Но сейчас возникает вопрос: до какого предела мы вообще должны сократить свой внешний долг? В принципе обходиться без валютных заимствований? Или на смену бондам, номинированным в привычных долларах и евро, теперь должны прийти бонды в юанях и прочих «нетоксичных» валютах? Но с новыми валютами пока получается не так хорошо, как хотелось бы. Партнеры побаиваются рисков: а вдруг тоже санкции наложат? Да и нет проторенных маршрутов долговых бумаг для восточных инвесторов ― нужно прокладывать новые.

Долговое сжатие

По валютным долгам мы должны все меньше и меньше ― речь идет и о стране, и о бизнесе. Как подсказывает Центробанк, на начало октября 2023 года совокупный внешний долг РФ составляет 322,3 млрд долларов и продолжает снижаться. Последний раз мы должны были меньше в 2005 году, тогда цифра совокупной валютной задолженности государства и бизнеса составила 226,7 млрд долларов. Сейчас по внешним займам наше государство должно всего 31,8 млрд долларов, 93,8 млрд долларов должны банки и 196,7 млрд долларов ― прочие сектора.

Отдельно стоит отметить, что внешний долг у нас составляет чуть больше четверти от внутреннего и, по прогнозам Минфина, его доля будет снижаться и дальше (см. график 2).

Рекордно низкий показатель внешнего долга особенно радует тех, кто ранее весьма скептически смотрел на практику заимствований с одновременной покупкой в ФНБ американских US Treasuries, имевших доходность гораздо меньше той, что Россия платила по своим еврооблигациям. Эта практика продемонстрировала полную несостоятельность в условиях широко применяемых санкций и «отмены» России.

Казалось бы, чем меньше страна должна в валюте, тем лучше. Внешние заимствования нужно обслуживать, а для этого нужен стабильный приток валюты. Но есть нюанс. Внутренние и внешние займы сильно различаются по условиям. Чаще всего занимать на внешнем рынке можно и больше, и дешевле, и на более долгий срок. Есть, конечно, примеры стран с нулевым внешним долгом, но это особые случаи вроде Лихтенштейна или Палау.

«Как правило, снижение внешнего долга, выраженного в иностранной валюте, означает повышение стабильности финансовой системы страны, ее устойчивости к колебаниям валютного курса. Однако последние двадцать лет внешний долг в форме государственных еврооблигаций не играл такой уж значимой роли, составляя в среднем 2,6 процента российского ВВП. В этом смысле более болезненной мерой стал уход нерезидентов с рынка рублевых ОФЗ, где доля нерезидентов доходила до 35 процентов», ― описывает специфику нашей ситуации с внешним долгом руководитель лаборатории Института прикладных экономических исследований РАНХиГС кандидат экономических наук Александр Абрамов.

С нерезидентами, естественно, стало заметно хуже, так что на 1 декабря 2023 года они владели лишь 7,5% ОФЗ. Кстати, активный уход иностранцев с рынка российского рублевого госдолга продолжается с октября 2021 года.

В уходе «нерезов» с рынка рублевых ОФЗ ученый видит такие минусы, как сокращение возможностей Минфина привлекать средства на более длительные сроки, по менее высоким ставкам и в большем объеме.

Внешний долг уже давно не имел для России особого значения. А вот уход нерезидентов из ОФЗ заставил Минфин занимать дороже на внутреннем рынке

«Обычно в условиях притока валютной выручки государство не нуждалось в значительных внешних заимствованиях, но сейчас, когда поступления валюты от торговых операций сократились, такие заимствования пригодились бы», ― добавляет Абрамов. По его словам, разумной была бы минимизация внешнего госдолга на уровне 2‒2,5%, то есть примерно на текущем уровне.

Кстати, в 2018 году министр финансов Антон Силуанов говорил, что Россия хотела бы сохранить присутствие на внешнем долговом рынке, но это абсолютно некритично для нее с точки зрения финансирования дефицита бюджета: в случае введения санкций и потери иностранных инвесторов Минфин будет рассчитывать на инвесторов внутренних.

В свою очередь, депутат Госдумы от Партии роста кандидат экономических наук Оксана Дмитриева не видит проблемы даже в полном отказе от внешних займов ― ведь валюты в страну по-прежнему поступает достаточно. Просто не долларов и евро, а юаней.

«В 2022 году наблюдалось рекордное положительное сальдо торгового баланса и платежного баланса, в 2023 году по-прежнему сальдо и торгового, и платежного баланса было положительное, хотя и существенно меньшего объема. Это означает, что приток валюты в страну при адекватном регулировании достаточен и в займах в иностранной валюте ни для оплаты товаров, ни для инвестиций нет необходимости», ― объясняет свою позицию Оксана Дмитриева.

У частного сектора проблем именно с валютой тоже вроде нет. Сложность в другом. Занять нужную сумму на рынке, выпуская рублевые облигации, для крупных компаний было проблемой и до СВО. Поэтому компаниям приходилось пользоваться внешними рынками ― либо они предпочитали внешние рынки. Достаточно вспомнить РЖД, занимавшую в 2019 году полмиллиарда в швейцарских франках (около 35 млрд рублей по курсу).

Разворот на восток внутри страны

Пытаясь ограничить нам возможность привлекать капиталы, и частично достигнув в этом успехов, наши западные «партнеры» не учли небольшую деталь: они — это еще не весь мир.

Заблокировав почти половину активов под управлением ЦБ, они вынудили активнее инвестировать в «нетоксичные» валюты, в первую очередь в китайский юань, значение которого для России и так постепенно росло. Напомним, если на начало 2021 года в структуре ЗВР юаней было 12,8%, то на начало 2022-го их стало уже 17,1%.

«Доля юаня в золотовалютных резервах будет постепенно увеличиваться. Аналогичную тенденцию можно ожидать и на рынке заимствований. И если условия займов будут благоприятными по срокам предоставления и стоимости капитала, то такой шаг оправдан», ― отмечает проректор РАНХиГС доктор экономических наук Андрей Марголин.

Действительно, на нашем долговом рынке видны движения в соответствующую сторону. В частности, Минфин рассматривает возможность размещения ОФЗ, номинированных в юанях. «На наш взгляд, юаневый рынок — это наиболее ликвидный и перспективный сегмент внешнего рынка», ― заявлял ранее директор департамента государственного долга и государственных финансовых активов Минфина Денис Мамонов.

Насколько это вообще нам нужно ― вопрос пока дискуссионный.

«Никакой необходимости в займах в юанях, так же как и в других “нетоксичных” валютах, нет. Со всеми странами, включая Китай, в 2022 году имело место огромное положительное сальдо торгового баланса. Мы продавали товаров много больше, чем покупали. Нам “нетоксичную” валюту девать некуда, зачем еще при этом ее и занимать?» ― удивляется Оксана Дмитриева. По ее мнению, единственный смысл выпуска инструментов заимствований в “нетоксичной” валюте ― дать поле для деятельности биржевым спекулянтам и создать финансовые потоки для дохода от посредничества.

Звучит логично, особенно если вспомнить, что наша торговля с Китаем бьет все рекорды: по данным Главного таможенного управления КНР, внешнеторговый оборот между Китаем и Россией достиг в прошлом году рекордных 240,11 млрд долларов. Почти 30% роста за год! И если торговля с США у КНР, то с нами ровно наоборот.

Минфин обдумывает выпуск юаневых бондов уже более восьми лет. Скорее всего, такой выпуск если и будет предложен, то внутренним инвесторам: юаней в России достаточно

Тогда возникает вопрос: если сейчас ситуация действительно такова, что в валюте мы купаемся, зачем Минфин начал проталкивать тему юаневых бондов еще с 2015 года, задолго до всех событий?

Как подсказывает Александр Абрамов, процесс выхода на рынок юаневого долга и не мог быть быстрым. «В настоящее время привлечение займов в дружественных валютах, например в юанях, — это начало большого, долгого и не всегда результативного пути. Отчасти из-за ограничений длинных ресурсов в других развивающихся странах, которые они готовы предоставлять на несвязанной основе, отчасти из-за опасений в этих странах по поводу вторичных санкций», ― объясняет он.

Есть и еще одна проблема. Нельзя просто взять и выпустить облигации для инвесторов из дружественных стран. Требуется серьезная регуляторная работа, постройка и отладка инфраструктуры (ведь Euroclear больше не подходит) и прочие действия, без которых движение ценных бумаг просто невозможно. «Для заимствований на национальных рынках нужны как минимум междепозитарные мосты НРД с центральными депозитариями дружественных стран. Их пока нет. Приходить на внутренний рынок тех же ОФЗ инвесторы из дружественных стран не спешат», ― указывает на очевидную проблему Александр Абрамов.

Российские компании тоже не первый год присматриваются к рынку КНР. Кроме классических китайских облигаций, так называемых панда-бондов, там имеются также Dim Sum bonds ― облигации, выпущенные в Гонконге и номинированные в китайских юанях, а также ориентированные на свободные торговые зоны (FTZ), то есть офшорные бонды. К сожалению, выйти на этот рынок отечественным эмитентам будет очень непросто, в первую очередь из-за жесткого регулирования и не самой лояльной позиции Китая. В 2017 году это удалось «Русалу», который таки выпустил панда-бонды. Но компания котируется на Гонконгской фондовой бирже с 2010 года, где и выходила на IPO.

Возможно, Минфин России в итоге выпустит юаневые бумаги для внутреннего рынка, что будет гораздо проще. Внутри страны ряд эмитентов уже имеют выпуски бондов, номинированные в юанях. По данным Rusbonds, в обращении находится 59 таких выпусков. Среди эмитентов Альфа-банк, ВТБ, «Роснефть», «Норникель» «Русал» и ряд других известных компаний

Впрочем, не КНР единой. К отечественному валютному рынку вот-вот будут допущены инвесторы из 44 дружественных стран. В Банке России полагают, что привлечение нерезидентов позволит повысить ликвидность торговых инструментов и упростит расчеты в нацвалютах. Да и занять, если что, у них можно будет. У арабов, например, денег хватает.