В действие, сотворенное в жанре документального театра, Валерий Фокин вплетает фрагменты гостимовских театральных репетиций. Словно Всеволод Мейерхольд включает свое воображение, разрывает реальность собрания, на котором вынужден выступать в роли объекта общественного порицания, и переносится в пространство, где становится самим собой. Там актеры, только что со смешанными чувствами низвергавшие режиссера с сотворенного ими же пьедестала, снова оказываются полностью в его власти. Они сливаются в единый организм, которым управляет он, Всеволод Мейерхольд. В этот момент Валерий Фокин делает зрителей свидетелями рождения театрального образа. И главным условием его появления становится превращение актера в объект, хотя и наделенный чувствами и эмоциями, но лишенный собственной воли. Его задачей становится уловить, угадать малейшие движения мысли режиссера, признать его и как абсолютного лидера, чьи решения не подвергаются сомнения, и как проводника высших сил, через посредство которых спектакль выводится на сверхчеловеческую художественную высоту.

Затем Фокин отматывает колесо истории еще дальше назад, и на сцене возникает образ массового театрально-физкультурного действа, в котором концепция слияния коллектива в единое целое масштабируется. В этом случае речь идет уже не о театральной труппе из нескольких десятков человек, а о тысячах спортсменов, безраздельно подчиняющихся воле лидера. Никаких сомнений ни у кого быть не может. Их внимание сосредоточено на указующем персте одного человека. Еще один поворот колеса истории, и зритель видит Мейерхольда во главе Театрального отдела Наркомпроса, куда его назначил нарком просвещения Анатолий Луначарский. Из руководителя опального театра, чья судьба находится во власти в том числе его актеров, он преображается в вершителя человеческих судеб. И в этот момент на его пути попадается Илья Эренбург, которого он сначала приглашает работать под своим началом и руководить детскими театрами, а позже обвиняет в том, что тот отклонил идеологически правильную детскую пьесу, где все персонажи были рыбами. Мейерхольд в запальчивости требует арестовать Эренбурга. Но уже на следующий день они разговаривали друг с другом так, словно сцены с требованием ареста не было.

Несмотря на все внутренние противоречия Мейерхольда, в исполнении Владимира Кошевого он сохраняет свою притягательность. Ни одно из высказанных участниками собрания обвинений, пусть даже справедливых, не может перевесить трепета, что возникает в момент режиссерского священнодействия. Мейерхольд был одним из тех, кто сформировал концепцию театра, в котором центральное место занимает режиссер. В этом театре он наделен властью над актерами — над их творческими и человеческими судьбами. Спектакль «Чужой театр» рассказывает о том, что судьба уже самого режиссера может в одночасье перевернуться и актеры обретут мимолетную власть над ним. Но окажутся не в силах спасти ни его самого, ни его театр, как бы им этого ни хотелось. Их власть иллюзорна, они могут только вторить уже принятому выше решению. И все же находят в себе силы преодолеть гипнотическое воздействие текста в газете «Правда» и возражать его автору, хотя это и ничего не меняет.

В финале спектакля вслед паре Райх — Мейерхольд, уходящей в вечность, звучит голос Станиславского. Он приглашает своего ученика работать к себе в оперную театр-студию и, возможно, на какое-то время продлевает ему жизнь. Еще один парадокс в жизни Мейрхольда: он не просто лишается всей данной ему власти, но становится действующим лицом едва ли не античной трагедии. В ее финале гибнет не только он, успев описать мучения, которым его подвергали перед смертью, но и его жена: в собственной квартире от многочисленных ножевых ранений, причиненных неизвестными. Кажется, что Константин Сергеевич Станиславский мог это предотвратить, проживи он еще чуть-чуть. Но и его срок отмерен. Он умирает, после чего рок обрушивается на Райх и Мейерхольда со всей беспощадностью.