Днем 1 ноября 2017 года Игорь Рудников пришел в калининградскую квартиру своей мамы — проверить, как там продвигается ремонт. Сама Раиса Васильевна живет в Латвии. В 2 часа дня к восьмиэтажке подъехала полиция. Стражи порядка якобы получили сообщение о том, что здание заминировано. Всех жильцов эвакуировали, дом оцепили. Последним из подъезда вывели Рудникова — в наручниках, с заломанными руками. Задержание особо опасного преступника вовсю снимали журналисты федеральных телеканалов.
— Эта акция устрашения была направлена не только на меня и нашу газету, но и на журналистов всей России, — уверен Игорь Рудников. — Позже в разговорах со мной сотрудники СК и ФСБ даже бравировали этим: мол, вы думаете, вам все можно? вы что, не знаете, кто здесь хозяин? Им с курсантских погон начальство внушает мысль, что они хозяева в этой стране!
Из маминой квартиры Рудникова повезли на обыск в редакцию. По пути задержанного избили, потребовалась госпитализация.
— Отвезли в одну больницу, в другую, — вспоминает Рудников. — Я не мог дышать, думал, что ребра сломали, но оказалась реберная невралгия — боль адская.
В 2 часа ночи депутата в одних трусах — напомним, в ноябре — вывели из больницы и повезли на очередной обыск, снова в квартиру мамы. В квартире сломали входную дверь, хотя еще при аресте у Рудникова изъяли ключи от нее. Уже под утро журналист оказался в изоляторе временного содержания. 3 ноября Калининградский суд отправил Рудникова под стражу на два месяца. Потом этот срок продлят еще раз, и еще, и еще — и так пока журналист не проведет в СИЗО 19 месяцев.
«Новые колеса»
В 90-е многие калининградцы зарабатывали тем, что пригоняли иномарки из Германии в Калининград, а отсюда продавали их в «материковую» Россию. Подержанные и недорогие BMW, «ауди» и «фольксвагены» приезжали на Борисовский рынок, откуда потом разбредались по всей стране.
В то время Игорь Рудников служил на Балтийском флоте корреспондентом газеты «Страж Балтики». На базе флотского издания он и создал свои «Колеса» — чисто рекламную газету с объявлениями о покупке-продаже автомобилей и запчастей. А в 1995-м уволился из армии и зарегистрировал уже независимое издание — «Новые колеса». Здесь, помимо объявлений, начали появляться статьи на политические темы. Постепенно именно политика и криминал стали основными сферами интересов журналистов «Новых колес». Автомобильный бизнес отошел в тень.
Газета быстро стала самой критической в регионе. Рудников и его коллеги писали о коррупции, связях официальных лиц с криминалом, предвзятости судов, нападениях и убийствах. Главными героями материалов то и дело становились первые лица области, депутаты, судьи, прокуроры, бизнесмены и силовики.
— Все критические материалы публиковались при наличии документов. А как иначе можно писать? — рассказывает бывший журналист «Новых колес» Александр Захаров. — Учитывая, какое повышенное внимание было к газете, любое неосторожное действие привело бы к катастрофическим последствиям. За «Новыми колесами» следили постоянно. Естественно, мы знаем, кто сколько украл, кто сколько взял, какие это чиновники — это все известно! Но документов на них нет. Поэтому удивляешься и молчишь. Но часто появляется человек, который приносит компромат. Не скажу, что этот человек — идеал, он сам может быть замешан, потому что идет война между кланами, между силовиками… Одни выливают грязь на других. Но грязь, подтвержденная документально, уже может стать предметом публикации. И если одним мерзавцем будет меньше, посадят его, — уже хорошо.
Неудивительно, что уже тогда газету быстро запретили печатать во всех типографиях Калининграда. Так «Новые колеса» стали первой российской газетой, которую печатали в Литве. Сначала Рудников лично возил тиражи из Вильнюса.
— Во вторник вечером мы заканчивали верстку, в 22 часа выезжали на микрике. 430 километров туда и столько же обратно. Рано утром приезжали, в 8 утра нас начинали печатать, а в 10 мы уже выезжали назад. И в среду вечером привозили газету на распространение в две точки, а те развозили по точкам реализации. Утром в четверг газета появлялась в киосках.
Сперва Рудников с тиражом пересекали границу за 10–15 минут. Однако к концу 90-х отношения между Россией и Литвой стали ухудшаться, таможенный контроль ужесточили, и теперь на преодоление границы могло уйти несколько дней. К счастью, в этот момент Рудникову удалось договориться с калининградской типографией, и еженедельные поездки в Вильнюс прекратились.
А вот проблемы с законом и беззаконием у «Новых колес» не прекращались никогда. В 1996 году на главного редактора завели первое уголовное дело по статье «оскорбление». Тогда газета опубликовала материал «Прохода с большой дороги». Статья обличала в бюджетных распилах на дорожном строительстве первого заместителя губернатора Проходу. Он-то и подал на Рудникова в суд. Впрочем, вскоре сам чиновник был вынужден уйти в отставку.
Ответы на критику редакция получала не только в правовом поле. В 1998-м под окнами «Новых колес» прогремел взрыв, в редакции выбило окна. По счастливому стечению обстоятельств, никто из журналистов не пострадал. В другой раз в окно редакции бросили «коктейль Молотова». Летом того же года Рудникову в подъезде собственного дома проломили голову арматурой и газовым ключом. В качестве заказчика подозревали Леонида Горбенко, тогдашнего губернатора Калининградской области. «Новые колеса» — единственные в регионе — опубликовали статью о ДТП с участием его сына Александра Горбенко. Однако дело о нападении на Рудникова так и не было раскрыто.
В отличие от большинства региональных изданий, газета вообще никогда не стеснялась копать под губернаторов и их приближенных. Пожалуй, на веку «Новых колес» не было ни одного главы области, которому редакция не насолила.
— Как журналисты мы пытались рассказать читателю, кто нами теперь руководит, — объясняет Рудников. — Нас интересовал любой новый руководитель, не только губернатор. Я всегда говорю: «У меня есть один заказчик — читатель». Это моя профессия — рассказывать людям, кто нами управляет, почему мы так плохо живем. И выясняется, что, за редким исключением, люди во власти малограмотные, некоторые вообще без образования, плохо воспитанные, ленивые, трусливые и подлые. Поэтому мы так бедно и живем в такой богатой стране.
— Я всегда говорил, что есть некоторые перегибы в газете. Игорь Петрович отвечал, что журналистская деятельность такова: чтобы было интересно читать, иногда приходится допускать перегибы, — признается друг Рудникова Витаутас Лопата. — Я имею в виду выражения, которых я бы постарался избежать. Жесткая позиция по отношению к властям, выходящая за рамки. В товарищеской беседе я ему говорил: «Ты не боишься, что тебя либо убьют, либо посадят?» — «Ну а что, это моя работа». Я все время ему доказывал, что нельзя бороться со всеми сразу: от Кремля и ФСБ до прокуратуры и судов. Это война на реальный проигрыш! Но наш герой, видимо, настолько укрепил себя внутренне, что считает для себя это возможным.
В 1996 году Игорь Рудников сам решил пойти в политику. Журналист баллотировался в депутаты областной думы — и прошел. С тех пор на протяжении 21 года он совмещал руководство газетой с политической деятельностью. Граждан депутат принимал прямо в редакции. В подъезде до сих пор висят две таблички: «Новые колеса» и «Приемная депутата Рудникова».
— Политика мешала или помогала журналистской карьере?
— Политика позволяла защищать интересы граждан, — говорит Игорь Рудников. — Я же все пять раз избирался в одном и том же округе в центре города. Это часть моей жизни. Как у журналиста у меня одни возможности, как у депутата — другие. Должностное лицо понимает: если к нему обратился не только депутат, но и журналист, отпиской здесь не обойдешься. Они понимают, что я не остановлюсь, пойду дальше. Дойду до генпрокуратуры, до президента, лишь бы защитить интересы людей! Не буду называть фамилию человека — на тот момент он возглавлял фракцию «Единой России» в областной думе, у нас были соседние кабинеты. Уважаемый, солидный человек. К нему обращается многодетная мать — мужа нет, трое детей — которая не может устроить ребенка в детский сад. Он ко мне: «Игорь, обратись в мэрию Калининграда, пусть решат проблему».
— Почему он вас об этом попросил?
— А он говорит: «Я уже обращался, у них нет возможности сейчас». Я обращаюсь — и ребенка устраивают в детский сад.
В 1998 и 2002 годах Рудников даже выдвигал свою кандидатуру на пост мэра Калининграда. В 2002-м журналист пришел вторым, набрав 17% голосов. Действующий мэр Юрий Савенко получил тогда более 60%.
В 2004 «Новые колеса» опубликовали историю о нескольких военных пенсионерах из Липецка, которым удалось добиться перерасчета пенсий. Дело было вот в чем: размер военной пенсии зависит от ряда составляющих, в том числе от стоимости продовольственного пайка. На тот момент один паек стоил 60 рублей, а военкоматы продолжали оценивать его в 20 рублей — по прайсу 2000 года. Эту разницу в пересчете на месяцы и вернули себе пенсионеры, обратившиеся в суд. Получилось от 30 до 60 тысяч рублей. «Новые колеса» не только рассказали эту историю, но и стали давать читателям рекомендации, как написать аналогичное заявление в суд. Когда судьи начали отказывать в компенсациях, Рудников устроил многотысячный митинг с требованием пересчитать пособия всем военным пенсионерам Калининградской области. В итоге дело дошло до Конституционного суда, который постановил пенсии пересчитать. 22 тысячи бывших офицеров, прапорщиков и мичманов получили из бюджета около 800 миллионов рублей. А для других регионов лавочку вскоре прикрыли: Госдума срочно внесла изменения в закон, сняв с власти это обязательство.
Впрочем, «Новые колеса» славились не только активной гражданской позицией. Газету всегда отличали «желтые» заголовки типа «Дети пили воду из луж и лаяли», «Изнасиловали шваброй», «Король бухла и бормотухи» и прочие в том же духе. К тому же издание обвиняли в ангажированности.
— Рудников обычно поддерживает только одну сторону — то есть как журналист судит предвзято, — отмечает издатель калининградской газеты «Дворник» Арсений Махлов. — Это добавляет эмоциональности, остроты, но при этом объективность теряется. Отсутствие объективности — основное, в чем можно обвинить Рудникова с профессиональной точки зрения. И это привело к появлению множества врагов.
По словам Махлова, «Новые колеса» не раз включались в борьбу между преступными группировками и силовиками:
— Они сливали друг на друга информацию. Игорь эту информацию брал. Возможно, необъективность Рудникова могла быть связана с финансовыми вопросами. И чем дальше, тем сильнее это в нем развивалось. У нас однажды был с ним разговор… Он продолжал выпускать бумажную газету, а я ему предложил поработать над совместным онлайн-проектом. Он обозначил сумму, к которой привык, в месяц. Если у меня расходы редакции за месяц составляют, условно, 100 тысяч рублей, то у него выходило в десять раз больше. Существенные деньги крутились вокруг этих историй. Я ему сказал: «Эти вещи, похожие на вымогательство, уже не модны и очень опасны». Но у него за годы работы сложились хорошие отношения с многими силовиками среднего звена. Он считал себя очень защищенным.
Тем не менее в 2007 году Рудникова впервые арестовали. В отношении издателя возбудили сразу шесть уголовных дел: четыре — за клевету в адрес высоких чинов области, еще два — за насилие над сотрудников полиции. Пострадавших насчитали аж 22 человека! Дело было так: стражи порядка задержали машину с очередным тиражом «Новых колес». Рудников поехал разбираться и сам был арестован. 14 полицейских и 8 омоновцев потом заявят, что журналист их бил и оскорблял. Рудников проведет в СИЗО три месяца. Основным доказательством избиения станет шестичасовая видеозапись на четырех кассетах VHS.
— В суде стали отсматривать, — рассказывает Рудников. — Смотрим час, два, три… Где Рудников бьет? Никого не оскорбляет. Только его оскорбляют, толкают. И тут 10 секунд: двое «потерпевших» хватают меня за руки, а третий бьет ногой в живот. Досмотрели. Судья Козловский прекращает заседание, переносит на следующий день. Назавтра появляются в зале некие лица — я так понял, из областного суда и прокуратуры. Судья ходатайствует снова просмотреть эти видеозаписи. Опять смотрим все шесть часов записи. После этого меня в зале суда выпускают из клетки.
Все обвинения, включая клевету, с Рудникова снимут.
Дело о вымогательстве
В 2016 году в Калининградской области разгорелся громкий скандал. На променаде Светлогорска, главного курорта региона, решили построить 14-этажный апарт-отель. Конструкция расширялась кверху, поэтому в народе здание прозвали «стаканом». По проекту, оно должно было стоять на склоне, нависая над центральным спуском к морю и солнечными часами. Это федеральная рекреационная зона. Для строительства срубили более сотни деревьев, а экологи опасались, что тяжести высотки склон просто не выдержит. Журналисты и общественники области объявили «стакану» войну.
10 марта в «Новых колесах» вышла статья «VIP-свинья на променаде». Текст начинался так: «Осел привык жить в хлеву, а хряк — в свинарнике. Если вышеперечисленные скоты станут начальниками, наворуют много-много денежек и захотят построить дворцы, то у них все равно получатся хлев и свинарник». Материал был посвящен главе администрации Светлогорска Александру Ковальскому, жене которого принадлежала компания, получившая разрешение на строительство. О том, что случилось дальше, Рудников говорит так:
— Ковальский был оскорблен в глазах пацанов. Отсюда вот эта публичная демонстративная расправа в центре города.
Через неделю после выхода материала Игорь Рудников, как обычно, обедал в кафе своего друга-депутата Витаутаса Лопаты «Солянка». Уже на выходе к нему подошли двое. Один схватил журналиста, другой пять раз пырнул ножом, целясь в бедренную артерию. Как писали потом «Новые колеса», через несколько минут в редакцию другого издания, «Новый Калининград», позвонили прохожие и сообщили: «Рудников лежит напротив кафе “Солянка” весь в крови». Вокруг быстро собралась толпа, официантка из кафе полотенцем зажимала журналисту рану, пока не подоспела «скорая». В больнице скорой медицинской помощи Рудникову провели двухчасовую операцию, а его палату охранял ОМОН.
Пока Рудников лежал в больнице, было возбуждено дело — правда, сначала вообще по статье «хулиганство». Потом статьи несколько раз поменяются. Два киллера, напавших на журналиста, на следующий день спокойно улетели из калининградского аэропорта «Храброво» в Питер. Часть улик с места преступления пропала. Видео с камер в аэропорту не изъяли. Нападавших задержат только через полтора месяца и совсем по другому поводу. А потом на несколько месяцев расследование остановится.
Летом 2017 калининградская судья Лилия Алиева вынесет приговор одному из преступников, бывшему омоновцу Алексею Каширину.
— На заседании суда приходили бритоголовые парни, группа поддержки Каширина, — вспоминает Рудников. — Они фотографировали свидетелей обвинения, кричали. Ко мне прямо в суде подходили и говорили в присутствии судьи Алиевой: «Мы с тобой еще разберемся». Я говорю: «Ваша честь, мне угрожают расправой». Алиева отворачивалась: «Обращайтесь в полицию».
Пять ударов ножом судья Алиева расценит как «умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» и даст Каширину 1,5 года поселения, большую часть из которых он уже провел в СИЗО. Его сообщника, капитана полиции Михаила Васюка, осудят в Питере по ряду других уголовных преступлений. Рудников обжаловал приговор и добился того, чтобы дело Каширина передали другому судье. На этот раз киллер получил девять лет строгого режима. Но Рудников к тому моменту уже и сам оказался в СИЗО.
Из-за всех этих промедлений и поблажек у Рудникова сложилось стойкое впечатление, что правоохранительные органы намерено затягивают расследование. В ответ «Новые колеса» заинтересовались имуществом главы областного СК Виктора Леденева — и обнаружили у него трехэтажный особняк в центре города стоимостью более 200 миллионов рублей. Рудников направил депутатские обращения Бастрыкину, Чайке, Путину с просьбой проверить генерала.
— Это обеспокоило Леденева, — считает Рудников. — Как он потом на суде сообщил, его вызвал Бастрыкин и сказал: «Ты что там, не можешь разобраться с каким-то депутатом?» Это формулировка из судебных материалов. В суде он назовет это так: «мирным путем урегулировать вопрос с журналистом». Он прекрасно понимает, что ему надо заткнуть мне рот, но сделать это пытается уже не с помощью монтировки, ножа или пистолета. И решает организовать провокацию, отправить меня за решетку, представив вымогателем.
Здесь начинается еще одно уголовное дело Игоря Рудникова. По версии, которую представило следствие, генерал Леденев попросил бывшего заместителя полпреда президента в СЗФО Александра Дацышина остановить критические публикации «Новых колес» в свой адрес. В свою очередь Дацышин и Рудников якобы запросили у генерала 50 тысяч долларов. Вот что рассказывает об этом сам Рудников:
— Мне звонит Дацышин и приглашает на встречу по делу о покушении. Сказал, его кто-то из генпрокуратуры попросил со мной поговорить. А я реально в генпрокуратуру обращался — на тот момент расследование не проводилось уже восемь месяцев. Я решил, что это возможно: хоть и бывший, но высокопоставленный чиновник. И пошел. Мы поговорили о деле, а в завершение Дацышин сказал: «Сформируйте четкие требования и идите на встречу к Леденеву».
На следующую встречу Рудникова пригласил уже сам Леденев. Как потом выяснится, в кабинете главы СК к его приходу установили пять скрытых камер, включая одну на галстуке генерала. Опасаясь провокации, Рудников пришел на встречу с юристами. Больше двух часов они говорили о переквалификации дела. Леденев обещал помочь, признал, что были допущены ошибки.
— Он себя вел нервно, постоянно размахивал руками. Но я первый раз в жизни его видел, впервые был в его кабинете, — вспоминает Рудников. — Когда мы уже встали, чтобы уйти, он попросил: «Игорь Петрович, останьтесь на минутку, я хочу с вами один на один поговорить». Это вот я вымогатель, а он жертва? Ну ладно, юристы выходят, я остаюсь. Он говорит: «Мне Дацышин обозначал ваши требования, это точно, да?» А он что-то пишет у себя на календаре: «Взгляните». Как оказывается потом, там было написано: 50 тысяч долларов. Я приподнимаюсь, чтобы посмотреть, но он ее тут же прячет под стол, говорит: «Лучше уничтожить». Я ничего не понял. А потом он говорит: «Ну я вот тут для вас еще приготовил…» А у него сбоку на столе — сверток. Он на одну из камер приоткрывает газету, и там — три пачки долларов. Причем на видеокамере видно, что я не смотрю туда! Я думал, он мне какой-то сувенир или презент приготовил. Говорю: «Нет-нет, вот Александр Ярославович (Дацышин) — его благодарите». Я не знаю, на что он рассчитывал — что я схвачусь за деньги?
Но неудачная провокация не остановила генерала. 1 ноября 2017 года Леденев назначил еще одну встречу. На этот раз c Рудниковым встречаться он не стал, а пообещал передать ответ из прокуратуры секретарю редакции.
— У нас обычная практика: иногда люди присылают почту или приносят в редакцию документы, — объясняет Рудников. — Здесь сидела женщина-секретарь, которая принимала письма, ходила на почту. Бывало, что чиновники и силовики, чтобы не светиться, просили: «У редакции я вам передам документы». Секретарь даже не знала, кто это. И здесь так же было. Леденеву было удобно в кафе. Она пошла к нему на встречу, взяла папку. Папка была прозрачная. С одной стороны лежали документы, которые я отправил в прокуратуру, с другой — документы, пришедшие из прокуратуры, денег видно не было.
Секретаря с мечеными купюрами тут же задержали, а через пару часов арестовали и Рудникова — в доме его матери.
Под арестом
— Начальник управления СК, генерал-лейтенант, носит деньги журналисту — это же абсурд! — возмущается нелепой провокации силовиков Рудников. — В суде генерал Леденев сказал: «Да, это была организованная операция, которая велась по четко отработанному в ФСБ сценарию, где каждое мое слово было отрежиссировано, каждое движение выверено». Его судья спрашивает: «А кто вам это все надиктовывал?» — «Начальник ФСБ генерал Михайлюк». При встрече со мной Михайлюк сказал: «Извините, вы военный человек, я тоже военный человек. Я выполнял приказ». — «Чей приказ?» — спрашиваю. Он поднимает голову к потолку: «Нет, я выполнял приказ замдиректора ФСБ, к которому обратился Бастрыкин».
— Прямо так и сказал?
— Именно так!
— Но вы уже были задержаны?
— Я арестован был, в наручниках сидел. Следователя вывели, он топтался в коридоре под дверью. Видимо, хотел получить какую-то ясность. Бывший начальник управления МВД, генерал-лейтенант Мартынов в суде заявил: «К Рудникову стекалась информация из всех силовых структур. Я провожу совещание у себя в управлении — через полчаса он уже имеет информацию о том, что говорилось на этом совещании!» Я Михайлюку сказал: «Вы демонизируете меня, это миф».
— Конечно, за 32 года работы в Калининградской области самый большой капитал, который я заработал, — это доверие людей. Причем людей разных — не только людей, которые мне симпатизируют, но и тех, кто критически ко мне относится. Все они знают: если ко мне попала информация, я, во-первых, не раскрою источник, а во-вторых, не буду этой информацией торговать. В 2007 году в Псковском суде, когда я сидел в клетке, на заседании суда, в присутствии судьи командующий Балтийским флотом адмирал Валуев подошел к клетке и сказал: «Скажите, кто меня заказал? Кто передал сведения обо мне? Скажите, и мне этого будет достаточно. Я откажусь от претензий к вам, буду настаивать, чтобы в отношении вас было прекращено уголовное дело». Я ответил: «Вы знаете, даже если потребует суд, я не буду раскрывать источник информации».
Тюрьма
Первый месяц ареста Рудников провел в калининградских СИЗО. В декабре его перевезли в московское Лефортово. По соседству с изолятором находится здание Следственного комитета. Там работала следственная бригада, занимавшаяся делом журналиста. В Лефортово Рудников попросился в одиночную камеру — в Калининграде он уже сидел в такой. Но оказалось, что по этой статье содержать Рудникова в одиночке не имеют права.
— Мне не хотелось попасть в камеру на 20 человек — там шумно. Я не знал, что в Лефортове камеры двухместные. Со мной сидел человек, которого обвиняли в подготовке теракта в питерском метро. 26 лет, узбек-гастарбайтер. Его преподносили как шахида, который должен был себя взорвать. Он с трудом говорил по-русски, читать-писать не мог. Только молился пять раз в день. Сидел, смотрел, как я пишу.
Лефортовская тюрьма известна тем, что сюда помещают уважаемых людей. Бывшие бизнесмены, генералы, министры — за 10 месяцев Рудников познакомился со многими.
— Лично не раз общался с полковником Дмитрием Захарченко, губернатором Коми Вячеславом Гайзером, с лидером преступного мира Шакро Молодым, с миллиардером Дмитрием Михальченко. Например, с Захарченко сначала ехали в автозаке, а потом сидели в одной камере в Следственном комитете. Встречался с замдиректором ФСИН Олегом Коршуновым, видел Никиту Белых с сигарой в автозаке. Я вообще рассматривал эту историю как экстремальную длительную творческую командировку. Как еще журналисту побывать в тюрьме, увидеть это воочию? Только так! Нет худа без добра. Люди отправляются на фронт, в Сомали, Ирак — это что-то похожее.
За время ареста Рудников сменил пять изоляторов и успел составить свой личный рейтинг СИЗО:
— Лефортово — наиболее корректное. Даже надзиратели матом не ругаются. Есть ночное освещение, никто не настаивает на том, чтобы я лежал. Я там ночи напролет писал жалобы. При этом там тотальный контроль, нельзя встать на шконку, чтобы выглянуть в окно, видеокамеры постоянно следят. В Калининграде очень тяжелые бытовые условия, зато питание лучше, да и родственники передавали продукты. Самое плохое питание было в Крестах, а вот камеры там самые просторные — почти семь квадратных метров на человека. Большие светлые окна, можно высунуть руку, воздухом подышать. Но сидят там чистые уголовники, бандиты, убийцы.
В СИЗО журналисту Рудникову, можно сказать, повезло. Его 163-я статья УК в тюремной среде считается «бандитской», а значит, не позорной. Сокамерники приняли новичка с уважением.
— Я захожу в камеру, говорю: «Я вот на этой шконке буду спать», — и мне должны место уступить. Убийца со 105-й статьей снимал свое белье и переселялся к окну. К тому же я постарше, я для них был дедушка. Хотя возраст там обычно значения не имеет, но в моем случае это как-то учитывалось. В тюрьмах не существует отчеств — все по именам, иногда даже уменьшительным. Помню, к нам в камеру зашел убийца, 48 лет, представился Виталиком… А меня называли по имени-отчеству, освобождали от уборки.
— Почему? Только из-за статьи и возраста?
— Они видели, что я другой человек. Понимаете, я следил за собой, вел здоровый образ жизни, занимался физкультурой, не курил, не пил. Хотя в Крестах с алкоголем и наркотиками проблемы нет — все курят. Я вставал, делал зарядку, дважды в день занимался физрой, читал много, писал письма, свои материалы. Плюс ко всему они знали, что я журналист, и относились с уважением. Для многих я был примером. Люди начинали заниматься физкультурой, кто-то отказывался от вредных привычек.
Несмотря на арест издателя, «Новые колеса» не перестали выходить. Наоборот, газета стала еще острее и безрассуднее. В те дни номера выпускали с заголовками «Прокурор-убийца», «Жандармы, чинодралы, палачи и прочие коллеги Алиханова» и «ФСБ душит свободную прессу». И, конечно, ни один номер не обходился без материала об основателе газеты.
— Без Рудникова была полная воля, — рассказывает бывший журналист «Новых колес» Александр Захаров. — Мы вообще потеряли тормоза и писали что хотели. Предельно повысили градус, и все гадали, когда же нас закроют. Ну где-то полгода мы так просуществовали… Было весело. Эпитеты, сам стиль стали более жесткими. Это естественно, когда издателя вот так берут, арестовывают. Было видно, как ведут себя эти люди, «хозяева жизни». Смотреть на это было невыносимо! Поэтому у нас не было мыслей, что нужно сдерживаться, чтобы сохранить газету. Газету сохранить уже было невозможно.
Бунт журналистов, оставшихся без издателя, явно нервировал органы. «Новые колеса» пытались закрыть несколько раз. В феврале 2018 года Роскомнадзор вынес редакции аж два предупреждения за раскрытия тайны следствия в двух материалах. Потом сотрудники ФСБ пришли в частную типографию, где печаталась газета, с требованием расторгнуть договор с редакцией. Владельцы типографии попросили предъявить решение суда и продолжили печатать номера. Тогда номера стали изымать прямо из газетных ларьков и магазинов, рассказывает Рудников:
— Сотрудники ФСБ стали ходить по киоскам и супермаркетам, показывали корочку и пачками изымали газеты безо всяких постановлений суда. Просто забирали и куда-то увозили. Потом хозяевам типографии пригрозили отключить свет, а владельцам торговых сетей — закрыть магазины. Вот тогда печатать и распространять прекратили.
Последний номер «Новых колес» вышел в апреле 2018-го.
Суд
Через три недели после ареста Калининградская областная Дума проголосовала за лишение Игоря Рудникова статуса депутата. Поводом для этого стала обнаруженная у него грин-карта США. О наличии резидентства в Америке Рудников до этого скромно умалчивал. Как следователям удалось добыть грин-карту, журналист не знает — ни при нем, ни при его адвокатах карту не изымали. В первое время Рудников вообще отказывался комментировать находку.
И все же на суде пришлось признать: карта настоящая.
— Да, карта, которую мне предъявили в суде, — это моя грин-карта. Когда она оформлялась в 2013 году, у нас были замечательные отношения с США. Наш президент обнимался с президентом США, ездил к нему в гости, вместе ели гамбургеры — дружба-жвачка была. Потом вдруг все становится по-другому, и меня уже как врага народа показывают. А в чем проблема?
Американскую карту резидента Рудников оформил, когда его 13-летний сын поступил в американскую хоккейную школу. Идея отправить Костю учиться за рубеж возникла у издателя еще во время первого ареста.
— В 2006-м я в СИЗО получил письмо от сына. Косте тогда было семь лет, он учился в первом классе. Я себе тогда сказал: «Если я выйду из тюрьмы, он будет в безопасности». Обстоятельства так сложились, что он занимался хоккеем. У нас есть детский хоккей, а юношеского нет. В 13 лет его пригласили в хоккейную школу St. Francis, он первый русский, которого туда приняли. И я решил: пусть он там учится, по крайней мере будет в безопасности. Я хорошо запомнил историю белорусского редактора, 14-летнюю дочь которого сотрудники полиции вывезли в лес, издевались над ней. У девочки расстроилась психика. Я не хотел, чтобы моему сыну подбросили наркотики, и его свободу обменивали на мое признание в чем-либо.
Когда Костю приняли в школу, Рудников каждые три месяца ездил к сыну на каникулы.
— Мальчику 13 лет, естественно, я к нему ездил. Ему нужна была поддержка, ему даже просто куда-то надо было деться. Школа закрывается на каникулы, и 10–12 дней надо где-то находиться. За каждый выезд у меня в паспорте стоит штамп, все это известно.
Выезды Рудникова за границу не были секретом. Однажды в редакцию пришел настоящий полковник ФСБ. Он предложил журналисту передать в американские СМИ информацию о Путине, ФСБ и губернаторе Алиханове.
— Я сначала подумал, что он сумасшедший, — признается Рудников. — Обратился к компетентным людям. Они: «Точно, полковник ФСБ». Ни фига себе! Я этому полковнику говорю: «Нас не интересуют эти материалы, мы региональное издание». — «Ну вы же ездите в Америку, вы же знаете американских журналистов, передайте им эту информацию». Отвечаю: «Я в Америке не бываю в американских журналах, встречаюсь только со своим сыном». — «Ну вы же можете по электронной почте им отправить?» То есть он меня подталкивал к этому! Им надо было подкрепить хлипкое обвинение в вымогательстве такой мощной провокацией. За кого они меня принимали?
Весной 2017 года в Московском суде Санкт-Петербурга началось рассмотрение дела о вымогательстве. Процесс шел не в Калининграде — по разным причинам. По официальной версии — из-за многолетней критики «Новых колес» в адрес местных судей. К тому же второй подсудимый, Дацышин, будучи замполпредом, согласовывал кандидатуры на должности судей, что тоже могло сказаться на объективности тех, кто принимает решение. Рудников считает, что власти хотели снизить интерес журналистов и правозащитников к его делу. Кому в Санкт-Петербурге нужен калининградский журналист?
Но не тут-то было. В поддержку Игоря Рудникова высказывались Ксения Собчак и Алексей Навальный, «Мемориал» назвал его политическим заключенным, а репортажи о его деле появлялись на страницах ведущих федеральных изданий. И, кажется, это внимание сыграло свою роль.
— На протяжении всего процесса я понимал, что судья старается быть максимально объективной. Я в суды хожу 30 лет. Против меня возбуждалось порядка десяти уголовных дел. Впервые я увидел суд, на котором присутствует состязательность сторон, где не только обвинение, но и защита наделена правами, может отстаивать свою позицию, задавать вопросы. Мои защитники и я могли в суде задавать вопросы генералу Леденеву, и он вынужден был на них отвечать. Я понимал, что судья дает нам возможность реализовать свои права.
Рудникова судили по статье 163 УК РФ (часть 3, «вымогательство в целях получения имущества в особо крупном размере»). Ему грозило до 15 лет заключения. Прокурор попросил 10 лет строгого режима. Рудников взял слово:
— Ваша честь, я сразу вспомнил, что для киллера, который меня пытался убить, прокурор тоже попросил 10 лет. Но ему дали, по первому суду, полтора года поселения. А вору в законе Шакро Молодому суд дал 9 лет и 10 месяцев! То есть журналисты в глазах силовиков представляют большую опасность, чем лидер организованной преступности. Наш СК, прокуратура боятся журналистов больше, чем воров в законе. Получается, мы с силовиками оказываемся по разные стороны баррикад. А они — на одной стороне с криминалом. И теперь журналист думает, кто его подкараулит: то ли бандит, то ли бандит в погонах.
11 июня неожиданным освобождением закончилась история другого журналиста — корреспондента отдела расследований «Медузы» Ивана Голунова. Спустя шесть дней судья Валерия Ковалева должна была вынести приговор его коллеге, Игорю Рудникову. По словам издателя, он уже настраивался отбывать реальный срок. Но вместо этого судья объявила, что Рудников к вымогательству не причастен, и признала его виновным в покушении на самоуправство, назначив 550 часов обязательных работ. В зачет пошли 19 месяцев в СИЗО. Рудникова освободили из-под стражи прямо в зале суда. Для российского суда этот случай стал беспрецедентным.
— Фактически против меня выступил не просто СК, а лично Бастрыкин, — считает Рудников. — И надо понимать, что его ресурсы превосходят даже ресурсы директора ФСБ Бортникова, хотя бы потому, что Бастрыкин учился с Путиным в университете. Это человек с колоссальными возможностями. И когда судья вопреки его требованиям выносит иное решение, это, конечно, прецедент, положительный для всей российской журналистики.
— И все же вас не совсем оправдали.
— Я понимал, что это российский суд, и рассчитывать на совершенно объективный приговор не приходится. Судья выносила компромиссное решение. Все-таки она сняла с меня обвинение в особо тяжком преступлении, а это принципиальный вопрос. Она потребовала освободить меня сразу, в зале суда, хотя могла освободить после вступления приговора в силу, и я бы еще три месяца находился в СИЗО. Я видел, что все, что она могла сделать, она сделала.
— Вы решили не подавать апелляцию. Почему?
— Я понимаю, что никакой российский суд полностью меня сегодня не оправдает. Мы будем обжаловать это решение, но в другом порядке. В настоящий момент подача апелляции означает, что если вышестоящий суд отменяет приговор Московского районного суда и отправляет его на рассмотрение, я снова оказываюсь обвиняемым в особо тяжком преступлении и отправляюсь под стражу. То есть еще шесть-восемь месяцев могу провести в СИЗО. Мне жалко своих родных и близких, я не хочу подвергать рискам сотрудников редакции. Коллектив и так испытал тяжелый стресс, давление и угрозы.
Адвокаты Рудникова уже обратились в ЕСПЧ. Кроме того, собираются обжаловать решение в российских инстанциях — деталей Игорь Петрович пока не раскрывает.
После освобождения
Мы сидим в пустой редакции «Новых колес». До закрытия здесь работали 15 человек. Газета не издавалась почти год. После освобождения Рудников решил сменить формат: перейти от бумажного издания к онлайн-версии.
— Нет худа без добра, — в который раз за разговор констатирует он. — Эта ситуация привела к перестройке. Мы немного подотстали, раньше ориентировались на читателей бумажной версии. Но сейчас, раз так случилось, предпримем масштабную ломку. Случилось какое-то событие — новость будет немедленно появляться на наших источниках в режиме нон-стоп, круглосуточно. Чтобы читатель получал информацию обо всем из наших ресурсов.
— Как на вас в городе реагируют?
— Я по улице иду, люди подходят: «Когда будет газета?» Захожу на рынок: «Ждем вашу газету». Ходил вот в больницу — тоже подходят, и врачи, и пациенты. Вот сейчас шел к вам на встречу, трех человек встретил — двух женщин и мужчину. Говорят: «Это вы? Очень рады за вас». Такие вот теплые, искренние чувства. У нас люди понимают, что человек в тюрьме побывал, сострадают. До ареста такой реакции не было.
— А на новый срок будете баллотироваться?
— Слушайте, я в настоящий момент нахожусь под подпиской о невыезде, не могу даже выехать за пределы Калининграда! Мне говорят: «Ты был на море?» Формально для этого нужно выехать за пределы Калининграда, я должен попросить разрешения. Судья сказала: «Информируйте меня». Каждый раз обращаться по поводу того, что мне хотелось бы съездить в Светлогорск, не хочу.
У Рудникова звонит телефон.
— Да, Константин?
Костя приехал домой на каникулы. Он уже окончил американскую школу и поступил в престижный аэрокосмический университет в Аризоне.
— Сын не перешел в NHL, хотя у него была такая возможность. Он хочет стать космонавтом. По итогам первого года обучения вошел в десятку лучших на курсе. Он в 17 лет научился управлять самолетом, прыгает с 10 километров с парашютом, дайвер профессиональный. А сейчас работает в гольф-клубе, стрижет газоны — надо на жизнь зарабатывать.
Первым вопрос, который журналисты «Новых колес» задали шефу после освобождения — «вы теперь, наверное, уедете?». Этот же вопрос задаю и я.
— Все эти начальники, силовики приходят и уходят, а мы здесь живем. Почему я куда-то должен уезжать? Другое дело, если мне не дадут здесь работать… Нет, мы будем работать. Но если продолжатся преследования, если нам не дадут работать — то, конечно, придется задуматься о том, как дальше жить.
— Все эти истории заставляют вас быть аккуратнее?
— Конечно, я стараюсь быть осторожным. Не хожу по темным углам, стараюсь бывать в публичных местах. Но с охраной не хожу. У меня на это нет денег. С другой стороны, это мой город, я здесь большую часть жизни провел. Большинство-то людей нормальные! Почему я должен от кого-то прятаться? Я хочу чувствовать себя свободным. Пусть боятся настоящие преступники.
