Под конец года Вашингтон снова удивил, выкатив революционную Стратегию национальной безопасности, где прямо сказано: времена, когда США, подобно Атласу, удерживали на себе весь мировой порядок, прошли, а Европа — умирающая цивилизация.

Обо всех тайных и явных смыслах, заключенных в новой американской стратегии, о будущих политических лидерах США и о том, как выглядят идеальные российско-американские отношения, «Монокль» поговорил с заместителем руководителя департамента международных отношений НИУ ВШЭ, научным сотрудником Института Китая и современной Азии РАН Дмитрием Новиковым.

— Дмитрий Павлович, вы лично верите в то, что США готовы на время отложить в сторону корону мирового гегемона, как это может показаться из их обновленной национальной стратегии?

— Я думаю, что речь в стратегии идет не про откладывание короны, а про переосмысление роли гегемона. Люди, которые сейчас руководят Белым домом, абсолютно уверены, что Соединенные Штаты — это главная и мощнейшая страна в мире, которая по-прежнему руководит всем миром, как минимум направляет его развитие. Да, в Белом доме исходят из того, что США уже не должны быть центром глобальной империи, основанной на правилах и поддерживаемой военной силой, которая эти правила реализует.

Нынешняя американская администрация считает, что главный фактор конкурентоспособности государства — это его экономическая мощь и контроль над ключевыми технологиями. И совершенно искренне полагает, что Америка сохранит за собой центральное место в мировой системе просто-напросто в силу того, что США будут чемпионом в области искусственного интеллекта, в других критических технологиях, к которым можно отнести биотехнологии и все, что связано с продлением жизни, телекоммуникации, включая Starlink, и так далее. Имея все это, Америка выиграет глобальную конкуренцию и взлетит на недостижимую для остальных стран высоту. А если добавить к этому военную мощь США — роль главного по планете будет гарантирована.

— Получается, это гегемония, но другого типа? Как в известной игре «Цивилизация» — «другой вариант победы»?

— Да, и при этом отмечу ключевой факт: теперь эта гегемония не основана на том, что США должны нести ответственность за свое главенствующее положение.

Демократы, как бы мы их ни критиковали, исходили из того, что у них есть obligations, то есть обязательства, вытекающие из их представления о собственной гегемонии, и они должны следовать им. Нынешняя администрация утверждает иное: никаких обязательств у Америки перед внешним миром нет, никакого порядка, соответственно, нет. Америка может делать что угодно — и остальной мир тоже. Последнее можно было бы назвать позитивным посылом, но в любом случае мир, по мнению авторов стратегии, неизбежно будет встраиваться в ту картину, которую будут формировать именно американцы.

Нынешняя администрация утверждает: никаких обязательств у Америки перед внешним миром нет. Америка может делать что угодно — и остальной мир тоже

— Почему в России этот документ восприняли оптимистично?

— Прежде всего, нужно понимать, что такое американская стратегия национальной безопасности. Это не прикладной документ, в коем качестве мы ее воспринимали на протяжении последних десятилетий, а скорее политическая декларация того, что нынешняя администрация критически воспринимает идеи предыдущей и хочет вернуться к истокам. Очевидно, что писали ее явно не представители Пентагона. Думаю, текст составлял главным образом директор по политическому планированию Белого дома Майкл Антон, это довольно известный американский консерватор, его рука в тексте стратегии очень хорошо видна. Включая, кстати, отсылку к доктрине Монро, которую традиционно принято считать изоляционистской.

К идеям, изложенным в этом документе, нам все-таки нужно относиться с осторожностью. С одной стороны, мы видим, что стратегия наполнена большим количеством традиционалистских идей. И, кстати, скепсис в отношении Европы — это тоже очень характерно для Америки девятнадцатого века. Цитаты о Европе, которая находится в моральном упадке, — это буквально слова отцов-основателей США и последующих американских лидеров. Заявление об Америке как о центре именно Западного полушария — это тоже характерно для эпохи конца девятнадцатого — начала двадцатого века. Теперь же, в довершение к этому, главной опорой Соединенных Штатов провозглашены экономика и технологии.

То есть для нынешних американских элит глобальное лидерство США никуда не уходит. Да, стратегия в ее нынешней форме крайне комплементарная в своей геополитической части, где американцы говорят, что геополитика их больше не волнует и делайте, в принципе, что хотите. Но есть и та часть, где они прямо говорят: мы, американцы, все равно будем главными в военно-технологической сфере, а вы все будете в это встраиваться.

С точки зрения США, Европейский союз чем плох? Он налагает штрафы на американские компании. Это уже делает его «преступной организацией»

— Так с чего же тогда оптимизм?

— Потому что мы в последнее время на все смотрим с точки зрения геополитики, так уж вышло. И да, американцы как бы говорят: играйте в свою геополитику сколько угодно, если это не противоречит нашим интересам напрямую. Но если брать реальность иного уровня, то там они будут требовать встраиваться в их систему и подчиняться их правилам. Возможно, такой подход нынешней администрации породит для остального мира больше проблем, чем позитива.

Но все же отмечу, что даже при всем при этом в среднесрочной перспективе с точки зрения российских интересов эта стратегия скорее позитивна, поскольку на данный момент мы противостоим именно той Европе, которую критикуют американцы.

Лидерство без объяснений

— Кстати, о Европе: среди оценок новой стратегии звучали и такие: США бросают Старый Свет, откуда-то уходят…

— Я бы не радовался очень сильно тому, что американцы якобы бросают Европу. Они ее, конечно, не бросают — но считают, что им нужно снизить свое присутствие там, трансформировать и использовать Европу как привилегированный рынок для американских компаний. С точки зрения США, Европейский союз чем плох? Тем, что он налагает штрафы на американские компании. Это уже делает его преступной, можно сказать, организацией. Раз так, его нужно просто-напросто ликвидировать, и в новой европейской реальности Америке будет житься лучше.

Заметьте: если предыдущие стратегии все-таки не сильно ориентировались на какую-то смену миропорядка, то в этом документе чуть ли не прямым текстом говорится: нам не нравится Европейский союз, давайте его ликвидируем.

— … и вообще желаем победы всем патриотическим европейским партиям, как сказано в документе.

— Это же прямое вмешательство во внутренние дела! То есть говорить, что администрация Трампа не собирается никуда лезть, — это довольно самоуверенно. Да, они не собираются лезть к нам — пока что, в силу определенных обстоятельств. Но сама линия на вмешательство сохраняется и становится еще более откровенной.

В новом документе нет ценностной составляющей, как это было раньше: Россия (Китай или любая иная цель) — страшная, авторитарная страна, ее нужно изменить к лучшему, и поэтому мы должны продвигать демократию. Сейчас они даже не берутся объяснять, а просто говорят, в данном случае Европе: как-то у вас нецивилизованно все, мы хотим по-другому. В этом смысле стратегия открывает путь к тому, чтобы в следующих итерациях этого документа следующая американская администрация такого же подхода и придерживалась бы. И будет уже другой разговор: у нас есть военная мощь, военно-технические возможности ее обеспечивать, и мы считаем, что вы должны как-то по-другому выглядеть. Почему? Просто потому, что мы так считаем, и точка. И это довольно тревожная тенденция, просматривающаяся в нынешней стратегии.

— Если взглянуть на две предыдущие стратегии — Байдена, а до него того же Трампа, что можно сказать о преемственности? На первый взгляд может показаться, что документы принципиально разные.

— Преемственность есть, просто она не так очевидно выражена. Например, обе стратегии Дональда Трампа были революционными — что первая, что вторая. Его стратегия 2018 года содержала революционный отказ от многих идеологических нарративов, которые были характерны для администрации Барака Обамы. Трамп тогда ясно и просто описал международную ситуацию, и в этом смысле его стратегия национальной безопасности напоминала времена Рейгана. Она была очень реалистской: есть великодержавная конкуренция, крупные державы противостоят друг другу, противниками Америки являются в первую очередь Китай, во вторую — Россия. Потому что они большие, у них есть свои амбиции и интересы. До этого американцы стратегическую ситуацию так просто не описывали, а использовали массу идеологических ценностей, характерных для периода правления демократов тех времен. В набор этих ценностей входили вопросы прав человека, борьбы с терроризмом и так далее.

Трамп это все убрал. У него терроризм упоминается лишь в конце, что с ним нужно бороться. А про великие державы было сказано прямо, без идеологических витиеватостей — и тогда очень многие в России с большим восторгом эту стратегию восприняли, не потому, что она была комплементарна по наполнению нам, но потому, что наконец-то американцы все сами сказали прямо: вы наши конкуренты, и поэтому вы наши враги.

Следующая стратегия, уже Джо Байдена, несмотря на то что он очень активно критиковал Трампа, по сути, повторяла его стратегию, она тоже была написана в тех же реалистических категориях. По сути, Трамп выполнял роль ледокола, разбив своим массивным политическим телом идеологические наслоения, словно лед: до него любой другой политик должен был повторяться просто потому, что он в этой системе существует. А Дональд Трамп пришел и сказал: слушайте, это все какая-то ерунда, надо по-другому.

Если сравнить две стратегии Трампа, в первый срок и во второй, то последняя еще глубже переосмысляет изначальные нарративы — за исключением геополитической составляющей. Сейчас стратегия заявляет: геополитика? Господь с вами, мы тут в космос лететь собираемся, и нас никто не догонит, играйте в нее сами.

Новые американские политики

— Весной в США начнется новый политический сезон — стартует подготовка к выборам в Конгресс. Кажется, что у республиканцев дела идут не очень хорошо?

— Думаю, для республиканцев условно позитивным результатом будет сохранение одной из палат — скорее всего, речь идет о сенате, более консервативной палате.

И это норма последних политических циклов, когда президент приходит с большим правительством, а к концу второго срока становится хромой уткой, теряя сперва одну, а затем и обе палаты в Конгрессе. Раньше президент США мог рассчитывать, что он удержит Конгресс, и лояльность переходила к другой партии постепенно. А сейчас все ускорилось, и политики надоедают американскому обществу гораздо быстрее.

— И атаки на команду Трампа идут активно — например, против Пита Хегсета, главы Пентагона.

— Их есть за что критиковать, ребята там довольно резкие, но бьют, конечно, не сколько по Хегсету за его действия в Латинской Америке, сколько по Дональду Трампу и администрации. Но в целом республиканцы уверены, что они все-таки удержат Белый дом на следующих выборах, а президентом будет либо Джей Ди Вэнс, либо Марко Рубио, либо еще кто-то «выстрелит» в последний момент. Уверенности им придает понимание, что в другом лагере просто-напросто нет лидера, вокруг которого можно консолидировать демократов, и с этой точки зрения выборы представляются безальтернативными.

— Неужели у Демократической партии дела настолько плохи?

— На самом деле избирателей, которые голосуют за демократов, больше — просто статистически, так уж сложилось. Республиканцы — это, скорее, партия меньшинства. Они и побеждали на выборах гораздо реже, единственное исключение до 2024 года — Джордж Буш-младший, который победил с абсолютным большинством голосов. Во всех остальных случаях республиканцы побеждали по выборщикам, но голосов получали меньше, включая Дональда Трампа в 2016 году.

Демократам нужно просто мобилизовать свой огромный, пестрый электорат и убедить проголосовать за них тех, кому не нравится Дональд Трамп. В 2020 году им удалось поднять всех под знамена Black Lives Matter — та масштабная кампания привела к мощной мобилизации демократического электората, и это была уверенная победа. Будем честны, Джо Байден далеко не самый харизматичный политик, но эта волна его вынесла. Потом демократы сочли, что могут аналогичным образом выдвигать кого угодно, но оказалось, что это не так.

У них проблема не в отсутствии поддержки со стороны населения — она-то есть. Проблема демократов в том, что они сами разобщены и им некого выдвинуть. Есть мейнстримные политики — например, Гэвин Ньюсом, губернатор штата Калифорния. Классический, умеренный демократ, немножко блеклый, но со всеми необходимыми пунктами в своем политическом резюме. А есть Зохран Мамдани, новый мэр Нью-Йорка: это уже другой архетип, политик-популист левого толка. За ним сейчас все будут очень внимательно наблюдать, потому что пост мэра Нью-Йорка — это непростая должность.

— Новое поколение что республиканцев, что демократов — какое оно?

— Новые демократы чаще довольно левые люди, как тот же Мамдани. Есть Александрия Окасио-Кортес, она в каких-то вопросах даже более радикальна, чем Мамдани. Им противостоит другой типаж — сорокалетние технократы (как тот же Ньюсом), которые сделали карьеру в период полного господства демократов времен Барака Обамы. Они более умеренные, более центристские, но при этом не слишком харизматичные.

В демократическом лагере сейчас идет борьба за то, кто же будет определять будущее партии: блеклые центристы или яркие левые. В первом случае — более привычная повестка, пусть и с кризисом лидерства, главное — найти какого-нибудь свежего красивого технократа и выдвинуть его, а народ проголосует. Во втором это будет более яркий кандидат, громкая повестка. Часть электората, возможно, демократы потеряют, но там считают, что им удастся выиграть за счет харизмы кандидата и по той простой причине, что оппозиции на выборы идти всегда легче, а от республиканцев народ устал. И этим интересен Мамдани: да, он левый и марксист немножко, но граждане за него проголосовали же.

В демократическом лагере сейчас идет борьба за то, кто же будет определять будущее партии: блеклые цен Александрия Окасио-Кортес, член палаты представителей США от округа Нью-Йорк тристы или яркие левые

Если говорить о Республиканской партии, то там точно такая же дилемма: Марко Рубио в роли спокойного, увесистого технократа, центриста-республиканца и Джей Ди Вэнс как идейный харизматик, во многом радикальный, к тому же воплощающий классическую американскую историю про то, как простой парень из «ржавого пояса» сделал себя сам.

— Насколько американцы готовы последовать за яркими, но при этом радикальными лидерами?

— Думаю, что готовы, и мы видим, насколько провисает доверие к традиционным политикам, традиционным институтам. В таких условиях что-то яркое, пусть и радикальное, воспринимается как ровно то, что нужно Америке.

— Политический радикализм не разобщает ли тем самым нацию? Мы помним, какого накала достигло противостояние, затем начали греметь выстрелы, а сейчас, кажется, все будто бы стихло…

— Конечно, поляризация между двумя группами людей — которые поддерживают условно демократические ценности и тех, кто выступает за ценности противоположные, — осталась. А та видимая, замечу, нормализация, о которой вы говорите, возникла потому, что трамписты перестали восприниматься как маргиналы, причем и со стороны демократов. Они стали частью политической системы — пусть и той, которая не нравится. Но многим людям идеи Трампа интересны, и это факт, с которым нужно считаться.

Политическая борьба с Трампом перестала быть столь радикальной, как раньше, да и сами демократы в какой-то момент снизили свою активность, потому что оказались парализованы своим поражением. Стало меньше громких медийных атак, сейчас в их стане происходит перегруппировка, но поляризация никуда не ушла. По-прежнему все опросы указывают на очень жесткое разделение мнений общества по всем принципиальным вопросам — бюджет, экономическая политика, мигранты, внешняя политика, меньшинства, аборты и так далее. Думаю, на следующих президентских выборах страна опять поделится на два жестко противостоящих друг другу лагеря, и победит тот, кто сможет убедить проголосовать за него неопределившееся, спокойное болото.

— Получается, демократы все же вынуждены считаться с мнением тех людей, которые являются сторонниками MAGA?

— Конечно, когда они видят, что достаточно большое число людей не поддерживают многие культивируемые ими идеологические нарративы, они пересматривают свою позицию. Полагаю, на следующих президентских выборах они вряд ли сделают ставку на чернокожую женщину, поддерживающую ЛГБТ (запрещенное в России общественно-политическое движение. — «Монокль»), хотя не стоит думать, что они изменят свою идеологическую позицию в отношении других вопросов.

Все попытки наполнить наши двусторонние отношения какой-то повесткой во многом искусственная история, потому что совершенно непонятно, что мы мо жем дать им, а они — нам

— Что останется у республиканцев после Трампа?

— Главная заслуга Трампа в том, что он перевел партию из разряда структуры, отстаивающей интересы респектабельных белых мужчин, в партию обиженных белых, превратив ее, по сути, в партию синих воротничков. Этих людей деиндустриализация выбросила на обочину жизни и за пределы политической повестки, их олицетворяет как раз Джей Ди Вэнс. Рассерженные, обиженные белые мужчины приведут типаж политиков, которые будут делать карьеру в Республиканской партии и формировать ее идеологической облик.

При этом сам Дональд Трамп вообще не пытается создать какое-то наследие для партии — для него даже движение MAGA это, скорее, утилитарная история, просто конгломерат всех недовольных результатами глобализации и результатами экономического кризиса 2008 года. В итоге в движении, конечно же, начался разлад.

— Через три года Трамп уйдет, и встанет вопрос, кто унаследует его политический актив?

— Борьба будет усиливаться, поскольку есть много амбициозных политиков, которые готовы растащить все это по кускам, чтобы обеспечить свое будущее.

Америка и Россия: как не убить друг друга

— Дональд Трамп и в отношении России не думает о долговременных последствиях?

— Нет никаких признаков того, что у него есть какая-то очень долгосрочная стратегия. Да, он понимает, что раз США конкурируют с Китаем, то логично как-то ослабить отношения России и КНР. А для этого неплохо бы разгрести завал в российско-американских отношениях. Это идеи еще времен Никсона, Киссинджера — они отрывали Китай от социалистического лагеря, пытались как-то с нами играть при этом. Не думаю, что сейчас у американцев есть уверенность, что Россия перейдет в западный лагерь. Но они рассчитывают, что отношения России с США будут лучше и это автоматически ослабит связь России с Китаем.

Их идея в том, что России нужно предоставить возможность быть страной-балансиром в Евразии, поскольку она не конкурирует с США на том поле, которое для них самое главное: это Южно-Тихоокеанский регион и Западное полушарие. Соответственно, пусть Россия получит что-то, что она хочет в Северной Евразии, и будет балансировать между США и китайцами: это американцев вполне устраивает.

Но это, скорее, общее представление, и оно довольно далеко от того, что мы понимаем под понятием стратегии. Для нас это какая-то более или менее четкая последовательность действий, но этого у них нет. У США есть видение и ситуативные действия, которые их к этому видению вроде как должны приближать.

— Трамп действительно хотел бы с нами о чем-то договориться?

— Я думаю, что его намерения серьезнее, чем просто выйти из конфликта. Он действительно хотел бы выстроить с нами отношения, которые имели бы ценность. Трамп, видимо, рассчитывает и на экономику, и на какое-то сотрудничество в Арктике. И в Белом доме, скорее всего, серьезно думают о том, какую позитивную повестку можно было бы предложить России. Но… в эпоху «перезагрузки» в Белом доме тоже активно думали, как бы нам экономическую повестку расширить, и что? В долгосрочной перспективе это все грозит тем, что американцы опять разочаруются, мы опять разочаруемся, даст бог, обойдется без конфронтации.

Мне кажется, оптимум наших отношений с Америкой — вы не лезете в наши дела, мы не лезем в ваши. Все попытки наполнить наши двусторонние отношения какой-то повесткой во многом искусственная история, потому что совершенно непонятно, что мы можем дать им, а они — нам. Диктовать свои условия Вашингтон России не может, технологий нам все равно не дадут, разве что санкции могут ослабить — и будет неплохо, если они это сделают. А если нет — что ж, будем жить, как и жили.

— Но между нами все еще висит вопрос, выраженный в предложениях российской стороны от декабря 2021 года. Что-то из них нашло свое отражение в их последней стратегии?

— Полагаю, те, кто писал эту стратегию, не думали об озабоченности России, это был параллельный процесс. Стратегия — это отражение сугубо внутренней американской истории, эдакий косплей изоляционистов девятнадцатого века, потому что электорат такое любит. Ну и попытка сказать большое «фи» своим предшественникам.

Но это не значит, что они не будут теперь бегать к нам с этой стратегией и не говорить примерно следующее: «Как вам то, что мы придумали? Вы читали, да? Это может быть вам выгодно, давайте что-то обсудим теперь». Важно не впадать в иллюзии и понимать, что они делали это все исходя из своих интересов. Американцы трансформируют европейскую систему безопасности под себя, а нам могут максимум сказать: «Вот, смотрите, вам тут тоже есть местечко, и даже чуть получше, чем было».