Государственные институты, которые сейчас лидируют в отрасли, не успевают традиционным образом выводить улучшенные сорта, и передача технологий от Bayer помогла бы создать фундамент для новой российской селекции. Частные же компании, которым государство решило передать «заготовки» от Bayer, до сих пор не могут получить от концерна семена и базы данных о генетических признаках культур, а значит, не могут начать работу с молекулярными маркерами.

Проблему создает отсутствие внятных правил ввоза семян для научных целей. Это замедляет внедрение инноваций и негативно сказывается на динамике развития российского агропрома в целом.

Почему мы отстаем в селекции

Трансфер технологий от компании Bayer задумывался как помощь отрасли, на многие годы отставшей от мировых лидеров в методах выведения новых сортов и гибридов. В России селекция сельхозрастений представлена в основном десятками государственных научных институтов, образовательных учреждений и селекционно-семеноводческих центров (СГЦ) при них. Используя методы традиционной селекции, все они занимаются выведением уникальных сортов пшеницы, ячменя, бобовых, масличных и овощных культур и преуспели в этом; несколько частных компаний также работают в основном традиционным способом. Например, успешными сортами пшеницы, ячменя, ржи и тритикале известен Институт цитологии и генетики СО РАН в Новосибирске, масличными сортами аграрии почти целиком обязаны ВНИИ масличных культур им. В. С. Пустовойта, востребованные коллекции сои и риса есть у Аграрного научного центра «Донской», урожайные овощные культуры успешно выводит Тимирязевская академия и т. д.

Однако рост численности населения в мире и конкуренция между странами (и их аграрными компаниями) требуют все больше новых сортов и гибридов, которые будут более плодовитыми и устойчивыми к непогоде, болезням и вредителям (а также к средствам борьбы с ними). Российские институты и СГЦ не успевают выводить новинки на рынок: при традиционном методе селекции для получения удачного сорта в среднем нужно 12–20 лет многократных скрещиваний линий. В мире же с начала века все шире используется метод молекулярной, или геномной маркерной, селекции, которые позволяют в три-четыре раза сократить время выведения гибрида. Ученые находят в ДНК растения гены, отвечающие за нужные свойства, и описывают их последовательность (создают маркер) для последующего распознавания в потомстве на самой ранней стадии. В итоге селекционер может определить наличие нужного признака или гена еще в зародыше или ростке растения, не дожидаясь вегетации и размножения. Для последующего испытания сорта агроном высаживает уже только те семена, где гарантированно есть заданные признаки, а не действует наугад, отыскивая их через поколения гибридов. Как следствие, выведение новых сортов (семена с заданными свойствами, способные давать аналогичное потомство) или гибридов (растения, не дающие потомства с аналогичными признаками) занимает 3–4 года, а не 12–20 лет, как при традиционном отборе.

Российские государственные селекционные учреждения, как и немногочисленные частные компании, лишь недавно начавшие осваивать селекцию, не развивали новые методы (хотя порой практиковали их). Поэтому отечественный рынок семян уверенно заняли иностранные компании, продукцию которых наши аграрии считают более урожайной и экономичной.

Если ситуация не изменится, в предстоящую посевную нам придется обойтись российскими, как правило менее продуктивными, семенами, которых к тому же может не хватить. Пока из девяти основных сельхозкультур у Россия достаточно только семян пшеницы, ячменя, ржи и риса; зависимость же от импортных сои и кукурузы составляет почти 40%, подсолнечника — 60%, сахарной свеклы — 97%. Под вопросом даже классический «борщевой набор»: собственными семенами картофеля мы обеспечены лишь на 10%, капусты и свеклы — максимум на 20%. Недостающее ввозили уходящие сейчас с внутреннего рынка глобальные концерны.

Мировой заслон монополизму

По мнению российских растениеводов, только частные селекционные и семеноводческие компании способны исправить ситуацию с семенами, поскольку знают толк в коммерциализации новых продуктов и экономике (чего не хватает госинститутам). Именно этим соображением руководствовалась и Федеральная антимонопольная служба, предлагая компании Bayer в 2018 году поделиться технологиями селекции с частным бизнесом. Предполагалось, что это облегчит выход наших агропромышленных предприятий на мировой рынок и в перспективе снизит зависимость страны от иностранной селекции.

Изначально за дело взялся Международный центр конкурентного права и политики БРИКС НИУ ВШЭ, который инициировал глобальное исследование, касающееся ситуации с продовольствием после слияния крупнейшей на тот момент селекционной и агрохимической компании Monsanto и агротехнологического лидера Bayer. «Всех волновало сращивание двух главных мировых конкурентов: это могло бы поставить аграрные рынки многих стран в зависимость от семян одного сильнейшего игрока и задушило бы развитие многочисленных мелких и средних частных селекционных компаний. Поэтому мы приняли беспрецедентное решение — выработали со странами БРИКС общую позицию о необходимости мер по защите от вероятного монополизма, — вспоминает директор Международного центра конкурентного права и политики БРИКС Алексей Иванов. — Перед этим мы провели коллективное исследование мирового и локального агрорынков, которое позволило убедить антимонопольные органы стран БРИКС сделать ряд шагов для снижения монопольных рисков».

Таковые у пяти государств содружества оказались разные. Например, Индия нашла компромисс с Bayer (в качестве условия его присутствия на своем рынке), установив жесткие условия лицензирования в стране новых сортов хлопка, который для Индии является стратегическим продуктом и в селекции которого она сама преуспела. Собственные требования по лицензированию ввозимых гибридов зерновых ввела и Бразилия. Кроме того, почти все страны БРИКС, в том числе Россия, потребовали от концерна обеспечить недискриминационный доступ аграриев к цифровой платформе точного земледелия FieldView, которая считается наиболее передовой и позволяет более экономично вести сельское хозяйство (многочисленные стартапы в создании таких платформ пока не преуспели). «Компромисс у всех был разный, но это был прецедент глобального регулирования рынков. А главная идея, которую закладывали в основу своих решений все страны, — защита конкуренции и развитие локальных инноваций, в данном случае по селекции и точному земледелию», — говорит Алексей Иванов.

Трудности перевоза

Россия, выступившая инициатором трансфера технологий, сама так и не смогла их освоить. Были запланированы четыре направления деятельности: передача гермоплазмы (семян с зафиксированными новыми полезными признаками) кукурузы, сои, рапса и пшеницы; а также передача молекулярных маркеров этих и овощных культур — томата, огурца и капусты. Кроме того, было предусмотрено создание Учебно-научного центра биотехнологии растений для обучения российских специалистов новейшим методам селекции (чтобы они понимали, как работать с полученным материалом), на что Bayer уже потратил 5 млн евро; центр успешно функционирует.

В том же 2018 году ФАС и Высшая школа экономики создали Центр трансфера технологий (ЦТТ), который должен был выбрать несколько частных селекционных компаний из разных регионов России для передачи им семян с новыми чистыми линиями. Лидерами отбора стали «Агроплазма», компания «Соевый комплекс», Селекционная компания «Астра» и «Спорос» — все они ведут свои селекционные программы, как правило в сотрудничестве с СГЦ и научными институтами. Эти предприятия должны были получить от Bayer 70 чистых линий семян (гермоплазмы) кукурузы, сои, озимой и яровой пшеницы, масличного и озимого рапса. Семенной материал предназначался не для коммерческого использования, а для селекционных программ по выведению новых сортов или гибридов (впрочем, в 2020 году по требованию Минсельхоза, Минобрнауки и РАН семена озимой и яровой пшеницы были исключены из трансфера, поскольку, по мнению чиновников, у нас достаточно своих сортов этих культур). «Если бы отечественные компании обратились за гермоплазмой на мировой рынок, то, во-первых, не факт, что им бы ее продали, а во-вторых, роялти за такие чистые линии доходят до десятков миллионов долларов, — отмечает Алексей Иванов. — По соглашению с Bayer российские партнеры освобождены от лицензионных платежей до вывода нового сорта или гибрида на рынок. Далее, на десять лет им дается существенный дисконт к стандартному размеру роялти, которые наши компании выплачивали бы Bayer при продаже полученных с их помощью семян». По сути, подарок судьбы. Которым, впрочем, мало кому удалось воспользоваться.

«Получить семена чистых линий (ярового рапса) Bayer удалось только компании “Астра” в 2019 году, когда Россельхознадзора в попечительском совете нашего центра еще не было и ведомство вообще не знало, что есть такой проект, — рассказывает менеджер Центра технологического трансфера Надежда Долматова. — А потом были приняты правила контроля в местах производства, переработки и отгрузки подкарантинной продукции, по которым непонятно, как проверять малые партии семян». При ввозе коммерческих партий, которые измеряются тоннами, на экспертизу в Россельхознадзор передают несколько килограммов продукции. Но сколько нужно отправлять семян, ввозимых в научных целях (их поставляют килограммами и даже граммами), не сказано нигде. Это и стало основанием для отказа в завозе гермоплазмы от Bayer. «В Европейском союзе, США, странах БРИКС ввоз семян для научно-исследовательских целей регламентируется более мягко и предполагает возможность поставки без проведения длительных и дорогих экспертиз», — указывает Алексей Иванов. Как пояснили «Эксперту» в одном из научных институтов, обычно сотрудники привозят семена для научных целей из-за границы в личном багаже безо всякой декларации — по сути, в кармане. Но в случае с трансфером технологий с участием государственных ведомств такой нелегальный ввоз невозможен.

Этот замкнутый круг не размыкался до марта прошлого года включительно, а потом в связи с началом СВО прямое авиасообщение с Европой, в частности с Францией (откуда должны поступить семена), прекратилось. «Чтобы легально провезти семена через третьи страны — Турцию и ОАЭ, — требуется пройти фитосанитарный контроль как в странах вывоза и ввоза, так и в промежуточных юрисдикциях, — поясняет Алексей Иванов. — Специализированных таможенных брокеров, которые умели бы выполнять эти процедуры в отношении семян, ввозимых для научных целей, практически нет. Таким образом, из-за бюрократических проволочек и общей неурегулированности вопроса наши частные селекционные компании потеряли несколько лет работы с передовыми материалами».

Российские институты не успевают выводить новинки на рынок, поскольку пользуются традиционными методами селекции — многократным скрещиванием линий, что занимает от 12 до 20 лет и более до получения удачного сорта

Проба маркера

Второе направление трансфера от Bayer включает в себя молекулярные средства селекции кукурузы, сои, рапса, пшеницы, томата, огурца и капусты. Речь идет о списке генов (их последовательности и местоположении), обладающих такими полезными признаками, как устойчивость к болезням, высокая урожайность, повышенное содержание определенных ценных веществ и прочее. Например, это может выглядеть так: «Пшеница — Устойчивость к линейной ржавчине (Sr2)» или «Соя — Коричневая стволовая гниль (Rbs)». Для получения большей части таких признаков при традиционной селекции потребуется минимум десять лет. Но, зная местоположение нужных генов, их легко «вычислить» по маркерам в потомстве на уровне ростка или эмбриона, не дожидаясь взрослого растения и тем более его потомства (чтобы удостовериться в закреплении признака).

Получателями этих маркеров от Bayer через ЦТТ стали частные российские селекционно-семеноводческие компании «Астра» и «Гавриш», поскольку они уже имеют свой скромный опыт работы с маркерной селекцией. Впрочем, выбранные предприятия пока не сформировали свое отношение к «подарку». «Нам передали от Bayer несколько десятков тысяч маркеров, но мы их еще не обработали, не систематизировали по признакам, — говорит заместитель генерального директора на науке компании “Гавриш” Михаил Будылин. — По сути, это маркеры, которые помогут любой томат, огурец или капусту “разложить по полочкам”. Но такая технология используется, когда новые признаки переносятся на культивируемое растение от дикорастущих видов. Наша же селекционная кухня, включая маркерную селекцию, пока ничего подобного не подразумевает. Поэтому полученные материалы мы будем осваивать еще долго».

Нет результатов и у семеноводческой компании «Астра» — единственной, кому удалось получить семена рапса от Bayer. Главным образом потому, что к семенам и маркерам не последовало разъяснений. Как сообщили в ЦТТ, после передачи материала концерн должен был провести тренинги для аграриев в своем R&D-центре во Франции. Однако, поскольку семена не были ввезены, эти тренинги провели только в части теории, а практические занятия с высевом переданных семян в России не состоялись. «Мы с 2020 года ведем работу над чистыми линиями рапса от Bayer методом маркерной селекции, но оценить перспективы пока трудно, — говорит генеральный директор СК “Астра” Дарья Шумилина. — Во-первых, материал по маркерам передан не полностью; во-вторых, мы не имели возможности выбрать гермоплазму с полезными признаками, которые сочетались бы с нашими наработками, а взяли, что дали. Это замедляет создание нового гибрида, но мы надеемся вскоре получить интересные результаты». Два года селекционеры «Астры» высаживали предоставленные семена, изучали их особенности, а в прошлом году приступили к первому скрещиванию для получения комбинированных полезных признаков рапса.

Остальные компании, имеющие право на трансфер технологий от Bayer, пока томятся в ожидании. «Мы до сих пор не получили материалы, — говорит директор селекционно-семеноводческой компании “Агроплазма” Николай Бенко. — Если это наконец случится, возможно, нам удастся улучшить свои чистые линии за счет гермоплазмы Bayer. Но насколько процесс окажется успешным, можно будет сказать, только оценив полученный материал в скрещиваниях и испытаниях». Всего «Агроплазма» за 20 лет существования зарегистрировала более 40 гибридов подсолнечника (с 2015 года она является крупнейшим российским производителем семян этой культуры), а также по 12 гибридов кукурузы и сортов сорго. Последние сорта подсолнечника и сорго компания создала, используя генетическую плазму (исходные линии с четкими зафиксированными полезными свойствами) собственной разработки с применением методов маркерной селекции. Часть маркеров, кстати, была получена по обмену с отечественными и зарубежными партнерами. В числе успешных проектов компании есть и создание гибридов подсолнечника для технологии Clearfield Plus (особо продуктивный сорт за счет удачной комбинации гибрида с высокой урожайностью и устойчивостью к гербициду), лицензия на разработку которой получена от компании BASF. Впрочем, в российской селекции немного примеров выведения собственных гибридов по лицензии глобального концерна с использованием их чистых линий. Трансфер от Bayer был призван продлить и укрепить это начинание.

Таким образом, пока отечественные компании по разным причинам не могут быстро освоить новейшие технологии. Однако в необходимости и эффективности маркерной селекции мало кто сомневается. «Мы занимаемся маркерной селекцией 24 года и без генетического анализа уже почти ничего не делаем. Только в этом году по томатам сделали 130 тысяч анализов разных генов, а также по перцам и огурцам, — рассказывает генеральный директор и основатель компании “Гавриш” Сергей Гавриш. — Этот метод сокращает срок выведения гибридов с 12 лет до трех-четырех, а значит, существенно экономит средства. Если же я не буду успевать быстро выводить новые гибриды, конкуренты меня опередят».

Мало-помалу методы маркерной селекции осваивают и наши научные институты. Например, Тимирязевская академия в этом году представит пять гибридов белокочанной капусты, устойчивых к киле — опасной болезни крестоцветных. Первой в мире такие гибриды вывела Syngenta, потратив на это 18 лет; Тимирязевке потребовалось уже меньше — всего 10. Причем российская академия обогнала глобальную селекционную фирму Bejo Zaden, которой пока вывести такой гибрид не удалось. Более того, в этом году Тимирязевская академия вывела и передала на госсортоиспытание первый отечественный сорт лука, устойчивый к болезни ложной мучнистой росы. Такой гибрид прежде был только у компании Syngenta, которая предпочитает продавать российским фермерам не семена улучшенной культуры, а фунгициды, мировые продажи которых дают ей прибыль порядка 300 млн евро в год. «После нескольких лет испытаний, регистрации и гибридизации такой зависимости от агрохимикатов по луку не будет, при этом наши гены более эффективны в противодействии болезням, чем зарубежные, — говорит директор селекционной станции Тимирязевской академии Григорий Монахос. — При работе с луком, как и с новым гибридом капусты, мы использовали методы молекулярных маркеров. У нас есть свои маркерные последовательности, но пока их очень мало. Надо копить генетические линии для ускорения селекции». С учетом того, что у России пока нет собственных сортов и даже гибридов лука, это можно считать большим достижением.

И все же многие сторонятся новых методов селекции, главным образом по незнанию. «Я не знаю российских компаний (кроме “Гавриша”) и институтов, у которых использование методов молекулярной селекции было бы поставлено на поток, — комментирует заведующий кафедрой селекции и семеноводства садовых культур РГАУ-МСХА им. К. А. Тимирязева Сократ Монахос. — И то, что у нас используют в экспериментальных целях, исследовательских, очень сильно отстает от того, что уже сейчас делает Bayer как мировой лидер селекции (по уровню обработки массива данных, способам анализа признаков, а следовательно, и эффективности). Не могу сказать, что у нас нет необходимых специалистов или технологий, — нет практики их использования в прикладной селекции». По словам эксперта, суть проекта трансфера технологий от Bayer заключалась в вовлечении большого числа российских компаний в работу по новым методам.

Пока же вопрос с ввозом семян от Bayer висит в воздухе. В январе правительство приняло новые правила импорта продукции для научных целей, но они ясности не добавили. «Вот лишь один из множества вопросов: в новом постановлении сказано, что ввозить семена для научных целей могут только научные организации или образовательные, — говорит Алексей Иванов. — Но неизвестно, будет ли частная компания считаться научной организацией, даже если она ведет научную деятельность».