадигму применения искусственного интеллекта, появляется больше возможностей для роста числа продуктов и их применения. Хотя и больше возможностей для всякой ерунды, хайпа, особенно на начальном этапе».
Специалисты сходятся во мнении, что использование систем ИИ в медицине возможно только в автоматическом режиме, без участия в этом врача. Как показал эксперимент с рентгенологами в Москве, не все однозначно относятся к внедрению ИИ в их практику. Негативное отношение врачей, как правило, вызвано страхами потери работы и якобы будущей заменой врачей роботами. Однако до этого пока очень далеко: нейросеть охватывает лишь узкие направления знаний, может анализировать только то, чему ее обучили, например, выявлять патологии на рентгеновских снимках легких или на маммографических снимках. Врач же смотрит более широко. И второе: врач может синтезировать информацию и делать выводы. Информационные системы пока этого делать не могут. Ну и никто не отменял врачебную интуицию — она существует, и она работает.
«Нейросети — сложные, самопрограммируемые, но все равно некие алгоритмы, которые анализируют огромное количество информации. И если ты ему не дал эту информацию, он ее не проанализировал. Сплошь и рядом врач оказывается сильнее, чем технологии, даже в мелких вещах. Сейчас “Сколково” собирается объявить конкурс на некий комплексный искусственный интеллект, который, как врач, попытается смоделировать эту работу. Но это только-только начало, кто этот конкурс выиграет, какие там будут результаты… Пока врач незаменим. Все эти медицинские алгоритмы — это большой, мощный, чудовищный калькулятор. Просто информационный помощник, но не более того», - говорит Андрей Алмазов.
Нет цели — нет рынка
Основная проблема, которая остается у отечественных стартапов, — отсутствие рынка для их новых продуктов. Здравоохранение в стране государственное: заказчик и потребитель в одном лице. Разработчики опасаются, что, завершив эксперимент, имея на руках технологии и клинические испытания, власти поручат разработку сервисов каким-то своим компаниям и ведомствам. Кроме государства, у разработчиков нет другого рынка. Частную медицину подобного рода разработки с использованием ИИ пока мало интересуют — у них нет такой загрузки врачей, как в госклиниках, плюс они не видят в этом прибыли на ближайшее время. Хотя многие уже начинают экспериментировать с цифровыми продуктами.
В частности, недавно Аркадий Столпнер, председатель правления Медицинского института имени Березина Сергея (МИБС), ведущего российского онкологического лечебного учреждения, заявлял в СМИ, что его институт не смог внедрить ИИ в работу сортировочных КТ-центров по диагностике COVID-19, так как из ошибок компьютерного зрения рентгенологам приходится перепроверять снимки, в результате подготовка описания исследования, наоборот, занимает больше времени. По мнению г-на Столпнера, возможности ИИ на данный момент преувеличены.
«Так происходит во всем мире, — говорит Андрей Алмазов. — Компании, медучреждения постепенно прощупывают возможности применения информационных продуктов в своей практике. Какого-то однозначного понимания ситуации на сегодняшний день нет. Но очевидно, что технологии будут совершенствоваться и у них есть перспективы».
В России в большинстве регионов пока нет ни ресурсов, ни задора активно внедрять цифровые технологии — региональные рынки все еще проходят цифровизацию 1.0: создание электронного документооборота, единых информационных систем и т. д. Только после этого появится возможность дистанционно описывать исследования и изображения. И только потом можно будет говорить о включении в информационные системы алгоритмов ИИ в помощь медикам и о постепенном встраивании цифровых технологий в систему оказания медицинской помощи.
Помимо этого в регионах есть опасения и иного толка. Повышенная выявляемость приводит к увеличению цифр заболеваемости населения, что, во-первых, влияет на «медицинский статус» региона, а во-вторых, увеличивает нагрузку на мощности. Ведь, если выявили, надо лечить. А как правило, на это не хватает врачей, медикаментов, стационарных мощностей. К тому же большинство IT-продуктов на сегодняшний день направлены на выявление раковых опухолей. А с онкологическим лечением очень тяжелая ситуация и без повышенной выявляемости. Поэтому в отрыве от развития здравоохранения развитие технологий бессмысленно, как ни парадоксально это звучит. «Если рассматривать систему целиком, в рамках всей страны, то гипердиагностика, которую позволяют делать технологии ИИ, врачебному сообществу объективно не нужна. В то же время она нужна пациенту, который хочет, чтобы его случай не пропустили. Но проблема в том, что пациент не является центральным звеном в текущей системе здравоохранения, причем не только у нас, но и во всем мире. Правят бал страховые компании, фармкомпании, медпроизводители, медицинские организации. Искусственный интеллект может эту парадигму изменить. Потому что и пациент получает некоего цифрового помощника, может с его помощью формулировать вопросы к врачу», — говорит Андрей Алмазов.
На сегодняшний день, по данным аналитиков, самый перспективный сектор цифрового здравоохранения — это продукты, направленные на потребление не участниками здравоохранения (врачами, медсестрами и так далее), а пациентами. «Это абсолютный тренд, — говорит Александр Гусев. — У него два драйвера: первый — проблема патернализма, когда врач или медорганизация считают, что только они вправе обследовать пациента, выносить решение — надо или не надо лечить. Эпоха патернализма заканчивается. Сегодня, в том числе благодаря цифровой трансформации, пациент сам может решить, к какому идти врачу, сделать это удаленно или очно. И этим он создает новый экономический спрос, новую реальность. Второй драйвер — развитие технологий как таковых. Уже давно нет нужны идти в поликлинику, чтобы померить артериальное давление или уровень глюкозы в крови. Дальше такая же ситуация будет складывать с электрокардиограммой, другими исследованиями, которые человек сможет себе сделать сам с помощью приложения, а с помощью другого приложения тут же получить по ней заключение. Здравоохранение перестает быть патерналистским. Оно будет пациентским».
Рост технологического бизнеса на внутреннем рынке с тотальным доминированием государственной медицины возможен лишь в том случае, если государство и страховые компании включат эти продукты в тариф ОМС и, например, все снимки и визуальные исследования в обязательном порядке будут идти на анализ в алгоритмические системы. Если этого не произойдет, рынка у наших компаний так и не сложится. Важно, чтобы при этом в тариф были включены продукты именно российских разработчиков. Тогда можно будет говорить о развитии российской отрасли.
Во всем мире рано или поздно решения компьютерного зрения будут встраиваться в медицинскую технику — томографы, рентгеновские и УЗИ-аппараты и т. д. Анализ медицинских изображений станет частью программных решений, которые прилагаются к получающему изображение медицинскому оборудованию. И дальше анализ снимков компьютерным зрением происходит автоматически. У нас в стране, к сожалению, отсутствует полноценная отрасль по производству медоборудования. Предлагать информационные системы западным производителям можно, но перспектива выиграть конкурс у иностранных конкурентов невелика.
А вот с продуктами для анализа медицинских записей у нас больше перспектив. «На данном этапе нужно развивать свои решения с ориентацией на экспорт. Компаниям нужно думать не о том, как конкурировать друг с другом, а как конкурировать с иностранными разработчиками за внешние рынки сбыта, где трансформация систем здравоохранения происходит быстрее, чем у нас», — говорит Андрей Алмазов. Наиболее передовые в технологическом плане рынки — США или Европы — скорее всего для нас закрыты. «Мы уже два года пытаемся проникнуть на рынки развитых стран. Безуспешно. Америка для нас закрыта, Европа почти закрыта — сразу выдвигается целый ряд требований, таких как наличие гражданства ЕС, два миллиона долларов на счету, куча разных бумажек и прочее». Скорее всего, наши продукты могут быть интересны менее развитым в технологическом отношении странам. Как это сейчас происходит с вакциной от ковида.
