«Монокль» решил подключиться к обсуждению.

Инфраструктура «Восток Ойла»

Что касается автора построенного подземного хранилища нефти (ПХН), все наблюдатели были единодушны. Речь идет о проекте «Восток Ойл», который с 2020 года разрабатывает компания «Роснефть». Проект затрагивает месторождения Ванкорского кластера, Пайяхской и Восточно-Таймырской групп, а также Западно-Иркинский участок на севере Красноярского края. Предусматривается строительство магистральной трубопроводной инфраструктуры и нефтеналивного порта в бухте Север на Таймыре с перспективным объемом перевалки 100 млн тонн нефти в год.

Центральная комиссия Роснедр в 2023 году одобрила проект ПХН именно «Роснефти», а ее «дочки» получили лицензии на геологическое изучение и оценку пригодности трех участков недр на Таймыре для строительства и эксплуатации подземных сооружений.

«На наш взгляд, данное хранилище предназначено исключительно для нужд “Восток Ойла”. В суровых условиях Арктики трудно гарантировать круглогодичный вывоз нефти, особенно в начале работы проекта. При этом консервация месторождения на время проблем с вывозом была бы более дорогим и неэффективным решением, в связи с чем и появилась потребность в нефтехранилище, — считает Сергей Кауфман, аналитик ФГ “Финам”. — Выбор подземного варианта связан с погодными условиями: когда температура опускается до минус 50 градусов, обеспечить функционирование наземных сооружений технически сложнее».

Сама госкорпорация никак не прокомментировала ввод в строй ПХН. «Осторожность “Роснефти” с информационной подсветкой строительства подземного хранилища на Таймыре может быть связана с несколькими факторами, — рассуждает управляющий партнер Kasatkin Consulting Дмитрий Касаткин. — Во-первых, политическая чувствительность: любые работы в Арктике вызывают повышенное внимание как внутри страны, так и за ее пределами, особенно на фоне санкционного давления. Во-вторых, коммерческая тайна: “Восток Ойл” — крупнейший российский нефтяной проект за последние годы, и раскрытие деталей инфраструктуры может повлиять на переговорные позиции компании с потенциальными партнерами и подрядчиками. В-третьих, внутренние корпоративные риски: возможные задержки, перерасходы бюджета, технологические сбои, о которых лучше не говорить заранее».

Итак, речь идет о корпоративном техническом резерве нефти, который, подобно любому складскому резерву, является необходимым элементом управления логистикой при транспортировке и переработке углеводородов. Группы надземных хранилищ нефти и нефтепродуктов в виде цилиндрических закрытых резервуаров — их еще называют резервуарами Шухова по фамилии их первого конструктора, российского инженера Владимира Шухова — привычный элемент пейзажа любого нефтяного порта, НПЗ или нефтебазы.

Однако энергетический кризис 1973 года поставил крупнейшие страны — импортеры нефти перед необходимостью создания резервов другого рода — не коммерческих, а стратегических, связанных с обеспечением национальной безопасности в случае критических сбоев в работе рыночных механизмов обеспечения важнейшим сырьем.

Рассмотрим вкратце этот опыт.

Каверны с нефтью вместо соли

История крупнейшего в мире американского стратегического нефтяного резерва Strategic Petroleum Reserve (SPR) началась в разгар глобального энергетического кризиса. В октябре 1973 года, после начала Войны Судного дня, страны ОПЕК, Сирия и Египет ввели эмбарго на поставки углеводородов западным государствам, поддержавшим Израиль. Цены на нефть в США взлетели вчетверо, в стране возник дефицит топлива, а очереди за бензином подчеркнули зависимость американской экономики от международного импорта нефтепродуктов. В декабре 1975 года Конгресс США принял Закон об энергетической политике и сохранении энергетических ресурсов, санкционировав создание SPR. Решение администрации Джеральда Форда давало возможность справляться с потенциальными перебоями в поставках нефти, предотвращать спекуляции на рынке и снизить зависимость от экспортеров. Как создание, так и поддержание SRP — содержание инфраструктуры и пополнение резервов — финансируется за счет федерального бюджета; управление возложено на министерство энергетики США. Однако решение об использовании запасов принимает президент, согласовывая его с министром энергетики.

Четыре комплекса хранилищ — Bryan Mound, Big Hill, West Hackberry и Bayou Choctaw, расположенные в глубоких соляных куполах на побережье Мексиканского залива в Техасе и Луизиане, — содержат различные сорта сырой нефти. Система состоит из 60 соляных пещер диаметром более 60 метров и глубиной более 770 метров. Хранилища SPR общей вместимостью 713,5 млн баррелей соединены трубопроводами с 30 нефтеперерабатывающими заводами и четырьмя морскими терминалами. По состоянию на май 2025 года запас нефти в них составляет около 400 млн баррелей.

Первая серьезная распаковка американской «нефтяной кубышки» произошла в разгар «Бури в пустыне» — военной операции коалиции западных государств во главе с США против Ирака. Из-за войны в Персидском заливе поставки жидких углеводородов из региона на мировой рынок оказались под угрозой срыва, что привело к резкому подорожанию нефти, и Джордж Буш-старший принял решение о продаже 33,75 млн баррелей. Покупатели нашлись только на 17,3 млн, тем не менее это помогло сгладить ценовой скачок.

Кроме того, SPR помогал преодолевать последствия природных катастроф. Ураган «Катрина», обрушившийся на страну в 2005 году, привел к остановке работ в районе Мексиканского залива, на который приходилось около половины объема внутреннего производства, повреждению части трубопроводов, выходу из строя нескольких нефтеперерабатывающих заводов — и очередному взлету цен на нефтепродукты внутри страны. Президент Джордж Буш-младший санкционировал использование запасов для бесперебойной поставки топлива в пострадавшие регионы, и SPR выдала 11 млн баррелей (из 30 млн запланированных), предотвратив коллапс топливного рынка.

Но самые масштабные траты стратегических запасов пришлись на 2022 год. В марте на фоне конфликта в Украине и роста стоимости энергоносителей и топлива США и Международное энергетическое агентство заявили о планах перекачать из хранилищ 60 млн баррелей нефти, из которых половину взяли на себя Соединенные Штаты. Позднее президент США Джо Байден утвердил стратегию по ежедневному высвобождению 1 млн баррелей в течение следующих шести месяцев. Действительно, на протяжении полугода было продано 180 млн баррелей (из 300 млн, что пришлись на время его пребывания на посту), и к июлю 2024 года запасы уменьшились до 346,8 млн, что стало минимальным показателем за 40 лет.

Сменивший Байдена Дональд Трамп загорелся идеей восстановить утраченное. В свой первый день в должности он объявил о намерении максимально увеличить объемы SPR. Министр энергетики Крис Райт оценил необходимые для выполнения амбициозной задачи ресурсы в 20 млрд долларов и несколько лет. Однако уже 12 мая комитет палаты представителей опубликовал бюджетное предложение о выделении на поддержку SPR более 1,5 млрд долларов, из которых 1,32 млрд уйдут на восполнение нефтяных запасов.

Вторым по размеру стратегическим запасом нефти в мире обладает и управляет Китай. Создание хранилищ в стране началось в 2004 году, когда стремительный рост экономики превратил КНР в крупнейшего импортера углеводородов и потребовал гарантий энергетической безопасности. В тот момент при собственном производстве в 3,5 млн баррелей в день страна еще 2,45 млн импортировала. Контроль за резервами лег на плечи Национального энергетического управления Китая (NEA), планирующего дальнейшее расширение проекта, закупку и продажу топлива при участии государственных нефтяных компаний Sinopec, CNPC и CNOOC. Последние финансируют проект и частично управляют резервами, сохраняя обязательство поддерживать запасы нефти в хранилищах. Однако большая часть денег выделяется из государственного бюджета. Первые тестовые продажи 7,34 млн баррелей из стратрезерва были проведены в сентябре 2021 года. По оценкам, стратегические запасы нефти в стране сегодня могут достигать 511 млн баррелей. При этом зависимость Китая от импорта жидких углеводородов остается значительной: в 2024 году страна импортировала 11,1 млн баррелей в день при собственной добыче в 4,3 млн (по итогам прошлого года крупнейшим поставщиком нефти в КНР стала Россия с показателем 2,2 млн баррелей в день).

Иной подход к созданию резервов демонстрирует Япония. Государство, практически полностью зависящее от импорта энергоресурсов, решилось на строительство собственных хранилищ на фоне все того же нефтяного кризиса 1973 года. Систему отличает строгая законодательная база: уже в 1975 году правительство обязало коммерческие нефтяные компании сохранять объемы, эквивалентные 90 дням потребления (позже требование сократили до 70 дней), а в 1978 году появились и государственные запасы. Современная система включает 10 наземных баз в прибрежных районах, пять ПХН в скальных пещерах и два уникальных подводных хранилища, постройка которых обусловливалась дефицитом земельных участков. К маю 2024 года совокупные резервы в Японии достигли 467,7 млн баррелей. Но воспользоваться ими уже приходилось: по некоторым оценкам, в 2011 году для купирования последствий землетрясения и цунами, приведших к аварии на АЭС «Фукусима-1», из хранилищ было изъято около 120 млн баррелей нефти.

Еще более интересно, что запасаться энергоносителями начали некоторые государства-экспортеры. Так, в 2003 году, в преддверии очередной большой войны в Персидском заливе, страны ОПЕК заявили о создании специального стратегического резерва нефти в размере 150 млн баррелей. В 2006 году собственные хранилища стал формировать Иран.

Резерв и его альтернативы

В нашей стране создание стратегических запасов и использование резервов регулируются отдельным федеральным законом от 29 декабря 1994 года № 79-ФЗ (в редакции от 5 апреля 2016 года). Информация о наличии, количестве, ассортименте, расположении хранилищ является государственной тайной. В то же время законодательно закреплена возможность проведения товарных интервенций с помощью системы запасов госрезерва для защиты населения от спекулятивного роста цен на базовые продовольственные товары и нефтепродукты. В разгар кризиса 2008–2009 годов обсуждалась идея создания специального интервенционного фонда нефтепродуктов.

Еще раньше, в октябре 2002 года, министр энергетики России Игорь Юсуфов, впечатленный посещением хранилища в американском Фрипорте (штат Техас), заявил о возможности создания российского аналога — правда, с иным целеполаганием: чтобы помочь удовлетворить потребности других стран в топливе при острой необходимости.

Более осмысленный функционал обсуждался в ходе новой волны дискуссий в 2012 году, когда конкурс на подготовку предложений и обоснований целесообразности создания государственного нефтяного резерва России объявило Минэнерго. Итак, целей у стратрезерва может быть две. Во-первых, регулирование цен внутреннего рынка, попытка отвязать стоимость российского моторного топлива от мировой конъюнктуры. Во-вторых, максимизация выручки от экспорта нефти: теоретически такой запас позволит быстро увеличить поставки при росте цен и сократить вывоз без замораживания добычи в периоды низкой конъюнктуры.

«Я убежденный сторонник создания стратегического нефтяного резерва в России и активно продвигаю эту идею уже почти десять лет, — говорит Алексей Громов, главный директор по энергетическому направлению, руководитель энергетического департамента фонда “Институт энергетики и финансов”. — И причина не в том, что мы можем сохранять нашу нефть, просто оставляя ее в недрах. А в том, что наличие запасов повышает рыночную гибкость отрасли, которая в таком случае может управлять предложением углеводородов, не ограничивая их добычу».

Создание стратегического резерва нефти даст России гораздо больше гибкости во взаимодействии с ОПЕК, особенно в условиях снижения мировых цен

В качестве примера Алексей Громов приводит опыт 2020 года: тогда Россия в рамках операции по спасению мирового нефтяного рынка на фоне коллапсирующего спроса на энергоносители в условиях пандемии COVID-19 сократила добычу сразу на 10% — на 50 млн тонн. Это не только потребовало заморозки инвестиций в новые нефтедобывающие проекты, но и вынудило остановить ряд действующих скважин. «Из-за высокой обводненности они так и не были восстановлены в 2021–2022 годах. За два года страна смогла прирастить добычу только на 22 миллиона тонн, доведя ее с 512 до 534 миллионов, что не компенсировало предыдущее снижение, — уточняет Громов. — Этого могло не случиться, если бы у нас была возможность направить часть добываемой нефти на стратегическое хранение с возможностью последующей продажи на мировом рынке при более благоприятной ценовой конъюнктуре».

«Стратегический резерв добавит России больше гибкости во взаимодействии с ОПЕК, особенно в условиях падения мировых цен, — уверен Дмитрий Касаткин. — В 2025 и 2026 годах прогнозы остаются осторожными: 65–75 долларов за баррель Brent, российская Urals с дисконтом — 55–65 долларов при условии сохранения санкций. Резерв позволит сгладить ценовые колебания, замещать выпадающие объемы экспорта и оказывать косвенное влияние на квоты ОПЕК+».

«Если мы рассматриваем создание и функционирование системы стратегического нефтяного резерва как рыночного инструмента балансировки предложения энергоносителей, то его объем должен составлять порядка 10 процентов от среднего уровня добычи нефти в стране. В нашем случае речь идет о 50 миллионах тонн, — считает Алексей Громов. — Для сооружения хранилищ в соляных кавернах на территории РФ потребуется пять-десять лет при удельных капвложениях на уровне пяти долларов за баррель размещаемой нефти. Финансировать строительство систем ПХН как важных объектов инфраструктуры, обеспечивающих эффективное функционирование отрасли, необходимо с привлечением государственных средств, в том числе из ФНБ. Дополнительная возможность монетизации использования ПХН — заработок на трейдинге нефти. По оценке экспертов Колумбийского университета, ежегодный трейдинг 100 миллионов баррелей из стратегических хранилищ США позволяет полностью покрывать операционные расходы на них. Свободные мощности могут быть также предоставлены в аренду другим странам. Данный подход, в частности, реализуют государства Ближнего Востока, представляя свои хранилища ключевым партнерам в Азиатско-Тихоокеанском регионе — Японии и Южной Корее».

Если исходить из оценок Громова, CapEx стратрезерва российской нефти можно рассчитать так: 50 млн тонн × 7,28 = 364 млн баррелей; 364 млн × 5 долларов = 1820 млн долларов, или 150 млрд рублей. Серьезная сумма для бюджета — действительно, в случае принятия решения без ФНБ не обойдется.

Другие эксперты идею не поддерживают, не считая аргументы коллег убедительными. «Явной потребности в стратегическом нефтяном резерве у РФ нет, — утверждает Сергей Кауфман. — Запас в первую очередь необходим странам-импортерам, которые используют его в периоды взлета цен или перебоев на стороне предложения. России резерв пригодится разве что в периоды глубоких кризисов, подобных 2020 году, — в такие моменты наполнение хранилищ позволит минимизировать заморозку месторождений. С другой стороны, настолько масштабные кризисы происходят достаточно редко; тот же коронакризис показал, что российские нефтяники при необходимости успешно справляются с заморозкой и последующей разморозкой месторождений. На этом фоне затраты на создание сети резервуаров с высокой вероятностью просто не оправдают себя».

Интересный вариант — в некотором роде промежуточный между коммерческим и стратегическим — предлагает Валерий Семикашев, заведующий лабораторией прогнозирования ТЭК Института народнохозяйственного прогнозирования РАН: «Можно рассмотреть опцию организации хаба для торговли экспортируемой нефтью на востоке страны, в том числе с ценообразованием в рублях. Тогда резерв будет являться частью инфраструктуры данного хаба, обеспечивая физические поставки нефти. Я сторонник изменения стратегии ОПЕК+ с удержанием цен (формально это обеспечение равновесия на рынке между спросом и предложением и обеспечением достаточного уровня цен для будущих инвестиций) на политику неуменьшения или наращивания доли. При этом, если мы близки к пику добычи/потребления нефти, то полезно в него заходить на более низких ценах — так нефтяная эпоха сохранится дольше, больше нашей нефти сможем добыть с выгодой».

В заключение упомянем, что наличие запасов топлива не единственный возможный демпфер неблагоприятного влияния спадов спроса, в первую очередь экспортного, на добычу. Есть еще и такой инструмент, как фонд незавершенных скважин. В мировой практике незаконченными считаются скважины, не введенные в эксплуатацию в течение шести месяцев после окончания бурения. Бурение таких скважин практиковалось многими странами с момента зарождения нефтегазовой индустрии. Массовым это явление стало после 2014 года: тогда в США и Китае собирались начать разработку нетрадиционных запасов углеводородов, что позволило бы в посткризисные периоды, когда цена на нефть или газ станет приемлемой для добычи, оперативно приступить к эксплуатации. Как показывает мировой опыт, оптимальный срок запуска незавершенных скважин составляет два-три года — позже потребуются дорогостоящие работы по ремонту, что резко ухудшит экономику проекта.

«Если у страны очень много денег, то Бог в помощь, я не против, чтобы построили специализированные хранилища. Но главный резерв страны – это бурение, - считает председатель Совета Союза нефтегазопромышленников России Юрий Шафраник. - Мы в несколько раз отставали и отстаем по объемам и эффективности бурения от США. Именно на этом направлении нужны серьезнейшие усилия государства и компаний. Особенно сейчас, когда ОПЕК+ начал увеличивать добычу, а мы не увеличиваем бурение. Это чрезвычайно важная и первостепенная задача!».