Почему мы пишем про волю?

Татьяна Гурова
главный редактор «Монокль»
7 ноября 2022, 00:00

Моя бабушка стала вдовой в 1941 году. Ей было 29 лет. У нее было двое маленьких детей. Всю войну она оставалась в Москве, работала. Младшую дочь отправила в деревню к родственникам, но есть там было нечего, и пришлось ее забирать. Зимой, на санках, больную туберкулезом, проходя через кордоны военных, она привезла мою маму в Москву. Вырастила своих детей одна. Сама практически неграмотная, обоим дала высшее образование. Почти всю жизнь прожила на Тузовке (район рядом с Театром Советской Армии в Москве, расселен только в начале 1970-х) в бараке с печкой и без горячей воды. Она никогда не говорила: «Я больше не могу».

Вы скажете: «Таких были миллионы. Такое было время». Но «таких времен» в истории человечества было немало, и всякий раз находились миллионы «таких». Соль земли, «ватники», презираемое либералами «путинское большинство». Неизменно то, что ключевые свойства и ценности этих людей — смиренное умение преодолевать трудности, или просто воля — никогда, ни в какие времена не становилось выраженной в политических программах общественной ценностью. Почему? Долго можно разбираться, но чисто политический ответ мог бы быть таким: для политиков всех времен «соль земли» всегда была массовкой, расходным материалом достижения локальных политических целей элит, истинные мотивы социальных, общественно-значимых поступков этой массы никого никогда не интересовали. Может быть, сейчас пришло время?

Это моя первая попытка объяснить, почему мы публикуем огромную статью непрофессионального философа предпринимателя Романа Титова о том, что такое воля как социальный феномен.

Теперь вторая попытка. Иммануил Валлерстайн первым обозначил полное вырождение предмета европейской политики. За последние несколько десятилетий либералы окончательно победили социал-демократов и авторитарно провозгласили главной ценностью человека свободу. И если в прежние времена социологи и политологи еще рассуждали о том, что свобода бывает «от» и свобода бывает «для», то победившему либерализму показалось удобным оставить только свободу «от», и это привело к тому, что идеалом стала абсолютная свобода «от» — от семьи, от родины, от дела, от пола, от происхождения. Такая масштабная свобода «от» почти мгновенно развалила общество, лишив людей любых социальных связей и обязательств и превратив жизнь человечества и каждого отдельного человека в хаос, в котором мы сейчас и находимся.

Мне представляется очень важным вернуть дихотомию в политику, так как, с моей точки зрения, работающая конкурентная политика — это механизм преодоления распада общества. Но для того, чтобы появилась вторая сторона, должна появиться вторая ценность. А найти что-то равновеликое свободе очень сложно. Свобода в принципе сильная и правильная ценность. Ей в общественном сознании обычно противостоит либо дремучий консерватизм, либо авторитаризм.

Обсуждая с коллегами эту задачу, мы пришли к выводу, что в поисках сильной ценности надо обратиться к понятию «воля», которая для нас неразрывно связана с понятием «этика», в свою очередь, возвращающему нас к античным временам и аристотелевским трактовкам. Если обобщать эти трактовки, то этика — это последовательный и сознательный выбор в пользу добра. Такой выбор невозможен без воли — способности преодолевать трудности. Мы полагаем, что развитие этих понятий российской гуманитарной наукой может привести нас к серьезному обновлению политической и общественной культуры, в которой опять появится светлое будущее.