Эффект супервласти

26 июня 2023, 00:00

Российские банки суперэффективны. Американские живут с чистой процентной маржей в районе 3‒3,5% (чистая процентная маржа — это разница между процентными доходами и расходами в процентах от активов). Европейские перебиваются с чистой процентной маржей в районе 1%. У российских финансовых структур ЧПМ уверенно держится в районе 4,6‒4,7%. Причем это показатель всего банковского сектора, включая Сбербанк. ЧПМ банковского сектора без Сбербанка стандартно на 0,5‒0,7 п. п. ниже. Это означает, что Сбер не только самое большое, но и самое эффективное кредитное учреждение в стране.

TASS

Ни в коем случае не умаляя заслуг менеджмента, приходится признать, что в значительной мере высокая эффективность бизнеса Сбера — следствие его величины и экономического веса. Сбер может себе позволить получать пассивы дешевле всех. Государственные социальные выплаты в значительном объеме до сих пор идут через Сбербанк. В крупнейших банках Минфин размещает временно свободные средства бюджета. Сбер наряду с небольшим количеством других крупнейших банков является постоянным участником аукционов по размещению госдолга. Кстати, интересный нюанс: не прошло и недели с момента, когда министр финансов Антон Силуанов публично пожаловался, что крупнейшие госбанки мало участвуют в аукционах по госдолгу, как Минфину пришлось поднять ставки по новым займам до 11%. Наверняка это просто совпадение. Но странно, что Минфин никак не может убедить госбанки покупать госдолг подешевле, хотя его представители входят в наблюдательные советы и Сбербанка, и ВТБ.

В мае корпоративное кредитование замедлило свой рост — с 1,5‒1,7% в предыдущие месяцы до 0,8%. Потребкредитование продолжает расти (+1,7%), как и ипотека (+2,2%). Традиционно банки получают примерно одинаковые доходы с корпоративного и потребительского кредитования: портфель корпкредитов вдвое больше, зато кредиты «физикам» намного дороже. Плюс разница между ставками по депозитам и кредитам в России традиционно велика, что также позволяет российским банкам поддерживать прекрасную финансовую форму.

В Европе разница между кредитными и депозитными ставками редко превышает 5‒6 п. п. В России разница в 5 п. п. — это только начало (льготная ипотека немного искажает картину). Как ни странно, в США ситуация близка к нашей: при том что по самым лучшим депозитам можно получить максимум 4,5%, а большинство держит деньги под ставки меньше процента, заемные средства стоят примерно как у нас. Но дело в том, что в США функционирует емкий долговой рынок. Компании, включая те, которые еще не показывают прибыли, могут занимать на нем. Банки не только выдают кредиты, но и держат солидные портфели ценных бумаг. Кстати, и размещать деньги на финансовом рынке — идея, не чуждая американским компаниям и гражданам: этой весной держатели депозитов переводили свои кровные в фонды денежного рынка (читай: в краткосрочные гособлигации). Таким образом, ставки на финансовом рынке служат балансиром политики банков.

Российские же банки по сути своего бизнеса близки к европейским: традиционный бизнес — взяли депозит, выдали кредит, разница пошла в доходы. Финансовый рынок у нас вроде есть, но пока все еще довольно скромный, граждане не бегут в массовом порядке скупать ОФЗ, хотя ставки по ним выше, чем по депозитам (подчас вдвое). Разница же в кредитных и депозитных ставках — как в США.

Дело не в том, что банки не должны зарабатывать, — должны, в этом смысл их деятельности. Но к банкам, которые в силу исторических причин или господдержки имеют слишком большой вес, логично предъявлять повышенные требования. Это может быть отдельный порядок перераспределения прибыли, отдельное налогообложение по примеру недавно одобренного windfall tax, дополнительные требования по финансированию промышленных или инфраструктурных проектов.