«Рост оплаты труда происходит, когда повышается его сложность»

В условиях, когда во многих развитых, а сегодня и в развивающихся странах возможности роста трудовых ресурсов исчерпаны, единственным способом продолжать экономический рост остается интенсификация труда.

Но это оказывается намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Особенно остро этот вопрос стоит в непроизводственных отраслях. Может ли парикмахер в России быть в разы менее производительным, чем его коллега в Швеции или США? А если это бармен, айтишник, журналист или врач? Но доходы этих групп работников могут отличаться в разы.

О том, что такое производительность труда, как ее считать и как повышать, «Эксперт» поговорил с директором Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александром Шировым.

— Какие методики определения производительности труда существуют и как в принципе она определяется? Какую методику вы считаете наиболее репрезентативной и почему?

— Большинство экономистов и тех, кто про это что-то знает, слышали, что производительность труда — это, по сути, выработка на занятого. Соответственно, у этого понятия есть разновидности вроде добавленной стоимости на занятого либо использование в качестве замены занятым отработанного времени и так далее. Когда мы обращаемся к этому термину, надо понимать, что сам показатель производительности труда относится к крайне высокому макроэкономическому уровню, потому что в реальности, если считать производительность труда именно так, как это делает, например, Росстат, то у этого показателя будет очень высока корреляция с темпами экономического роста. То есть в периоды положительных темпов роста повышается и производительность труда, а в период отрицательных она падает. И вполне ясно, что на практике это довольно далеко от того, что мы на самом деле подразумеваем под производительностью труда, а именно эффективностью использования трудовых ресурсов. А это, естественно, определяется тем, насколько качественно работают люди, какой доход приносит эта работа и так далее. То есть проблема традиционной оценки динамики производительности труда в том, что именно качество использования трудовых ресурсов данный показатель отражает в крайне недостаточной степени.

Что касается эффективности использования труда, ее можно мерить, например, по доле затрат на труд в структуре цены конечной продукции. Фактически это затраты на труд в объеме валового выпуска. Этот метод мне кажется более правильным в том смысле, что он отражает нагрузку трудом на бизнес. То есть если доля заработной платы в суммарных затратах постоянно растет, то с производительностью труда есть определенные проблемы. Часто эксперты смотрят на долю заработной платы в структуре добавленной стоимости. И действительно, в период, например, между кризисом 2008‒2009 годов и до 2014‒2015 годов она устойчиво росла. Но если посмотреть долю затрат на труд в структуре выпуска, то мы увидим, что практически никакого роста не было даже при том, что происходили, например, повышения ставок социальных платежей. То есть существуют разные подходы, но нужно понимать, что, исследуя производительность труда, нам важно оценить именно эффективность использования трудовых ресурсов.

Догнать и перегнать

— Как в целом обстоит ситуация с производительностью труда в России? Что у нас с этим показателем в сравнении с развитыми странами, странами ОЭСР?

— Тут все довольно просто. Мы, безусловно, отстаем от развитых стран. Но тут тоже нужно сделать несколько ремарок по поводу оценок и расчетов. Обычно производительность труда сравнивается либо по виду деятельности — добавленная стоимость, деленная на занятых, — либо выпуск на занятых или отработанное время на занятых, что тоже можно считать более качественным показателем, так как не все люди работают полный день. Но проблема у такого подхода возникает, когда мы в лоб сравниваем две страны в рамках той же автомобильной промышленности, например. Мы таким образом совершаем грубую методологическую ошибку, потому что в реальности заводы в этих странах принципиально отличаются подходом к производству. Где-то это полный цикл, как на АвтоВАЗе, а где-то отверточная сборка. Поэтому такое прямое сравнение показателей должно корректироваться на то, как устроена технология производства той или иной продукции.

Вторая история состоит в том, что в сравнении с развитыми странами мы значительно отстали в уровне используемых технологий, и вот этот разрыв приводит к тому, что мы имеем худшую структуру занятости, менее обеспеченную автоматизацией и роботизацией, и, соответственно, наш труд менее эффективный и продуктивный. Но я подчеркну, что в основе этих разрывов лежит не низкий уровень знаний или квалификации наших работников, а прежде всего качество рабочих мест — тех самых высокопроизводительных рабочих мест, о которых так много говорят. И если мы посмотрим на них сейчас, то около 30 процентов рабочих мест у нас с низкими требованиями к квалификации и, соответственно, с низким уровнем оплаты труда. Ясно, что эти рабочие места производят меньший, чем хотелось бы, объем добавленной стоимости.

— Как выглядит ситуация с производительностью труда в России в региональном разрезе? Есть ли какие-то регионы, где она выбивается из общего тренда и находится на значительно более высоком уровне?

— Общий уровень производительности труда в любом российском регионе определяется отраслевой структурой производства. Где-то у нас преобладает добыча полезных ископаемых, и там производительность труда высокая из-за низкой трудоемкости, а где-то подавляющее большинство предприятий относятся к агропромышленному комплексу, и там производительность труда довольно низкая, хоть и растет в последние годы быстрее, чем в других секторах. Так вот, в тех регионах, где преобладают виды деятельности с низкой трудоемкостью и высокой добавленной стоимостью, как правило, производительность труда в целом гораздо выше. Среди них можно выделить Тюмень, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий округа, к ним же можно отнести и Сахалин. И ясно, что есть регионы-лидеры, где стабильно высокий объем инвестиций в основной капитал, обновление производственных мощностей и рабочих мест, — это прежде всего столичные регионы и крупные агломерации.

— Насколько производительность труда в регионах зависит от инфраструктуры и доступного капитала? Можно ли утверждать, что, например, в Москве, она выше, чем в регионах, во многом благодаря более развитой инфраструктуре?

— Повторюсь, в первую очередь уровень производительности труда зависит от структуры региональной экономики. Но если на уровне предприятий идут высокие доходы в сравнении с другими регионами, модернизация рабочих мест за счет инвестиций происходит быстрее, чем в других регионах. То есть там, где инвестиционная активность выше, рост производительности труда при прочих равных условиях тоже выше.

IT-тренд

— Если немного отойти от производств, занятых выпуском физической продукции — тех же энергоносителей или продовольствия, и обратиться в сторону провайдеров IT-услуг, здравоохранения и прочего, как обстоят дела с производительностью труда в этих секторах?

— Есть фундаментальный вопрос оценки производительности труда в сфере общественных услуг — тут я имею в виду прежде всего образование и здравоохранение — понятно, что эффективность труда здесь не определяется только объемом создаваемой добавленной стоимости. Во всяком случае, напрямую сделать это очень сложно, потому что у нас другие требования к системам образования и здравоохранения — они существуют в первую очередь не для того, чтобы зарабатывать деньги, а чтобы лечить и воспитывать граждан.

Что касается производственных секторов — финансовой, научной или IT-сферы, то вполне очевидно, что уровень производительности труда у них высокий и доли оплаты труда и добавленной стоимости там почти равны. Соответственно, так как это новые виды деятельности и там другие требования к производительности труда, сильных разрывов между производительностью у нас и за рубежом быть не может: когда у человека есть компьютер, собственные мозги и это дополняется некоторой инфраструктурой компании, где он работает, тут трудно иметь большие разрывы в уровне производительности труда. Ну а доходы в IT-секторе что у нас, что на Западе очень высокие, так что и показатель производительности труда и там и там вполне сопоставимый, я думаю.

— А как вообще денежная компенсация труда влияет на его производительность у сотрудников? Если у айтишников зарплаты априори выше, чем у фермеров, выходит, что достичь такой же производительности труда в сельском хозяйстве попросту невозможно?

— Мы делали такого рода исследование для доклада по направлениям социально-экономической политики, опубликованного этим летом. Там есть цифры, демонстрирующие, что в нашей экономике как раз наблюдается четкая связь между ростом уровня оплаты труда и его производительностью. То есть понятно, что у нас есть свои особенности при формировании оплаты труда и динамики производительности, но в той или иной степени видно, что рост денежной компенсации труда всегда сопровождается ростом его производительности, и наоборот.

Тут есть простое объяснение: рост оплаты труда происходит, когда повышается его сложность, растут требования к работнику, внедряется какое-то новое современное оборудование или ставятся принципиально новые задачи, если мы говорим про сферу услуг. В такой ситуации требуются специалисты с иным уровнем квалификации. Ожидать, что люди с зарплатой 15 тысяч рублей, будут работать так же, как от них требовали бы на заводах в США или Европе, не приходится — эта история абсолютно проигрышная. И в этом смысле один из тезисов нашего доклада состоит в том, что нормально развиваться с низким уровнем оплаты труда наша экономика больше не может. Еще пять-семь лет назад была дискуссия, а не очень ли высок у нас уровень оплаты труда. И тогда же приводились графики, демонстрировавшие, что доля оплаты труда в структуре добавленной стоимости у нас росла. Но на самом деле это не проблема, просто у нас структура экономики такова, что 50 процентов ВВП формируется за счет потребления населения. Это во-первых. А во-вторых, любое действие, направленное на модернизацию, ведет к двум вещам: увеличению доходов бизнеса и зарплат сотрудников.

Хочу подчеркнуть: что касается структуры затрат в экономике в целом, ни в одной отрасли у нас не наблюдается сильного роста затрат на труд. Она более или менее стабильна, несмотря на все кризисы и прочие обстоятельства.

Кризис инвестиций

— Можно ли утверждать, что решение проблемы с производительностью труда зависит исключительно от государства, учитывая его традиционно высокую роль в нашей экономике, или же частный сектор как-то сам может внести заметный вклад?

— У роста производительности труда существует два фактора: технологический и организационный. Организационный означает, что через какие-то мероприятия наподобие аутсорсинга или изменения производственных и логистических цепочек можно влиять на производительность труда. Но радикально повысить эффективность использования труда можно только за счет изменения производственных технологий. Организационный компонент сам по себе неспособен дать сопоставимый эффект, но игнорировать существование этого фактора тоже неправильно.

Если мы посмотрим, как государство пытается влиять на эти два направления повышения производительности труда, в соответствующем нацпроекте как раз описаны действия именно организационного характера. Проблема в том, что нормально функционирующий и не переживающий серьезных трудностей финансового характера крупный российский бизнес этот организационный компонент уже практически полностью исчерпал. То есть все лишние люди в той или иной степени уже перераспределены, какие-то неэффективные дивизионы закрыты. Простой пример — какая-нибудь прачечная. Ну зачем она нужна на заводе? Понятное дело, что ее функционал уже, как правило, выведен на аутсорсинг и все необходимое стирают посторонние люди. Бизнес за эти тридцать лет уже значительно поджался.

Понятно, что есть проблемы и в госсекторе, и в компаниях с не очень хорошим финансовым состоянием — ни у тех ни у других нет ограничений при проведении каких-то масштабных организационных изменений. Аналогичные проблемы есть и в моногородах, где сама по себе социальная ситуация далека от идеала и просто сокращать избыточную занятость там не получается.

Наша основная проблема — инвестиции, за счет которых качество рабочих мест должно существенно поменяться. А если изменится оно, то вырастет и производительность труда, причем не просто показатель ВВП на занятость или ВВП на отработанное время, а именно реальная эффективность труда, остающаяся неотъемлемым элементом процесса формирования доходов населения. Главное, в чем государство может оказать поддержку бизнесу, стремящемуся к достижению этой цели, — это способствование повышению инвестиционной активности и запуск инвестиционного цикла, как это сейчас любят говорить у нас в правительстве.

— А что мешает нам запустить этот инвестиционный цикл? Об этом действительно говорится очень много в последнее время, но, по ощущениям, раз об этом продолжают говорить, значит, на деле запустить его до сих пор не получилось.

— Запуску инвестиционного цикла прежде всего мешает низкий внутренний спрос. Если мы говорим о фронтальных инвестициях, активным участником которых является бизнес, то они возможны только на фоне устойчивого роста спроса. У нас, к сожалению, ситуация в экономике сейчас совершенно не подходит под это определение. Может быть, в первом полугодии 2021 года у нас и наблюдались довольно высокие темпы потребительского спроса, но этот рост, опять-таки, был в большей степени восстановительным, учитывая низкую базу 2020-го. Потом у нас началось торможение спроса на фоне ужесточения денежно-кредитной политики. Если бы реальный инвестиционный цикл был бы запущен, никакого торможения спроса бы не произошло. Но только тогда бизнес будет вкладывать средства в собственное развитие. Ведь главный стимул для него — исчерпание доступных мощностей, в результате которого предприятие физически не может производить больше продукции, чем оно выпускает в данный момент, а значит, упускает возможность получить дополнительный доход при растущем спросе.

— То есть получается, что более качественные рабочие места начнут появляться только тогда, когда бизнес начнет инвестировать в собственное развитие, а это, в свою очередь, произойдет только после того, как на внутреннем рынке сформируется устойчивый тренд роста спроса? Именно в такой последовательности?

— Да, ведь в экономике все взаимосвязано, любой экономический процесс зависит от каких-то других. То есть ключевая история у нас — в некоем первоначальном импульсе. Вот, например в конце прошлого и начале этого года такой импульс был за счет отложенного спроса, реализованный в том числе за счет мер государственной поддержки, введенных правительством в период пандемического кризиса. Собственно, этот первоначальный импульс случился, но он не был поддержан ни экономической динамикой, ни дополнительными действиями правительства. Более того, сейчас мы видим в проекте бюджета, что антикризисный пакет практически сворачивается и мы опять переходим в режим довольно жесткой бюджетной политики. Но логику правительства тоже можно понять.

По сути, руководство страны предлагает приостановить поддержку в условиях перегретого, как считают Минфин и Банк России, рынка, и сформировать инвестиционные программы, которые и станут поддержкой экономики. Понятно, что инвестиционный спрос, как мы говорим, повлияет на производительность труда, особенно если будут реализованы крупные проекты в ведущих отраслях экономики. Затем рост производительности приведет к росту доходов бизнеса, а рост его доходов — постепенно к росту уровня оплаты труда. Это тоже возможный вариант, просто, на мой взгляд, он будет реализовываться дольше, чем тот, где мы бы поддержали первоначально возникший за счет спроса импульс роста экономики. Почему правительство решило идти по другому пути — вопрос открытый. Видимо, оценивая возможные риски, они пришли именно к такому выводу.

Инвестиционный спрос, повлияет на производительность труда, особенно если будут реализованы крупные проекты в ведущих отраслях экономики. Затем рост производительности приведет к росту доходов бизнеса, а рост его доходов — постепенно к росту уровня оплаты труда

Уникальный опыт

— Если посмотреть исторически, были ли какие-то страны, испытывавшие в определенный момент схожие структурные проблемы, связанные с отсутствием роста производительности труда?

— У нас в этом смысле уникальный случай, поскольку мы же выросли из советской экономики. А советская экономика формировалась в принципиально других стоимостных пропорциях. То есть в ее распоряжении были очень дешевая энергия и достаточно дешевый труд. Вплоть до 1980-х годов мы использовали ресурсы довольно большого сельского населения, для того чтобы разменивать капитал на труд: привлечение большого числа рабочих из сельской местности происходило на протяжении довольно большого отрезка советской истории, позволяя экономить на капитальных затратах. Собственно, в таком состоянии мы и въехали в российскую историю: значительная часть наших предприятий имела очень высокие издержки по энергии, труду и материалам. Технологии, конечно, тоже были довольно современные, в оборонной промышленности в большей степени, в гражданском секторе — в меньшей степени. Но в советское время даже неэффективные предприятия работали, потому что все было очень дешево — упомянутые мной издержки не были такими значительными. А вот когда все это поменялось и ценовые пропорции стали другими, мы получили такую историю: труд подорожал, энергия еще больше подорожала, и значительная часть предприятий этого не выдержала.

Часть предприятий, конечно, смогла пережить случившиеся изменения — прежде всего это сырьевой комплекс и ОПК: они хоть и резко нарастили эффективность, но какие-то атавизмы советского прошлого внутри них все равно остались. Потому что если есть технологический процесс на металлургическом комбинате, поменять его мгновенно невозможно. Конечно, за прошедшие тридцать лет ситуация значительно изменилась, но с этими особенностями связана уникальность нашей экономики. Поэтому единственные схожие с этим случаи — это постсоветские страны. Есть варианты, когда страны отказались от большей части промышленности, и, разумеется, в таких случаях эффективность используемого труда номинально могла и вырасти. Но выбраковку производств и потерю сегментов экономики хорошим вариантом в этом смысле назвать нельзя. Этот путь нам вряд ли подходит.

— Мы много говорили о том, какие триггеры способны простимулировать рост производительности труда. А если у нас все же получится запустить этот процесс, для каких экономических категорий он сам сможет стать триггером?

— Я бы поставил задачу в обратную сторону. Производительность труда — это всего лишь индикатор эффективности использования трудовых ресурсов. На самом деле ясно, что если у нас растут инвестиции и увеличивается эффективность производства в целом — тут я подразумеваю снижение энергоемкости, материалоемкости, — то у нас неизбежно будет расти и производительность труда. Это просто станет автоматическим результатом вхождения экономики в цикл активной модернизации. Без решения задачи создания более качественных рабочих мест мы не придем к более высокой производительности. А раз так, в фокусе сейчас должна быть не эффективность труда как таковая, а именно инвестиции и переход на принципиально иной качественный уровень технологичности производства.