Из России за последние полтора года уехало много людей. По разным оценкам, от 700 тысяч до миллиона человек. Это предприниматели, журналисты, дизайнеры, писатели, музыканты, менеджеры — те, кого принято относить к «креативной индустрии», в некотором роде к «элите» общества. Это россияне, которые за последние пару десятков лет наилучшим образом вписались в международный культурный и социальный контекст и, по сути, наиболее эффективно выполнили задание «партии и правительства», которые вели нас после 1991 года с незначительными остановками к победе идей глобального либерального капитализма.
Тотальная урбанизация с идеей переселения в сверхмегаполисы, верховенство идеалов общества потребления, парадигма личного материального обогащения и корпоративной карьеры, «эффективное» образование без «твердых» навыков — все это очень успешно формировало актуальную русскую гуманитарную повестку, в которой от русского было только то, то люди, втянутые в эту повестку, говорили и думали (чаще) по-русски и жили (чаще) на территории России.
В остальном эти самые востребованные российской культурой, социумом и экономикой люди наиболее эффективным образом восприняли все то, что само российское государство сделало в последние десятилетия своей основной политической идеей: необходимость интеграции в западный мир с ретрансляцией всех созданных там теорий и практик.
Вместо того чтобы работать над собственной «русской гуманитарной повесткой», «национальной картиной мира» и несмотря на разговоры о «традиционных ценностях», Россия сама взрастила миллионы людей, для которых само слово «национальный» или «русский» уже кажется чем-то устрашающим.
Оказалось, что вывести такой тип человека, который полностью разделяет идеалы либерального капитализма и общества потребления и одновременно проникнут чувством заботы и ответственности за родину, невозможно. Тут или трусы надеть, или крестик снять.
Но до 2022 года российское государство пыталось этого несоответствия не замечать.
Русские для «сверхобщества»
Еще в 1990-х философ Александр Зиновьев писал о таком феномене, как «сверхобщество». Он предположил, что основной силой и драйвером всей мировой истории Новейшего времени является особая группа людей, десятки или даже сотни миллионов по всей планете, проживающих и в США, и в Европе, Китае, Африке, на Ближнем Востоке, где-то больше, где-то меньше.
Именно они формируют правила жизни «креативных индустрий» и медиа, это топ-менеджеры и лидеры общественного мнения, те, кто идентифицирует себя в первую очередь с космополитичным пространством без границ, народов и государств. Есть они и в России.
Когда-то давно я работал в проекте «Сноб», который тогда делал Владимир Яковлев, до этого придумавший и создавший «Коммерсант». Яковлев обнаружил в стране особый тип людей и придумал им название Global Russians — глобальные русские.
Это такие русские, для которых русский язык и русская культура родные, но они уже приняли международную социокультурную повестку и живут по всему миру, не привязываясь к конкретной стране. Сегодня Лондон, а завтра Москва или Бали. И наоборот. У них нет родины — ни старой, ни новой. Это вольные перелетные птенцы глобального либерального мира.
Думаю, что Яковлев несколько опередил время и все же немного ошибся. Наступившее будущее явило нам уже не «глобального русского», а просто «глобального», без всякой национальной привязки.
Целостный человек определяет собственную идентичность через несколько пространств. Это личное пространство «я», пространство семьи, пространство малой территории — соседского сообщества, пространство народа, пространство страны, всечеловеческое пространство. Адекватное местонахождение в каждом из пространств, ощущение в каждом из них себя как дома — это то, что формирует нас на протяжении столетий.
Но то «сверхобщество», о котором писал Зиновьев, подразумевает появление нового социального типа человека. Это как раз те «глобальные». Для них глобальная идентичность, принадлежность к прогрессивной части мировой общественности, к правильной гуманитарной повестке гораздо важнее национальной, этнической, региональной привязки.
Произошедшие в 2022 году события повлекли за собой мощнейший кризис идентичности для всех жителей нашей страны, но особенно для «глобальных русских». Больше не получается соединять эти два прилагательных: нельзя быть одновременно и «глобальным», и «русским». Приходится выбирать.
Не хочу сказать, что описанное свойственно всем и вся — в каждом большом явлении есть исключения. Но для большинства уехавших, да и для некоторых оставшихся основные боевые действия развернулись внутри. Это кризис понятия «кто я?».
Многие выбрали быть исключительно «глобальными», частью «сверхобщества», остаться верными международной повестке либерального мира и не разрывать личную связь с его «цивилизованной частью».
О приоритетах государства
Уверен, что каждый вправе делать собственный выбор, и если при этом не нарушен закон, то единственный судья нам всем при этом Господь Бог. Но вот российскому государству стоится крепко задуматься о том, каких жителей формирует существующая в стране система ценностей. Если жить — то в космополитичном мегаполисе (и это при том, что главная наша ценность — это обширные территории), если учить в школе — то готовить ребенка к рынку труда, если эффективная экономика — то корпоративный капитализм, если объективное мерило — то рост ВВП, если мечты — то о новом айфоне, если человек — то онтологический потребитель, а не заботливый и ответственный творец.
Хочешь быть успешным в российской культурной и экономической реальности — значит будь «глобальным». Наше государство и сегодня продолжает формировать таких граждан, хотя бы потому, что быстро перестроить махину, возникшую в последние тридцать лет, невозможно. Но есть проблема пострашнее: государство плохо видит альтернативу.
Однако, если мы не хотим в будущем, столкнувшись с вызовами, получить новые миллионы уезжающих, необходимо изменить корневые вещи. Наша главная цель на ближайшие годы не переориентация ресурсов в Китай, не цифровизация и не экономический рост. Все это необходимо, но вторично.
Главное — избавиться от интеллектуальной оккупации нашего сознания и создать русскую гуманитарную, если хотите суверенную, картину мира. Нам нужно плотно и надолго заняться собой, а не бесконечной рефлексией по поводу того, что происходит за пределами страны. Сосредоточиться на себе.
Те, кто уехал, вернутся, а те, кто остался, не будут испытывать желания уехать в критической для страны ситуации, но только в том случае, если мы здесь будем заботливо и ответственно строить собственный дом. Не вторичную копию Франции или еще одного североамериканского штата, не колонию западного мира, а полноценную русскую цивилизацию с собственной системой миропонимания.
Общенациональный сеанс психотерапии
Когда-то мы с партнерами открыли в центре Москвы ресторан с русской печкой — тогда это было впервые. К нам приехал из Америки шеф-повар и хозяин собственного ресторана в Питтсбурге. Он собирался открыть еще одно заведение в США и за вдохновением отправился в Россию и на Украину, откуда вроде бы еще в девятнадцатом веке приехали в Штаты его предки.
Я показывал ему наш бизнес и сетовал, что печку-то мы построили, хотя с трудом нашли печника, но повара наши не умеют в ней готовить. И что рецепты русской кухни нам тоже приходится внедрять в ресторанное меню с большими сложностями, потому что мы все забыли и растеряли за последние сто лет.
Американский шеф все выслушал и, к моему большому удивлению, выдал: «Вы такие счастливые! Вам есть что вспоминать, есть где искать, к чему обращаться. Вы здесь свои. Тут жили ваши семья, ваши предки… Мне в Питтсбурге нечего копать, кроме индейцев, которые ко мне не имеют никакого отношения».
Американский шеф стажировался у нас несколько месяцев и вместе с нашими поварами осваивал кухню. Потом вернулся в Питсбург и открыл ресторан Dachа с русской печкой.
Другой наш знакомый предприниматель с мыслью о национальной кухне уехал в Новосибирск и там основал сеть супермаркетов русской еды «Добрянка». В центре такого магазина на три тысячи метров — тройная русская печь, сотни наименований русских продуктов и блюд и четыре тысячи покупателей ежедневно. Так традиция стала частью современного технологичного бизнеса.
Мы будем вдохновлять и себя, и весь мир, когда откопаем и полюбим национальное «я», и пойдем с ним в будущее. Это должен быть общенациональный сеанс психотерапии. Узнать, принять и полюбить себя.
Русский философ Владимир Соловьев как-то написал сказку-притчу о том, как молодой человек отправился в далекое путешествие. И в дремучем лесу на краю топких болот встретил страшную старуху, которая попросила его переправить ее на сухое пространство. С неохотой он взялся ее перенести, по дороге чуть не утонул, но выбрался. И чем ближе была твердая почва, тем проще и легче ему было. А под конец и вовсе показалось, что не он несет старуху, а с ее помощью парит над болотами. Когда же они перебрались, то оказалось, что и не старуха это вовсе, а молодая и прекрасная девушка.
Так Соловьев описал настоящий и здоровый прогресс: «когда мы берем прошлое и несем его в будущее».
Если мы, оставшиеся в России, осознаем прогресс именно так и поставим себе цель обнаружить самих себя — «местных русских» — на новом витке истории, у нас появится шанс сформировать крепкую национальную идентичность, быть частью которой станет гораздо более вдохновляющей и престижной целью, чем крупицей глобального «сверхобщества».
Наш путь на ближайшие годы и десятилетия — освоение русского пространства. Будем шагать и осваивать, тогда и вопрос о том, уезжать или оставаться, навсегда исчезнет из актуальной повестки.
