Два десятилетия локомотивом развития нашей угольной отрасли был экспорт. Поставки на внутренний рынок стагнировали, а почти весь прирост добычи отправлялся за рубеж. Экспорт угля из России с начала века до пика в 2021 году вырос в пять с половиной раз, страна прочно обосновалась на третьем месте крупнейших мировых экспортеров угля (после Индонезии и Австралии), что позволило довести объемы добычи твердого ископаемого до позднесоветского максимума (см. график 1). Однако последние три года экспорт сокращается: недружественные государства отказались от российских поставок, другие покупатели, опасающиеся стать объектом вторичных санкций, требуют снижения цен. А в прошлом году заметно просел спрос со стороны крупнейших потребителей угля, Китая и Индии: оба государства делают ставку на приоритетное развитие собственной угледобычи, а первый вдобавок демонстрирует торможение экономического роста. Дополнительно осложняют ситуацию логистические проблемы — не весь потенциально готовый к экспорту уголь удается вывести, сохраняется дефицит провозных мощностей Восточного полигона железных дорог по направлению к дальневосточным портам. В правительстве предсказывают снижение добычи угля до 440 млн тонн к 2025 году, что на 3,5 млн тонн меньше показателя 2024-го.

В ведущем угледобывающем регионе страны — Кузбассе — сокращение добычи продолжается уже седьмой год подряд. По сравнению с пиковыми показателями 2018 года кемеровская угледобыча недосчиталась уже 57,4 млн тонн — накопленный спад превысил 22%. Все последние годы весь, пусть и небольшой, рост общероссийской добычи обеспечили новые угольные месторождения в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке — в Хакасии, Якутии, Амурской области и Хабаровском крае.

Однако только что утвержденная правительством «Энергетическая стратегия Российской Федерации на период до 2050 года» будто бы не замечает весь этот тревожный негатив. Согласно целевому варианту стратегии, добыча угля в стране должна через четверть века увеличиться по отношению к уровню 2024 года в полтора раза, до 662 млн тонн, а экспорт — почти в 1,8 раза, до 350 млн тонн. Таким образом документ фактически консервирует модель развития отечественной угольной отрасли в виде экстенсивного роста для обеспечения экспортных поставок.

Стратегия обосновывает экспортную ориентацию тем, что уголь сохранит значимую роль в мировом энергобалансе. Если в 2023 году на него приходилось 30% мирового потребления первичной энергии, то к 2036 году эта доля снизится только до 27% при росте абсолютных объемов потребления. В следующие 15 лет потребление угля в мире пойдет на убыль, и к середине века его доля в глобальном энергобалансе снизится до 23%, наконец-то уступив доле природного газа (26%). Но и в 2036‒2050 годах стратегия «рисует» нашей угольной отрасли продолжение роста добычи и экспорта. Это позволит нарастить долю России в мировых поставках угля с нынешних 15% до целевых 24‒27%.

Отраслевые начальники и власти Кузбасса смотрят на перспективы отрасли и региона с оптимизмом. «Сейчас в высокой степени готовности находится программа повышения эффективности угольной отрасли. Уверен, ее реализация поможет преодолеть кризис», — уверяет министр энергетики России и бывший губернатор Кузбасса Сергей Цивилев.

«Мы проводим диверсификацию экономики нашего региона, инвестиции исчисляются миллиардами, однако для нас всегда будет важна угледобыча. На фоне большого спроса на угольную продукцию во всем мире, растущих тарифов на перевозку угля рано или поздно мировая цена повысится», — уверен действующий губернатор Кузбасса Илья Середюк.

Однако в долгосрочной перспективе уголь находится под значительным давлением со стороны экологической повестки в развитых странах, развития атомной энергетики, повышения эффективности солнечной и ветрогенерации в странах развивающихся. Да и сама энергоемкость мировой экономики неуклонно снижается. Таким образом, ориентация отечественной угледобычи на экстенсивный рост за счет экспортных поставок представляется крайне рискованной.

Капкан моноресурса

Несмотря на прохождение пика добычи, в структуре экономики Кемеровской области «флюс» угледобычи не сдувается. В 2022 году вид деятельности «Добыча полезных ископаемых» в ВРП региона достиг невероятных 42,2% против 28,4% в 2016 году. За это время совокупный вес обрабатывающих отраслей сократился с 15,4 до 11%, сжались и сельское хозяйство, и стройка, и транспорт, немного подросла только доля торговли (см. таблицу).

Однако явное доминирование сырьевой отрасли не пошло на пользу экономике региона и не обеспечило благополучие его жителей. Валовой региональный продукт на душу населения в Кемеровской области в 2023 году превысил реальный уровень 2010 года только на 6,1%, тогда как ВРП Сибирского федерального округа вырос за этот период почти на 28%, а ВРП всех субъектов федерации — на 29% (см. график 3). Вес Кузбасса в экономике страны за последние четверть века съежился на треть — с 1,9% в 1998 году до 1,2% в 2023-м (см. график 4). В прошлом году доходы бюджета Кузбасса сократились на 8,5% из-за ситуации в угольной промышленности, дефицит региональной казны вырос до 28,6%.

Очень тревожны демографические тенденции. Естественная убыль населения Кемеровской области в расчете на тысячу жителей с начала 1990-х годов систематически превышает значения этого показателя для СФО и страны в целом (см. график 5), а начиная с 2010 года жители Кузбасса голосуют против своего региона ногами (фиксируется систематический миграционный отток), как, впрочем, и кошельками — заметную часть заработков кемеровчане предпочитают тратить за пределами области, прежде всего в преуспевающей столице Сибири — соседнем миллионнике Новосибирске. Со времени последней советской переписи 1989 года население Кузбасса сократилось на 20%, или на 650 тыс. человек (для сравнения: крупнейшие города области, Кемерово и Новокузнецк, насчитывают сегодня порядка 550 тыс. жителей каждый). Возрастная структура населения неблагоприятна. Если в середине 2000-х демографическая нагрузка в регионе примерно соответствовала среднероссийскому уровню, то в 2020 году она составила 808 иждивенцев на тысячу трудоспособных против 713 в целом по стране (см. график 6).

Шахты без шахт

Кузбасс не первый пример старопромышленного региона угольной специализации, столкнувшегося с необходимостью диверсификации своего хозяйства. В нашей стране есть смысл рассмотреть эволюцию восточной части Донбасса в Ростовской области.

Первые угольные разработки здесь начались еще в XVIII веке, к середине XIX века здесь работало свыше полусотни шахт, угледобыча вышла на промышленный уровень. Максимальные объемы добычи в начале XX века достигали 34 млн тонн, крупнейшие мощности были сосредоточены в Грушевском горном районе.

Первая мировая война, революция и война Гражданская болезненно ударили по добыче угля на Дону, но затем началось восстановление, к концу 1930-х объемы добычи угля здесь достигали 30 млн тонн в год. В 1938 году появился комбинат «Ростовуголь», который объединил несколько крупных трестов, занимавшихся добычей каменного угля. В общей сложности там трудилось свыше 36 тыс. человек. После разрушений Великой Отечественной войны этот угольный промышленный район оправился и вернулся на довоенные объемы добычи к 1960 году. В 1970-е ростовский Донбасс выходит на пиковые объемы добычи — 34,4 млн тонн. В советские годы существовали два треста: «Гуковуголь», в который входили северные шахты Восточного Донбасса (у городов Гуково, Донецк, Зверево), и «Ростовуголь» (Шахты и Новошахтинск).

А вот рыночных преобразований 1990-х годов регион не пережил. Государство ушло из угольной промышленности. Предприятия региона были приватизированы — и, будучи неконкурентоспособными, естественным образом массово разорились, не сумев найти свое место в рыночной экономике.

Объем добычи угля в Ростовской области в 2000 году составил всего 8,7 млн тонн, по итогам 2023-го — 5,4 млн тонн. Уже к 2004 году, через десяток лет после начала реформирования угольных трестов, из 46 шахт Ростовской области, подчиненных Минэнерго, в эксплуатации осталось лишь 12. Сейчас в работе их только пять. И ни одной в городе Шахты (бывший Александровск-Грушевский, исторический центр ростовского Донбасса). Число занятых в угледобыче в Ростовской области упало со 136 тыс. тридцать лет назад до 6 тыс. сегодня.

Часть бывших горняков за счет федерального и областного бюджетов переучились, получили новые специальности. Но все равно типичной приметой этого некогда процветающего района Ростовской области стали безработица и бедность, массовый исход населения в экономически более благополучные районы страны. Типичным примером занятости оставшегося населения стал выезд на вахту.

Благодаря благоприятному климату и довольно удобному географическому положению ростовский Донбасс со временем стал выходить из глубокого кризиса через кардинальную реструктуризацию экономики. Сейчас основой его экономики по-прежнему остается промышленность, но уже не добывающая и тяжелая, а обрабатывающая, ориентированная на выпуск различного рода потребительской продукции. Иногда довольно неожиданная.

Так, по итогам 2022 года в структуре отгруженной продукции в городе Шахты 25% пришлось на продукцию легкой промышленности, 23% — на изделия химические и из пластиков. Некогда шахтерские Гуково и Зверево тоже стали центрами легкой промышленности. Здесь, например, до недавнего переезда в Азию отшивалась продукция торговой марки «Глория Джинс», а сейчас — военное обмундирование и снаряжение.

Более удачный пример управляемого сжатия старопромышленных отраслей дает немецкий Рур (см. «История Рурштадта»).

За периметром разрезов

Перечень крупнейших компаний Кемеровской области сегодня напоминает перекличку угольщиков, настолько велико доминирование этой отрасли в регионе.

Из крупных неугольных предприятий выделяются компании металлургической отрасли: Западно-Сибирский металлургический комбинат (ЗСМК) с двумя площадками в Новокузнецке, «Кузнецкие ферросплавы» с площадками в Новокузнецке и Анжеро-Судженске, небольшой (порядка 200 тыс. тонн стали в год) Гурьевский металлургический завод, Новокузнецкий алюминиевый завод (200 тыс. тонн алюминия в год, входит в группу «Русал»).

Есть крупные предприятия химического комплекса, можно отметить кемеровский «Азот» (1,2 млн тонн аммиака, 2,5 млн тонн азотных удобрений в год) и «Нефтехимсервис» (Яйвинский НПЗ, 3,3 млн тонн нефти в год, осуществляется расширение мощностей).

Могут ли эти предприятия стать опорными узлами диверсификации экономики региона? Скорее всего нет. Все эти предприятия относятся к нижним переделам в технологической цепочке. В отечественной практике подобные компании не склонны к расширению своих компетенций за счет освоения более высоких переделов, что хорошо видно и по металлургии, и по химическому комплексу. Обычно именно предприятия более высоких переделов склонны создавать «под себя» кластеры поставщиков материалов и комплектующих.

В отраслевом разрезе, если сопоставить объемы отгруженной продукции в 2024 году и в 2018-м (год угольного пика для региона), можно отметить проходящую явочным порядком диверсификацию экономики региона. Так, отгрузка продукции угольной отрасли за рассматриваемый период с поправкой на накопленную инфляцию (55%) сократилась на 30%, железорудной продукции и кокса — на 20%, металлургическое производство — на 14%. При этом росло производство в пищевой промышленности (на 30%), а также разнообразной непродовольственной готовой продукции: неметаллической минеральной продукции (на 55%), лекарственных средств (на 31%), электроники (почти втрое) и электротехники (на 80%), прочей машиностроительной продукции (на 56%), резинотехнической и пластиковой продукции (на 29%).

В декабре прошлого года председатель правительства Российской Федерации Михаил Мишустин утвердил «Программу социально-экономического развития Кемеровской области — Кузбасса до 2030 года».

Программа совершенно справедливо указывает на такие проблемы региона, как недостаточная доступность природного газа, «сложности с отправкой продукции региональных производителей железнодорожным транспортом» (читай: проблемы с вывозом угля) и чрезмерная зависимость региона от угольной отрасли. На последнюю в регионе приходится 40% налоговых поступлений и 11 моногородов, в которых проживает 32% всего населения области.

И при этом в части основных направлений развития до 2030 года программа вместе с реально полезной газификацией региона и развитием малого и среднего бизнеса указывает «развитие угольной отрасли» и «снятие инфраструктурных ограничений» (читай: увеличение способностей железных дорог по вывозу угля). То есть в явном виде программируется развитие в «угольной колее».

Что же можно этому противопоставить?

Во-первых, это, конечно же, управляемое планомерное сжатие угольного комплекса региона. Кузбасс может побороться за часть, возможно львиную долю внутреннего рынка коксующегося угля (порядка 40 млн тонн) и сохранить какой-то объем экспортных поставок в восточном направлении. Но значительную часть добычи все же придется свернуть, переориентировав соответствующие промышленные районы на новые отрасли специализации.

Общую численность рабочей силы региона Росстат определяет в размере 1,23 млн человек, из них на угольную отрасль приходится порядка 12%. Таким образом, потенциальная реструктуризация угольной отрасли Кузбасса может в той или иной мере затронуть до 148 тыс. человек (без членов семей).

Возможно, какая-то часть сможет найти себе применение в новых районах угледобычи на Дальнем Востоке. Скорее всего, это будет работа в вахтовом режиме, учитывая нежелание современных отечественных корпораций строить полноценные населенные пункты в малоосвоенных районах с суровым климатом.

Другим придется пройти через переобучение, профессиональную переориентацию. И важно, чтобы государство и крупный капитал не остались в стороне как в части финансирования соответствующих программ, так и в части выработки корректных решений по перечню профессий и требуемым навыкам.

Исторический пример Рура говорит нам о массовом переобучении шахтеров на металлургические специальности в первые годы угольного кризиса в этом регионе. На Кузбассе полностью повторить этот трюк не выйдет: в среднем на мощности в 1 млн тонн стали в год современная металлургия создает порядка тысячи рабочих мест, едва ли у металлургии региона есть такой гигантский потенциал.

Зато существует потенциал развития химического производства, как на основе использования газового сырья (в том числе местного же метана угольных пластов), так и углехимии, вовлекающей в оборот продукцию сохраняющихся местных угольных мощностей. Например, в Китае, где углехимическая промышленность получила широкое развитие, только из угля производится свыше 50 млн тонн пропилена и 41,7 млн тонн этилена (в России в 2023 году их производство из всех видов сырья составило 2,6 и 4,4 млн тонн соответственно). В нашем случае речь может идти об удобрениях, лакокрасочных материалах, полимерной продукции, каучуках и резинотехнической продукции, шинах для рынков Сибири и Дальнего Востока.

Близость металлов позволяет говорить о возможности развертывания тяжелого машиностроения, импортозамещении в выпуске сельскохозяйственных и промышленных тракторов, дорожных и путевых машин, горного и подъемно-транспортного оборудования, экскаваторов и строительной техники, производстве сельхозтехники для рынков Сибири и Дальнего Востока.

Опыт СВО показал критическую важность возможности развертывания специализированного военного производства: корпусов для бронетехники и автомобилей, понтонно-мостовой техники, укрытий для авиатехники. Очевидно, что хороший потенциал размещения подобного производства имеется на химико-металлургическом Кузбассе, где уже есть и развитая железнодорожная сеть (для подвоза материалов и вывоза готовой продукции), и кадры, и площадки, готовые к работе с тяжелой продукцией (например, Юргинский машзавод).

Послевоенное восстановление и мирная жизнь создают спрос на специализированные строительные материалы: быстровозводимые конструкции, сендвич-панели и утеплители, кровельные материалы и т. д. Промышленные площадки Кузбасса также могли бы стать отличным местом размещения подобного производства: рядом с сырьем, с хорошей транспортной доступностью практически в географическом центре России.

Кузбасс обладает природными рекреационными ресурсами вроде горнолыжного курорта Шерегеш, который обещает еще более бурное развитие после планируемого к 2030 году строительства здесь аэропорта.

В чем опыт Рура может быть полезен для Кузбасса, так это в создании технологических центров, опирающихся на опорные университеты и их филиалы.

В настоящее время высшее образование на Кузбассе представлено двумя основными центрами — Кузбасским государственным университетом в столице региона и Сибирским индустриальным университетом в Новокузнецке. Очевидно, в силу географической близости и неплохой транспортной связности де-факто можно будет говорить о своего рода Большом Кузбассе, где Кемеровскую и Новокузнецкую агломерации дополнит такой заметный центр науки и образования, как Томск (Томский университет, Томский политех и т. д.). Опорные университеты могли бы создавать филиалы в локальных центрах поменьше, где они выступали бы местными точками формирования технологических центров «рурского» типа. Источниками формирования локальных технологических центров Кузбасса могли бы стать также местные филиалы вузов Новосибирска и Красноярска.