Сегодня вполне реалистичен вариант, что мы станем свидетелями рождения нового плацдарма глобального терроризма, как это раньше уже случалось при пособничестве Запада и аравийских монархий в Ираке или Йемене, как это сейчас происходит в Африке. Но теперь эта черная дыра еще ближе к границам России.

Есть немного рецептов, которые помогут остановить сползание Афганистана в хаос. Для этого одна из крупнейших держав (или их коалиция) должна взять на себя шефство над афганским failed state и вложить триллионы долларов в инфраструктурные проекты. Другой вариант — коалиция соседних стран, которая отбросит давние распри, стабилизирует границы, остановит поток наркотрафика и террористического рекрутинга. Ни тот ни другой вариант не кажется возможным.

А значит, все взоры обращены на прибравший к рукам власть «Талибан»*. На Западе в целом не питают иллюзий в отношении этого движения. Впрочем, от серьезного анализа там предпочитают закрываться гуманитарными проблемами и беспокойством о правах женщин. Для региональных игроков и России на повестке дня остаются четыре основных вопроса, на которые мы попытались найти ответы.

Можно ли доверять «Талибану»?

Сможет ли «Талибан» консолидировать страну?

Сможет ли «Талибан» провести ребрендинг и перейти к умеренному исламу?

Сможет ли «Талибан» гарантировать безопасность соседей?

Ответы на эти вопросы определят будущее Афганистана. Сегодня у многих его соседей есть соблазн оказать «Талибану» поддержку. Собственно, альтернатив немного, разве что отсидеться в тени. С одной стороны, больше нет силы, которая могла бы или хотела его разгромить. С другой стороны, «Талибан» — движение, ориентированное вовнутрь страны. Оно не монолитно, фрагментировано, неоднородно, но его верхушка очень хочет построить государство и получить международное признание.

В идеальных чертах: политическая либерализация в духе умеренного ислама по катарским заветам. И экономическая модернизация на деньги как минимум Китая, который, может, будет рад откупиться за безопасность своих уйгурских земель и получить редкоземельные месторождения. Руководство «Талибана» показывает, что очень хочет двигаться по этому пути. Это устроило бы большинство игроков региона.

Но у этого сценария есть масса уязвимостей, которые многие века мешали построить афганское государство. Большая неоднородность территории и населения, экономическая несостоятельность и интриги исламистских спонсоров. Из центра придется регулярно давать послабления на места: радикалам — на мракобесие, террористам — на трансграничные акции, чиновникам — на коррупцию и торговлю наркотиками, интересантам извне — на вседозволенность. В перспективе это ведет к новой гражданской войне и размножению террористических группировок.

Молодые и голодные

Первая пресс-конференция талибов после победы произвела сильное впечатление, хотя миролюбия от них ожидали многие. В целом все заявления выглядят претензией на построение единого государства по исламским канонам, коих в мире немало. Условно тезисы можно разделить на три части: международные (защита иностранцев, уважение дипломатических канонов, построение взаимоуважительных отношений со всеми странами мира, в особенности с Пакистаном, Россией и Китаем, борьба с международным терроризмом и наркоторговлей, защита границ), правовые (права женщин будут гарантированы в пределах исламских законов, они смогут учиться и работать, отменена кровная месть, иностранные и местные СМИ смогут продолжить работу и критиковать работу «Талибана»), внутренние (всеобщая амнистия, никаких преследований американских сторонников, никаких притеснений национальных меньшинств, создание инклюзивного правительства).

Пока не очень понятно, будет ли так называемый переходный период для запуска Исламского Эмирата Афганистан или талибы отвергнут любые дискуссии, как забыли про сделку о коалиционном переходном правительстве с прежним режимом. Раз президент Ашраф Гани убежал из страны, оставляя за собой шлейф наворованных денежных купюр, не поместившихся в вертолет, значит, и вся система потеряла легитимность, рассуждает «Талибан». Была договоренность, что соберется лойя-джирга, всеафганский племенной совет старейшин, и определит будущее страны. Эту идею талибы тоже уже критикуют.

«Демократическая система не имеет отношения к нашей стране. Мы не будем обсуждать, какой тип политической системы применим в Афганистане, ответ очевиден. Это законы шариата», — заметил представитель «Талибана» Вахидулла Хашими.

Подвисает и тема инклюзивного правительства после образования на севере вооруженной оппозиции. В провинции Панджшер из остатков правительственных сил и ополчения национальных меньшинств вроде бы формируется новый «Северный альянс» под руководством вице-президента Амруллы Салеха и Ахмад Масуда-младшего. Он испытывает острую нехватку оружия, пополнения и лидеров и обращается к внешнему миру за помощью.

Но желающих поссориться с «Талибаном» что-то не видно. При этом в руки талибов попали невероятные арсеналы, которые Запад двадцать лет накапливал в стране, сотни бронемашин, десятки вертолетов и самолетов. И, что важно, на сторону новой власти перешли летчики и техники, спецназ и регулярные части. Перспектив у «Северного альянса» видится немного.

В 1990-е, в первый приход талибов к власти, действовала двойная система руководства. В Кабуле сидело номинальное правительство для контактов с внешним миром, а реальное управление страной осуществлялось духовными лидерами в Кандагаре. Сегодня талибы могут зайти на второй круг, и это будет очень рациональное решение. В столице будут созданы все атрибуты цивилизованной власти — то же инклюзивное правительство, может, всенародный совет, министерства по контактам с внешним миром и инвестициями. Здесь осядет образованный класс, вернутся СМИ, переедет политическое «катарское» крыло «Талибана». А подлинное управление территориями осуществят из другого места через мулл, племенных лидеров и старейшин, террористических главарей и наркоторговцев.

Талибам даже не особенно нужно стараться быть святее и демократичнее предшественников. В том смысле, что рассчитывать на лояльность Запада не приходится, да уже и не нужно. А в первую очередь важно понравиться России и Китаю — даже частичное признание этих держав создаст над страною «зонтик» от нового западного вмешательства, если у кого-то хватит фантазии повторить пройденное. А у Москвы и Пекина нет желания влезать в религиозные дискуссии, важно, чтобы «Талибан» защищал границы. Он обещает.

Что может помешать этой конструкции? В первую очередь социально-экономические факторы.

Афганистан — огромная страна с тридцатимиллионным населением, причем за последние двадцать — двадцать пять лет ввиду высокой рождаемости и относительной стабилизации жизни население выросло на 13-18 млн человек. Свыше 40% жителей — дети младше 14 лет, а средний возраст составляет всего 18 лет.

Две трети страны живут в сельской местности, зависят от сельского хозяйства и безграмотны. Интернет есть только в ряде крупных городов. Номинальный подушевой ВВП — чуть выше 500 долларов, на уровне беднейших стран мира. После старта американской интервенции экономика Афганистана росла в среднем на 9,5% в год благодаря международной помощи — в страну вложили триллион долларов (еще триллион западная коалиция потратила на войну, цифры разнятся, но порядок цифр такой). Но после неоднозначных президентских выборов в 2014 году доноры серьезно сократили вложения — со 100% ВВП до 43%.

Собственно, с 2014 года и стоит вести отчет крушения «американского» режима: президента элиты не признали, а Запад принял твердое решение сбежать из Афганистана. Сфера услуг, которая некогда давала 56% ВВП страны, начала стремительно сжиматься. Народ стал снова нищать даже в городах. Молодые специалисты потянулись в эмиграцию.

От сокращения дотаций, поставок техники и удобрений серьезно пострадало сельское хозяйство, а добивает его засуха последних лет. Специалисты ООН считают, что уже осенью над страной нависнет угроза голода. При этом международная помощь Афганистану сейчас заморожена, а американский Сенат и вовсе грозит Кабулу санкциями.

В итоге талибы получают нищающую голодную страну с молодым, пассионарным, необразованным населением с доступом к невероятным арсеналам. Возможно ли удержать порядок без жесткости или даже жестокости, да еще объявив религиозные послабления?

Сейчас из Афганистана ежедневно приходят новости об убийствах, расстрелах, о давлении на женщин, разгонах демонстраций и прочих свидетельствах того, что «Талибан» слово не держит и модернизироваться на деле не планирует. Однако выводы делать преждевременно, это просто, что называется, перегибы на местах. Политическая верхушка и умеренное крыло движения хотело бы сохранить заявленное лицо.

Это старое поколение талибов, которое, возможно, действительно мечтает о спокойствии, мире и развитии страны. Но молодежь радикальна, она видит не только победу над интервентами, но и социальную несправедливость — сытые элиты и нищающую голодную деревню. Если не дать им перспективы, они плюнут на «Талибан» и переметнутся к более радикальным группировкам.

Так насколько реальны перспективы талибов выйти из темных веков к цивилизации? Рассмотрим сначала социокультурный и религиозный аспект.

Тактическое миролюбие

Талибы, которые развлекаются, как дети, на аттракционах оккупированного Кабула и раздают внутренней и внешней аудитории самые миролюбивые обещания, сбили с толку многих наблюдателей. Может быть, они действительно эволюционировали в сторону большей цивилизованности и мягкости и теперь попробуют повторить опыт Ирана?

Возможно, в Катаре, спонсоре одного из «крыльев» «Талибана», именно такой видят афганскую витрину. Эта «исламская Швейцария» давно поддерживает самые разные исламские силы, от жестко мракобесных до политически умеренных, и ведет столь неоднозначную политику, что вызывает ненависть даже соседей по Аравийскому полуострову. Какую выгоду извлекут катарские шейхи от нового режима талибов, большой вопрос, ведь ранее катарцы всячески противостояли любым проектам консолидации этой страны из экономических соображений: через Афганистан могут пройти газопроводы и поставки углеводородов в азиатский регион, конкурирующие со сжиженным газом из Катара. Возможно, новая многоходовка служит тем же целям.

Опрошенные нами эксперты не только не считают, что «Талибан» способен на хоть сколько-нибудь конструктивную политику, но и отрицают даже гипотетическую возможность превращения Афганистана в «Иран 2.0». Объясняется это как историческим контекстом, внутри которого сформировались сами талибы, так и социоэкономическим климатом, в котором существует современный Афганистан.

Современной иранской власти, конечно, не хочется это признавать, но их амбиции во многом являются продолжением политики свергнутого Мохаммада-Резы Пехлеви. «Судите сами, именно при шахе началось налаживание отношений с шиитскими общинами Сирии и Ливана — в частности, выпущена фетва о том, что алавиты признаются шиитами, — рассказывает Максим Алонцев, старший преподаватель Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ. — Шах поддерживал курдские общины, в первую очередь в Ираке, позиционируя себя защитником интересов иранских народов в регионе. Да и ядерная программа зародилась при шахе как атрибут его проекта великой империи».

Другими словами (напуская легкий марксистский флер), Иран, встретивший революцию, был уже модернизированным государством с определенной и достаточно устойчивой экономической базой. В то время как Афганистан — это страна, которая пережила сорок лет непрекращающейся войны, страна, с прерванной сначала советской, а теперь и американской модернизацией. То есть «стартовые позиции» двух стран настолько различны, что обрушивают возможность любых аналогий и экстраполяций на их основе афганского будущего.

«Между “Талибаном” и лидерами, делавшими революцию в Иране, есть существенная разница и в интеллектуальном бэкграунде, — замечает Максим Алонцев. — Например, несмотря на то что основными лицами Исламской революции считается шиитское духовенство, довольно значимую роль в подготовке интеллектуального фона революции, выработке ее языка, программы, сыграли представители иранских левых движений разного уклона и радикальности, а также движение “Национальный фронт”».

Талибов интеллектуалами назвать сложно. «Талибан» как явление возник в условиях резервации — в лагерях для афганских беженцев на территории Пакистана, которые разрослись вместе с усилением красного террора после Саурской революции. В самом Пакистане, который на тот момент был еще слабо развит экономически, эти беженцы не получали международной гуманитарной помощи и не могли покинуть лагеря — Исламабад не пускал их дальше северо-западных провинций.

Единственная помощь, на которую могли рассчитывать эти люди, шла от представителей местных исламских школ, в частности от знаменитой школы «Дар уль-Улюм Деобанд», существовавшей главным образом на территории Южной Азии. Проповедники этой школы приходили в лагеря и проповедовали местным детям и молодежи. Для последних это была единственная информация, которую они усваивали.

«Система образования этих богословов заключалась в передаче определенных религиозных догм, которые должны были восприниматься как норма, как правила жизни. И запоминали их в буквальном смысле этого слова — просто зазубривали наизусть, так как беженцы не умели ни читать, ни писать», — рассказывает Григорий Лукьянов, научный сотрудник Центра арабских и исламских исследований Института востоковедения РАН и эксперт РСМД.

Афганский ученый Варес Мухаммад Вазира в книге «Судьба Афганистана и восточные пуштуны (1880–1980)» замечает: «Религиозные студенты (талибы), которые становились муллами после завершения религиозного образования в медресе, большей частью были выходцами из беднейших, угнетенных и несчастных семей в племени. Пределом их мечтаний было достичь статуса имама в мечети».

Свой отпечаток на процесс обучения накладывало и то, что учителя талибов выросли, как уже отмечалось, в Южной Азии, где мусульман всегда было меньшинство. И для того, чтобы не утратить своей исламской идентичности во «враждебной среде», традицию эти мусульмане транслировали из поколения в поколения изустно — путем зубрежки.

«В итоге та модель, в которой формировались талибы в этих лагерях, привила им такое мировоззрение, которое не подразумевало никакой вариативности. Оно знало только черное и белое. И собственно, именно это стало главной причиной, почему они так легко мобилизовались на борьбу и почему были столь иммунны к любой внешней пропаганде», — резюмирует Григорий Лукьянов.

Более того, сама по себе социальная структура, в которой десятилетиями воспроизводилось это движение (заметим: существующее в условиях перманентной подпольной борьбы), оказывается не то чтобы архаичной, а буквально родоплеменной. Если использовать более понятную для нас оптику, то пуштуны — этнический цемент «Талибана» — не дошли даже до оседлого земледелия, со всеми вытекающими отсюда пережитками, которые, вступив в синтез с радикальными изводами ислама, образовали что-то наподобие афганского двоеверия.

Вот почему движение «Талибан» — сугубо националистическое. Их базовые идеологические и социальные догмы опосредованы не столько исламом, сколько племенными обычаями. Есть примечательное свидетельство, как один из членов ИГИЛ* решил побывать в гостях у талибов, чтобы порадоваться за «братьев, живущих жизнь по канонам истинного ислама». Но террорист был разочарован, когда увидел, что талибы живут жизнь по канонам племенных адатов, а не классического шариата. Неслучайно покойный лидер ИГИЛ аль-Багдади писал, что все руководство «Талибана» — это «неграмотные моджахеды».

Могли ли эти люди пережить качественную эволюцию за время двадцатилетней подпольной борьбы с американцами?

«Сгибай сырую палочку как хочешь. / Сухую выпрямишь одним огнем» — писал знаменитый персидский поэт Саади в своей поэме «Гулистан». Эти строки как нельзя лучше характеризуют как самих талибов, так и их эволюцию. Они никогда не расставались с тем опытом, который усвоили в лагерях для беженцев, как и с той социальной структурой, которую воспроизводили из поколения в поколение.

В этом смысле абсолютная прямолинейность их мировоззрения уже сейчас оборачивается головной болью для талибской элиты. Последняя уже прошла революционную молодость, пожила в Катаре, начиталась книг — и теперь просто хочет спокойной старости. Но молодые полевые командиры, впитавшие талибские догмы, в любой момент могут посчитать себя более «праведными» в деле установления подлинного Исламского эмирата.

Инфраструктурная перспектива

Обратим внимание на ресурсный и инфраструктурный потенциал Афганистана, ведь, как известно, множество противоречий и ценностей цивилизованного мира отходят на второй план, когда речь заходит о деньгах.

Афганистан — это не только «кладбище империй», но и «кладбище ресурсов». Еще советские геологи открыли невероятные запасы полезных ископаемых на этой территории, а американские коллеги спустя десятилетия подтвердили эти данные. Но война и общая нестабильность так и не позволила ни одному капиталистическому хищнику договориться об изъятии у афганского народа этих богатств. Разве что Китаю…

В первую очередь, речь пойдет о литии — здесь его может быть значительно больше, чем у крупнейшего экспортера, Боливии. Литий необходим для производства батарей, используемых в смартфонах, компьютерах, планшетах и электромобилях. Помимо Боливии небольшие запасы лития есть в Канаде, Китае, Австралии и Сербии. Согласно прогнозам Международного энергетического агентства, через двадцать лет глобальная потребность в этом металле может возрасти в сорок раз.

В Афганистане также разведаны огромные запасы качественных железных руд (около 2,2 млрд тонн), меди (60 млн тонн; эти месторождения в два раза больше российских), неодима, золота, кобальта, ниобия, и 1,4 млн тонн редкоземельных элементов. Совокупная стоимость металлов, по различным оценкам, может достигать пяти триллионов долларов.

Еще в 2008 году две китайские металлургические компании выиграли тендер на добычу меди в течение тридцати лет на крупнейшем в мире неосвоенном месторождении в Мес Айнаке в 40 км к юго-востоку от Кабула. Но так и не начали добычу. Китайские компании не скрывают, что с началом промышленной разработки месторождения они рассчитывают превратиться в крупнейших производителей рафинированной меди в мире.

Кроме того, недра Афганистана содержат некоторые запасы нефти и газа. По данным предыдущего правительства, запасы нефти на севере страны оцениваются в 1,8 млрд баррелей. В настоящее время здесь ведет добычу Китайская национальная нефтегазовая корпорация. Еще 1,6 млрд баррелей залегает в месторождении в районе Мазари-Шарифа. По последним данным, в Афганистане также разведано свыше 1,7 трлн кубометров газа.

Другой ресурс — логистика. Несмотря на свое выгодное географическое положение — Афганистан располагается в самом центре Евразии, — сегодня он фактически находится в транспортном тупике. И это при том, что исторически через этот регион проходили многочисленные караваны торговцев из Китая, Индии или Европы. Именно на перекрестке этих дорог возникли некогда богатые торгово-ремесленные города Кабул, Герат, Мазари-Шариф, Кандагар. Нет, трансграничная торговля и сейчас активна, ранее она давала до двух третей всех доходов «Талибана» и значительно превышала поступления от наркотрафика. Но в глобальную торговлю Афганистан не вписан.

Афганистан стал едва ли не единственной страной в Азии, которая не была затронута железнодорожным строительством. При том что британцы в конце XIX века предприняли попытку проложить такую дорогу из современного пакистанского города Кветта (тогдашней Британской Индии) до Кандагара, с перспективой ее соединения с иранским железнодорожным сообщением. Однако тогдашний афганский эмир Абдур-Рахман сорвал эти планы, посчитав, что англичане таким способом пытаются поработить гордых афганцев.

Позже, в коммунистический период, было построено несколько станций в пограничной с республиками Средней Азии зоне. В 2001 году светские власти неоднократно анонсировали проекты реализации трансафганского железнодорожного коридора. Но за двадцать лет были восстановлены или построены лишь небольшие участки: из узбекского Термеза до Мазари-Шарифа, иранского Хафа до Герата. В прошлом году запустили железнодорожный состав из туркменской пограничной станции Акина до Андхоя. Помимо извечной угрозы безопасности, проблему для строительства трансафганской железной дороги представляет и разница ширины колеи в сопредельных государствах.

Не первый год власти Узбекистана лоббируют проект строительства так называемого Кабульского коридора. Согласно нему, участок существующей железной дороги Термез — Мазари-Шариф продлится до Кабула и оттуда до пакистанского Пешавара. По оценкам экспертов, новая дорога сократит время транспортировки товаров из Средней Азии в Пакистан с 30 до 15 дней при снижении транспортных издержек на 30–35%. По замыслу узбекских властей, новый путь также снизит логистическую зависимость Ташкента от Москвы. Ориентировочная стоимость проекта — пять миллиардов долларов. Еще есть проект прокладки линии высоковольтной электропередачи и оптико-волоконной связи по маршруту Туркменистан — Афганистан — Пакистан.

Афганистану отводится важная роль в рамках глобальной инфраструктурной инициативы Китая «Один пояс — один путь». Пекин планирует построить автомобильную и железную дорогу, которая прошла бы через Киргизию, Таджикистан, Афганистан и далее соединилась бы с разветвленной транспортной сетью Ирана. Проект может открыть новые каналы для экономической и геополитической экспансии Пекина. И позволит получить прямой доступ к природным ресурсам Афганистана.

От идеи реализации значимых транспортных проектов в центральноазиатском регионе не осталась в стороне и Турция. Анкара стремится возродить участок Шелкового пути — «Лазуритовый коридор», который соединил бы Турцию через Грузию, Азербайджан, Каспийское море и Туркменистан с Афганистаном, а оттуда обеспечил бы выходы в Южную и Среднюю Азию. Как и их китайские коллеги, турки слабо продвинулись в практической реализации этой идеи.

Региональным державам Афганистан интересен и в качестве регионального хаба транспортировки энергоресурсов. Одним из таких проектов призван стать проект газопровода ТАПИ (Туркменистан — Афганистан — Пакистан — Индия). По слухам, именно этот проект в первую очередь активно тормозит Катар, который сам активно торгует сжиженным газом с Индией и Пакистаном. Но сейчас представители Катара находятся в Кабуле, и, возможно, в экономических расчетах что-то поменялось.

По границе с Афганистаном проходит транспортный коридор из Китая в Пакистан, который оканчивается портом Гвадар в Аравийском море. Ранее предполагалось, что в него вольется нефть и газ из Ирана как раз через Афганистан. Этот проект пока отложен на неопределенный срок.

Если подводить итог, практически все страны региона могут найти свой интерес в стабилизации обстановки в Афганистане, инвестировать в инфраструктуру и производства, которые наверняка помогут пополнить архаичный бюджет. Однако интересно вот что: большинство перечисленных проектов возможны, во-первых, при консолидированной готовности региональных держав строить совместные планы, а во-вторых, признать «Талибан». А сам «Талибан» в некотором смысле может выступить даже координатором региональной коммуникации.

На июльской встрече в Тянцзине ни много ни мало с министром иностранных дел Китая Ван И один из лидеров «Талибана» Абдул Гани Барадар выразил надежду, что «Пекин сыграет большую роль в восстановлении Афганистана». И сейчас Китай практически приветствует победу талибов: «Мы готовы к дружественным отношениям и к сотрудничеству».

Другое заявление «Талибана»: «Исламский Эмират Афганистан нуждается в дружбе, поддержке и сотрудничестве с Турцией больше, чем с какой-либо другой страной. У Афганистана есть богатые природные ресурсы. Но у нас нет возможности их добывать. Мы хотим сотрудничать с Турцией в сферах здравоохранения, образования, экономики, строительства и энергетики, а также в обработке полезных ископаемых».

Министр иностранных дел России Сергей Лавров назвал лидеров исламистов «вменяемыми людьми», а глава второго департамента Азии МИД РФ Замир Кабулов — «договороспособными», в отличие от «марионеточного правительства» бежавшего правительства Ашрафа Гани. О желании признать новое правительство в Афганистане заявил и Пакистан.

Вроде бы отпала и другая преграда: все последние годы американцы принципиально тормозили любые афганские проекты интересные Ирану и Китаю.

Остается безопасность. «Талибан» может ее гарантировать лишь частично, даже после победы над «Северным альянсом — 2». Договариваться придется с другими террористическими группировками, получающими зарплату извне. То есть надо искать гарантии ряда арабских стран. И, что сложнее, США, уже привыкших разрушать планы оппонентов, финансируя различных боевиков на всем земном шаре. По сути, Штаты, конечно, войска увели, но их интересы в регионе, прежде всего антикитайские, остались. И это главный стопор многих перечисленных проектов.

«Талибан» нужен всем

«Талибан» может сыграть и в большую региональную геополитику. Или могут сыграть им. Сегодня есть много версий того, почему так стремительно свернулась конструкция, выстроенная американцами, да так, что им пришлось повторять сценарий Сайгона со стремительной и катастрофической эвакуацией своих граждан и помощников. Часто приходится слышать о сговоре тех или иных региональных коалиций. На наш взгляд, имеет место стечение обстоятельств, в которых сошлись как внутренние афганские противоречия, так и внешние интриги.

Афганская элита готовилась к уходу американцев давно. По некоторым данным, уже полгода назад семьи и имущество видных чиновников вывезли из страны. А в результате сделки с США часть армий получили прямой приказ бездействовать в обмен на перспективу коалиционного правительства. Но «Талибан» обманул переговорщиков, во многом потому, что страна упала к ним в руки практически без боя. Племена и местные командиры, глядя на капитуляцию регулярной армии, памятуя о беспринципности и коррупции прежней элиты, испугались и просто отказались от борьбы. А стремительный бросок талибов на север обезоружили национальные меньшинства.

При этом соседи либо бездействовали, либо оказывали «Талибану» поддержку. В интересах ряда стран, прежде всего Ирана и Китая, было в первую очередь выкинуть американские войска из региона. Пакистан, как свидетельствует ряд материалов, оказал прямую военную поддержку. Во-первых, чтобы обезопасить собственные пуштунские районы (а большая часть пуштунов живет в Пакистане) и снять претензии на Вазиристан, непризнанное государство пуштунов. А во-вторых, для пакистанцев важно иметь крепкий афганский тыл в контексте глобального противостояния с Индией.

Не противился «Талибану» и Иран, хотя на территории Афганистана, в центральных районах, проживают хазарейцы-шииты, которых талибы-сунниты буквально вырезали в 1990-е. Официальные иранские представители говорят, что еще при жизни легендарного генерала Сулеймани с «Талибаном» была заключена договоренность и гарантирована безопасность хазарейцев. Представитель «Талибана» уже заявил: «Шииты — наши братья, наша война и джихад были для братства и патриотизма. Необходимо избегать предрассудков этнической принадлежности и религиозности, и мы все должны объединиться и построить свою родину»

И вот американцы выкинуты из внутрирегиональных раскладов. Соседи хотят дружить с «Талибаном». И внезапно у самого «Талибана» появляется россыпь вариантов для региональной политики, которые сильно нивелируют возможность партнеров ставить ему условия и оказывать давление. Талибы могут дружить с Китаем и Пакистаном против Индии, но могут и оказать давление на китайских уйгуров, воспользовавшись индийскими интересами. Если что, можно забыть о гарантиях безопасности хазарейцам или дать коридор для иранского влияния на среднеазиатских иранцев в Таджикистане и Узбекистане. Можно построить мост Великого Турана для Турции или запустить боевиков в Среднюю Азию.

Нельзя забывать и об интересах ближневосточных спонсоров, которые оказывали «Талибану» поддержку по линиям ИГИЛ и «Аль-Каиды»*. Сунниты наверняка были бы не против открыть новый афганский фронт против шиитов, вынудить Иран ослабить хватку в Сирии, Йемене и Ираке, переместив внимание, ресурсы и свое ополчение для защиты единоверцев.

Безопасность России

Все эти сценарии, которые вовсе не кажутся конспирологическими, основаны на допущении, что «Талибану» удастся установить более или менее жесткий контроль над своей территорией и наладить отношения со всеми разнообразными террористами, базирующимися в Афганистане. Хотя бы прагматичные, как до сих пор, когда в условиях борьбы с американцами и с прежним режимом Гани боевики сносно делили трансграничные переходы, тренировочные лагеря, ареалы влияния и вербовки, денежные вливания спонсоров и, что кажется самым принципиальным, каналы вывоза наркотиков.

Однако «Талибан» неоднороден даже внутри движения — есть умеренные и радикальные группировки. С ИГИЛ, скажем, талибы готовы бороться: это их прямые конкуренты за кадры и финансовую помощь извне (хотя местный ИГИЛ финансируется, по некоторым данным, тем же Катаром). Кроме того, ИГИЛ настроен на интернациональный джихад, а талибы все же ориентируются на национальное строительство. А вот «Аль-Каиду» «Талибан» уничтожать не обещает. Во-первых, у них общая экономика. Во-вторых, многие этнические группировки «Аль-Каиды» с выходцами из постсоветских стран помогают держать под контролем северные территории с недовольными национальными меньшинствами.

Можно с известной долей уверенности говорить, что сам «Талибан» не планирует наступать ни в Среднюю Азию, ни на территорию других соседей. А сейчас приложит все усилия, чтобы оставить всех желающих на своей земле. Но в среднесрочной перспективе он не сможет остановить ни экспансию радикальных исламистов, спонсируемых арабскими фондами, ни отдельные этнические группировки родом из среднеазиатского подбрюшья России. Если же талибам вовсе не удастся установить контроль над территорией страны, опасность формирования новой террористической «черной дыры» многократно усиливается. В этом резон поддержки Россией талибов на дипломатическом уровне.

Есть и оптимистические оценки военной безопасности нашей страны. «Для России будет ли хаос в Афганистане — это не принципиальный сейчас вопрос, — считает профессор ВШЭ, главный научный сотрудника Института международных исследований МГИМО Андрей Казанцев (интервью с ним читайте по ссылке) — Для безопасности России важно избежать распространения хаоса в Афганистане через границы Центральной Азии. Но по линии ОДКБ, Министерства обороны Россия годами строила инфраструктуру в Центральной Азии, которая позволит защищать границы. У России вполне достаточно ресурсов, чтобы это все удерживать».