Но очень часто основным фактором развития считаются внешние условия: конъюнктура мирового рынка — нефти или зерна, слабость или сила конкурентов, интерес к стране иностранных инвесторов, условия, которые обеспечивает правительство, или денежная политика центральных банков страны. Для нас открытием этого года стала максима специалиста по международной конкуренции Майкла Портера о том, что развитие — это всегда преодоление ограничений. То есть если все хорошо вокруг: мировые цены высоки, конкуренты слабы, дешевые деньги текут рекой, а правительство только и делает, что субсидирует тебе расходы и инвестиции, — то развитие прекращается. Не подтверждение ли этому тезису мы видели, когда Россия «сидела на нефтяной игле» или совсем свежий пример — льготная ипотека, создавшая шикарные условия для игроков рынка недвижимости, но ни на йоту не подтолкнувшая их к модернизации вверенного сектора?
Прошедший год в экономическом плане стал годом ожидания стагнации. Она не наступила. Итогом года будет 1,1‒1,2% роста ВВП. Но то, что экономика перешла от состояния бурного роста к паузе, — неоспоримо. Банально, что одним из факторов этого торможения стала учетная ставка ЦБ, менее банально, что, если бы не ЦБ, то цена денег для компаний все равно бы выросла — из-за рисков невозврата кредитов на фоне бурно растущей инфляции издержек, съедающей прибыль (до этого дело не дошло, но вполне могло бы). Однако главный вопрос, ответ на который сейчас всем интересен, — надолго ли затянется ли пауза и что, кроме пресловутой ставки, влияет на это. Или, как говорят на совещаниях в эффективных компаниях во времена кризиса, давайте подумаем не о том, что для нас должны сделать клиенты и правительство, а о том, что могут сделать для компании люди, которые сидят в этом кабинете.
Приятно, что главным внутренним рецептом борьбы за рост в условиях охлаждения российский бизнес считает повышение внутренней эффективности. Мы, готовя этот номер, как обычно, поговорили с несколькими десятками компаний, чтобы почувствовать ситуацию «на земле», и выяснили, что главной целью этого года все считают эффективность. Линий борьбы две. Либо рост добавленной стоимости — то есть создания более качественного, более редкого продукта, более высокого уровня сервиса. Либо рост производительности — автоматизация, роботизация, оптимизация процесса через устранение лишних звеньев, иногда даже через создание новых производств для устранения разрывов производственной цепочки. Никто — подчеркнем, никто — из наших собеседников не сказал, что ждет глубокого кризиса, которому непонятно как сопротивляться.
На обобщенном макроуровне такое отношение к моменту проявляется прежде всего в показателе рентабельности компаний. По нашей оценке, сегодня «средняя по больнице» рентабельность в промышленности составляет 10%. Это немного. Пару лет назад она была заметно больше, но даже эти 10% равны реальной процентной ставке. Не ниже. А во-первых, если средняя рентабельность — 10%, значит, есть заметная группа компаний, имеющих более высокие цифры. И во-вторых, если компании в основном нацелены на рост эффективности, то рентабельность в следующем году будет расти. В этом и будет глубинная суть экономического эпизода следующего года: рост эффективности экономики, который обеспечит следующую волну подъема, при хорошем раскладе — уже в 2027 году.
Основных внешних факторов, упрощающих развитие российского бизнеса, в будущем году два: сохраняющийся высокий потенциал импортозамещения и распространение благосостояния граждан по регионам России. Потенциал импортозамещения, связанный прежде всего с восстановлением производственных цепочек, заметен в широком круге отраслей. Самые очевидные — тонкая химия и машиностроение (металлообработка, роботостроение и даже локализация комплектующих во вроде бы потерянном нами рынке автомобилестроения). А вот распространение благосостояния во все более средние города России пока тренд недооцененный. Он возник на фоне роста доходов, связанных и с СВО непосредственно, и с ростом зарплат по всей стране. Он, как и любой другой серьезный структурный сдвиг, будет оказывать сильное повышательное давление на экономику — за спросом пойдет и логистика, и производство, и стройка.
Есть ли то, что ограничивает потенциал преодоления паузы? Да, конечно. На поверхности — китайский импорт. Он проник во все ниши и создает угрозу нашим компаниям. Компании борются с ним более высоким качеством, правительство без особого энтузиазма, но потихоньку начинает возводить протекционистские барьеры.
Второе ограничение тоже на поверхности — небольшая численность населения. И речь идет не о спросе, а о дефиците трудовых ресурсов. Бороться с этим краткосрочно трудно. Среднесрочно — через выстраивание потока все более квалифицированной миграции и через создание преференций реальному производству против сектора услуг. Работать в реальной экономике должно стать значимо выгоднее, чем в услугах.
Согласно статданным, только два года назад, в 2023-м, промышленность России полностью преодолела колоссальные потери, понесенные ею в результате краха СССР. При всех недостатках, СССР был индустриальной страной. Очевидно, что и для России это единственный эффективный сценарий.

