Российская общественность еще раз после дела Голунова проявила солидарность независимо от политических взглядов и убеждений и, кажется, отстояла осужденного на три с половиной года Павла Устинова. И может добиться большего.
Но может и не добиться. Понятно, в чем проблема. После дела Голунова была надежда на развитие успеха для конкретных позитивных изменений. Первое направление — побороться за других сидельцев, чье преступление либо минимально, либо вообще кажется надуманным. Второе направление — побороться за смягчение наказания и практики по антинаркотическим статьям (по одной из которых пытались закрыть Голунова), чтобы не сажали простых людей, разовым образом потребляющих наркотические вещества, или мелких распространителей. Это важно, во-первых, потому что 228-я статья — самая «народная», то есть при общем снижении уровня наказаний и преступлений количество посаженных по ней растет. И это точно не борьба с наркомафией и наркопотреблением — это чистые репрессии, поскольку полицейский план выполняется простым способом и силы отвлекаются от борьбы с реальными наркодилерами. Наркоманам можно помочь социальной политикой и реабилитацией, а не тюрьмой — тюрьма только распространяет ВИЧ и способствует рецидивам.
Но протесты продолжились в форме борьбы с режимом, а значит, потеряли массы сторонников. А тут и Владимир Путин прямо заявил на большой пресс-конференции, что смягчения 228-й статьи не будет, что остановило полемику.
Это многое говорит о нашей политической системе. Имитация демократии иногда работает — когда решения принимаются после неожиданных результатов соцопросов или после общего протеста (эдакая «демократия по требованию»). То есть выборы ничего не решают, но голос народа как-то учитывается. Представительные же институты почти не работают в этом качестве (хотя некоторые их представители, например Сергей Шаргунов, работают отлично и вытаскивают многих людей).
Кризис с «московским делом» как раз родился в результате устаревания и нелогичности российского института выборов. Подписной ценз на московских и региональных выборах возник из понятного когда-то стремления не дать несистемным политикам (от враждебной оппозиции до криминала) случайно прорваться туда, где они могли бы сильно навредить. Но с тех пор режим окреп и забронзовел. Никакие, даже антирежимные оппозиционеры в лояльной Мосгордуме никому не могли бы помешать — только пошумели бы. Антикоррупционные расследования и сливы кроме нервов и пользы ничего бы не принесли, если иметь в виду интересы федеральной власти и страны. Но какие-то чиновники решили воспользоваться нормой о цензе для ручного отсева кандидатов, тем более что при таком цензе нарушения точно должны были быть. И по глупости спровоцировали маленький майданчик.
Куда можно двигаться дальше? Законодательство и практика выборных процедур. Нет шансов, что выборные процедуры радикально улучшат связь государства с реальностью, но уж точно не нужно провоцировать конфликты враньем, лицемерием и подтасовками. Борьба за власть все равно идет не там.
Еще важнее продвинуться в существенной перестройке судебной системы. Это вообще признак цивилизации — правосудие. И достаточно немногих знаковых неправовых решений, чтобы разрушить государство.
Надо исключить обвинительный уклон судов, а также позорную зависимость судей от обвинения и чиновников. Сделать исключительной меру пресечения в форме заключения под стражу как коррупционную и негуманную — для всех преступлений, кроме безусловно злодейских. Преодолеть культ формализма и дутых, но правильно оформленных доказательств — на смену ему должен прийти культ справедливого и соразмерного решения.
Нужно сломать систему санкций в отношении судей за смелые, но не одобряемые сильными людьми решения. Наказывать судей надо только за очевидную ложь и негуманность. На этом пути не стоит исключать возможность выбора верховных судей из регионов, включение в резерв судей адвокатов, а не только бывших прокуроров, и прочие действенные примеры из мировой практики.
Но чтобы постепенно, но твердо двигаться в сторону прогрессивных изменений, важно, чтобы общественность не унесло опять в абстрактный и бессодержательный протест, который либо безрезультативен, либо имеет результатом разрушения. Надо же иметь вкус к разумной, очень конкретной и целесообразной, долговременной политической деятельности.
