Выстрел-хлопок, высокий параболический посвист, затем слова, обращенные к тебе: «Эй, мужик, рот открой — береги перепонки», — все это не так страшно. Самое страшное у миномета — мгновения тишины перед взрывом. Одна Индигирка, две Индигирки. Время тянется, тянется. Словно счет идет не на секунды, а на века. Кажется, что взрыва уже не будет, но взрыв будет. И в эти векасекунды ты — поскольку у тебя богатое воображение — почти уверен, что попадет именно в тебя и именно в позвоночник, и ты всю оставшуюся жизнь проведешь в инвалидном кресле. И что лучше тогда уж в голову, потому что какая ж это жизнь в инвалидном кресле; а еще лучше — потому что без кровавого мяса, — чтобы через ухо в мозг, как тому водителю автобуса, о котором местные рассказали накануне: «Осколок, смотри, вот с такую булавочную головку, патологоанатом еле смог определить причину смерти». 

 Лучше всего — беспокоящий артиллерийский огонь. Потому что если это беспокоящий артиллерийский огонь, то у тебя не будет и этих двух мгновений, чтобы испугаться и впасть в оцепенение, или, наоборот, начать суетиться. Ну, громыхает и громыхает там где-то, не по твою душу. Даже привыкаешь, начинаешь распознавать калибр, направление… А потом выборочно прилетает, ласково шурша, — по твою душу. И вот ты только что ел пельмени в кафе, а вот ты же, не прожевав, с отсеченной ногой, но зато без паники, уже возносишься или низвергаешься… куда ты там низвергаешься или возносишься?.. 

Хуже всего — авиаудары. Потому что если это авиаудары, то тебя охватывает страх такой интенсивности, что сам себя как нечто живое ты чувствовать перестаешь, а чувствуешь комком высохшей глины, который подпрыгивает на земле от ударной волны, и единственным становится даже не желание уцелеть, а чтобы кончился этот катакомбный ужас. Неважно, какой ценой — любой. Просто чтобы кончился.

Есть еще снайперские пули. И тут ты, конечно, думаешь, что если прилетит, то непременно в глаз или мошонку. В мошонку — вероятнее. Потому что эта война идет долго. А на всякой долгой войне, ты ведь знаешь, рано или поздно появляются женские батальоны — какие-нибудь «Черные вдовы» или «Белые ведьмы», и им нравится стрелять в мошонку. И ты просишь: если снайпер, то пусть мужчина, потому что он выстрелит хотя бы в глаз, и ты умрешь; а женщина выстрелит в мошонку, и ты, возможно, будешь жить, но какая ж это жизнь без мошонки. В любом случае, думай об этом или не думай, улавливая звуки одиночных выстрелов, а свою пулю ты не услышишь, никогда.

Еще есть «Грады» и прочее в том же духе — реактивное, омерзительно шипящее. Но про это и говорить нечего — там от исходящих-то желудок сводит и веко пускается в тик; что уж говорить о входящих. 

И вот мы, опасливо озираясь, подползли по-пластунски к главному.

Дорогие друзья, с обеих сторон призывающие: одни — продолжать наступление, другие — организовать контрнаступление!

Будьте честны. Перед собой в первую очередь. Прежде чем призывать — побывайте в тех местах, о которых говорите и пишете. Иначе это будет ваша или чья-то фантазия, не более того. Что-то вроде «Битвы престолов» или «Каунтерстрайка».

Война не так далеко от вас, как кажется.

Не надо стремиться на линию фронта. Достаточно приблизиться к нему и полдня провести в зоне поражения, куда достает оружие. Там, где вынужденно живут люди. Которым не повезло жить там, где они живут. Чтобы понюхать этот давящий воздух, своими внутренностями ощутить вибрации войны. Чтобы услышать и увидеть. 

Скорее всего, вы не обделаетесь от страха. 

Скорее всего, по возвращении домой вы сразу же поедете к своим детям, поцелуете их в макушку и надолго прижмете к себе. 

Скорее всего, потом вы поедете к своим родителям, они поцелуют вас в макушку, и вы сами надолго прижметесь к ним.

Скорее всего, какое-то время вы будете дергаться от хлопающих звуков, например когда ваш коллега в офисе со всей силы двинет ладонью по степлеру, и избегать походов в кино на «Обитель зла» — да и вообще на все те фильмы, в которых много и шумно воюют. Кто считает это ерундой, может поговорить с жителями Буденновска, где пять лет спустя после террористической атаки люди на улице бросались под скамейки из-за петард, так что городские власти даже хотели запретить их использование.

И скорее всего, вы больше никого и никогда не станете призывать атаковать или контратаковать.

Но если станете, то вы, скорее всего, уже мертвы.