— Ничего хорошего не жду. Будут добивать своими безумными инициативами последних, кто работает, и вкладывать в новые, абсолютно нежизнеспособные, неконкурентные и убыточные отверточные производства ради статистики подъема промышленности, — говорит генеральный директор торгового дома «Кубаньжелдормаш» Вячеслав Яковлев. — На что обратить внимание? На налоговую систему, которая уничтожает промышленность под корень. На финансовую систему, которая живет исключительно ради банков. На всю систему, которая делает токсичной почву, воду и воздух. Надо собрать настоящих промышленников и поговорить с ними. Если такие еще остались. Я вижу всю изнанку промышленности, я живу ей, и в моей голове кроме нездоровой злости ничего на сегодня нет.
Отставка правительства Дмитрия Медведева перезрела — десятилетие кризисов и слабых темпов роста на фоне жесткой денежной и бюджетной политики правительства загнало и реальный производственный сектор (за исключением добывающих производств и крупных банков), и граждан, чьи доходы все это время не росли, в тиски уныния. Но разумней сейчас как раз отнестись к ситуации деятельно, то есть с осторожным оптимизмом. Смена правительства — окно для расширения возможностей влияния на разные политики со стороны активных групп граждан; до того как все устаканится, правительству будет нужна в какой-то мере и поддержка общества. А устаканиться может не сразу — помимо смены правительств началось обсуждение конституционной реформы, затем последует большой избирательный цикл 2021–2024 годов.
Что не изменится в целом — внешняя и оборонная политика. Это объяснимо. Внешняя политика, в отличие от внутренней, у нас и так очень активна, а армия модернизируется быстрее всего. Силовики и сейчас замыкаются на президента, а после реформы глава государства будет их назначать по согласованию с Советом Федерации. К военным, полиции и чекистам традиционно добавляют дипломатов, хотя МИД и не силовое ведомство. Это часть правительства остается вне зоны компетенции премьера. Ожидать здесь каких-то изменений, даже если персоналии в будущем поменяются, не приходится. Военно-дипломатический каркас устраивает и Кремль, и массового избирателя-обывателя. Сергей Шойгу и Сергей Лавров по-прежнему самые популярные министры.
Но даже в силовом блоке есть некоторые изменения. Возможный тренд тут — омоложение. Косвенно это подтверждает назначение генпрокурором молодого следователя-генерала Игоря Краснова. По Конституции, прокуратура не входит в состав правительства, но, безусловно, является частью силового и правоохранительного блока. Краснов, кроме прочего, лично расследовал дела об убийствах антифашистов и другие преступления радикальных националистов. Он не связан с какими-либо бизнес-группами и является просто «грамотным профессионалом». В этом, кстати, его сходство с премьером Мишустиным.
— Над ним не довлеют никакие группы, бизнес-сообщества, общественные структуры, — говорит политолог и журналист Михаил Маркелов. Он лично знает Краснова, который расследовал убийство адвоката Станислава Маркелова, брата Михаила.
То есть здесь присутствует здоровый оптимизм — назрело уменьшение силового давления на бизнес и общественные организации, элементом чего может стать прокуратура. А может и не стать — специалистам-технократам, грубо говоря, «все равно, кого сажать», все зависит от политики. Для российских силовиков приоритетной всегда была абстрактная законность, а не человек.
Всего новичков в правительстве, включая Мишустина, 15 человек из 31 члена кабинета. Среди них выходцы из разнообразных контрольных органов, представители IT-отрасли и налогового ведомства. Почти полностью сменился социальный блок, включая министра труда и социальной защиты и министра здравоохранения. Это тоже объяснимо. И у президента, и у избирателя как раз к социальным министрам было больше всего вопросов. Исполнить в полной мере так называемые «майские указы» Владимира Путина (главным образом о средних зарплатах по регионам) правительству Медведева не удалось.
— Есть несколько интересных сюрпризов. Первый — это масштаб ротаций. Обычно он заметно меньше, даже при смене премьера. Второй — большое количество выдвиженцев Михаила Мишустина. Заметно больше, чем когда-то было у Михаила Фрадкова и Виктора Зубкова, — рассказывает политолог, глава фонда «Петербургская политика» Михаил Виноградов. — Также в новом правительстве появились три чиновника, имеющие опыт работы с мэром Москвы Сергеем Собяниным. А убрали фигуры, которые «притягивали антирейтинг». Собственно, Медведева, Мутко, Васильеву, Скворцову.
Будет ли теперь политика роста?
Действительно знаковое решение — возвращение в правительство Андрея Белоусова, который назначен первым вице-премьером.
У левых экономистов назначение Белоусова вызывает сдержанный оптимизм. «Это лучше, чем все другие назначения», — говорит Михаил Хазин. «Модернизация становится теоретически возможной», — добавляет Михаил Делягин. А вот бизнес до сих пор немного опасается.
Но дело не только в левых — в здравом смысле. Белоусов не только очень сильный специалист, но, ко всему прочему, специалист без какой-либо особой (например, принятой во всех российских правительствах неолиберальной) догматики — и, возможно, готов слушать реальных производственников, а не только олигархов и госбанки, которые и при правительстве Медведева чувствовали себя хорошо.
В 2012–2013 годах он уже был министром экономического развития. Однако, как рассказывает близкий к аппарату правительства источник «РР», не сумел сработаться с Дмитрием Медведевым. После чего ушел помощником по экономике к президенту Путину.
В профессиональном сообществе у Белоусова, с одной стороны, слава «предсказателя кризисов» и, с другой, — сторонника «госкапитализма». Впервые о нем стали много говорить в 2005 году, когда экономист опубликовал доклад «Долгосрочные тренды российской экономики: сценарии экономического развития России до 2020 года». Тогда он предельно точно предсказал три кризиса в экономике: в 2007–2008 годах, в 2011–2012 годах и в 2015–2017 годах. Белоусов также предрекал рост социального напряжения из-за инфляции и дефицита пенсионной системы. Так и случилось.
В 2013 году Белоусов резко раскритиковал за «излишней публичностью» отъезд из России бывшего ректора Российской экономической школы (РЭШ) Сергея Гуриева. «Что касается личности и поступка Сергея — я его очень давно знаю и отношусь к нему с большим уважением. То, что он сейчас так себя повел, я, честно говоря, не очень одобряю — как говорится, Бог ему судья. СМИ западные подают это именно так, делают из Сергея политического беженца, а я ничего такого не вижу», — заявил Белоусов журналистам. И этим настроил против себя многих сторонников и друзей Гуриева.
В августе 2018 года в прессу «утекло» письмо Белоусова Путину, где он предлагал изъять у 14 металлургических, химических и нефтехимических компаний более 500 миллиардов рублей сверхдоходов и направить их на выполнение «майских указов». Письмо не планировалось показывать широкой общественности, и его публикация вызвала скандал.
Белоусов объяснял, что крупнейшие компании в этих секторах из-за благоприятной рыночной конъюнктуры получили сверхприбыли, притом что налогообложение в этих отраслях мягче, чем в нефтегазовой. «Такая мера будет поощрять неэффективность бизнеса, — заявлял в ответ владелец НЛМК Владимир Лисин. — Не учитывается, сколько компания инвестировала раньше, возвращая деньги в производство и повышая рентабельность, и сколько ей нужно инвестировать в будущем. В результате возникает риск снижения инвестиций и конкурентоспособности».
Против Белоусова тогда выступил также председатель совета директоров «Северстали» Алексей Мордашов. С консолидированной критикой выступил и РСПП, по расчетам которого предложенная мера снизила бы капитализацию фондового рынка на 10%. В итоге задуманное помощником президента реализовано не было, зато за ним закрепился имидж решительного дирижиста в экономике.
«Слив письма имел эффект гранаты, брошенной в курятник. Если бы бизнесмены позвонили мне, прежде чем вылить все в прессу, я бы их успокоил. Но они даже не додумались. Вместо этого, по сути, выстрелили себе в ногу. Ну какие же дураки! Надо же, такие миллиарды — и такие идиоты», — объяснялся Белоусов.
Технократ в хорошем смысле
Октябрь 2019 года, Ереван, Всемирный конгресс по информационным технологиям WCIT. Модератор сессии, международный бизнес-обозреватель телеканала CNN Ричард Квест самым натуральным образом бегает по сцене и кричит в микрофон: «Могу заверить вас, что Служба налогов и таможни Ее Величества королевы Великобритании и Служба внутренних доходов США не настолько хороши, как ФНС России. Даже приблизительно! Это лучшая служба налогов в мире. Самая лучшая».
Еще раньше — летом прошлого года — огромный восторженный материал о российской налоговой системе публикует Financial Times. Возможности онлайн-касс в статье пафосно называют «мечтой налоговика». Михаил Мишустин, тогда еще руководитель ФНС, продемонстрировал американскому репортеру возможности системы, которая собирает данные о покупках в режиме реального времени.
Мишустин поинтересовался у журналиста, где тот остановился в Москве. Корреспондент ответил, что живет в гостинице «Будапешт». После этого Мишустин нашел на интерактивной видеостене отель и спросил, заказывал ли журналист кофе. Затем на экране появились чеки за блюда и напитки, которые постояльцы отеля заказывали накануне. «Они продали три капучино, один эспрессо и один латте. Что-то из этого ваше», — сообщил Мишустин ошарашенному собеседнику.
Несколько лет назад это казалось фантастикой. Сегодня ты как будто живешь в фантастическом фильме или книге. Вот только, возможно, это антиутопия и «Большой Брат смотрит на тебя», как пугал Джордж Оруэлл.
— Мишустин — человек бизнеса, человек дела, он заряжен не на процедуру, а на результат. Он пришел на государственную службу из бизнеса. Я работал вместе с ним. Это очень сильный администратор, настоящий профессионал и в хорошем смысле технократ, — рассказывает «РР» бывший министр по налогам и сборам и экс-губернатор Калининградской области Георгий Боос.
Мишустин окончил Московский станкоинструментальный институт и там же аспирантуру. В начале 90-х пришел в компьютерный бизнес, возглавил правление Международного компьютерного клуба, который ставил своей целью «интеграцию российских и иностранных компьютерных технологий, а точнее, привлечение западных передовых информационных технологий». В 1998 году по приглашению финансиста Бориса Федорова, тогда главы налогового ведомства, поступил на госслужбу на место замминистра по информационным технологиям. Перед ним стояла задача компьютеризировать огромную, неповоротливую, архаичную налоговую империю. Через десять лет, в 2009 году, он сам становится главой ФНС.
Сразу после назначения Мишустина премьер-министром несколько анонимных телеграм-каналов сообщили: мол, массовая закупка компьютеров, сетей и оргтехники для нужд фискалов на излете 90-х была банальным распилом. Владельцы компьютерных фирм поступили на госслужбу и через свои собственные фирмы на деньги бюджета «информатизировали» властные органы. В принципе, в это можно было бы поверить (ситуация вполне созвучна духу того времени), но Мишустину действительно информатизация удалась. Ни Financial Times, ни CNN не стали бы хвалить «российский Мордор», если бы успехи не были столь явными.
— Всеми экспертами российская налоговая служба признана самой лучшей в мире. И это, безусловно, заслуга Мишустина, — заключает Боос.
Впрочем, не стоит думать, что налоговая сфера у нас целиком свободна от волокиты. За цифровизацией и умными программами поиска уклонистов от налогов все еще стоят система ручных проверок и репрессивный уклон системы: взять деньги бизнеса она умеет, а отдать — нет.
— Ха! Я пять месяцев не могу списать штраф, который налоговая мне выписала по ошибке. Они признали: да, это ошибка, — рассказывает владелец и гендиректор строительной фирмы «Инжиниринг-ТР» Александр Васильев. — Сначала мне говорили, спишут через месяц. Потом, что через полтора. Потом сотрудник уволился. Пять месяцев мы туда ходим раз в две недели. Результат пока — зеро.
Парадокс заключается также и в том, что эффективная, «самая лучшая в мире» налоговая система может играть во вред стране и экономике. Ведь ее задача — изымать деньги у налогоплательщиков. Определяющей здесь является степень налоговой нагрузки. Если она избыточна и чрезмерна, то суперналоговик оставляет производителя без денег. Экономически убивает его со временем. Умные «виртуальные» скрипты отслеживают цепочки ухода от НДС, а реальные проверяльщики изымают все больше денег из реальной экономики на фоне стагнации. Невольно задумаешься: может, лучше пусть будет наша налоговая система не лучшей в мире, а худшей? Не сможет тогда так эффективно и эффектно забирать у бизнеса последние деньги в онлайн-режиме на плазменных панелях. Проблема решаема за счет снижения налоговых ставок с ростом прозрачности — а у нас наоборот. И нет никаких намеков на то, что это изменится: финансовый блок во главе с Антоном Силуановым остался на месте.
— Налоги на зарплату видели? Как с такими налогами платить нормальные зарплаты людям? А если не платить нормальные деньги, то как привлекать людей с головой в производство? — задается вопросом Вячеслав Яковлев. — Идем дальше. Система построена исключительно на наказаниях, о предупреждении никакой речи нет. Что нужно? Посмотрите на суммы штрафов для производства. Построить невозможно ничего. Нужны 1200 согласований и разрешений, которые можно получать годами...
В России жесткость законов обычно уравновешивалась необязательностью их исполнения, всегда и во всех странах существовали относительно легальные или остроумные способы минимизации налогов. Сейчас, как говорят, в бизнесе и адвокатской среде их почти не осталось. При этом закон действует односторонне — в направлении ответственности бизнеса и граждан, в то время как политические группы влияния, сильные люди во власти и в силовых органах могут оказывать такое сильное давление на предпринимателей, чтобы эффективно склонять их к уступке прав собственности в пользу аффилированных структур.
— Будет ли новое назначение открывать новую циничную практику оцифровывания каждого в фискальных целях? — задается вопросом адвокат Сергей Мирзоев (коллегия адвокатов «Сергей Мирзоев, Петр Мостовой и партнеры»). — Цифровизация ведет к созданию не только новых массивов информации, но и к новой природе власти, к новым политическим реалиям. Вот почему фигура премьера-цифровизатора не является «технической». Она политическая как никогда.
«Ребята, отвлекитесь от своих важных дел»
Если силовые и экономические министры, за редкими исключениями, остались на прежних местах, то социальный блок обновился значительно. И здесь следует ожидать наиболее быстрых изменений. Более того, исполнения своих указов и изменения социального самочувствия страны прямо требует Владимир Путин — про это преимущественно его указы и нацпроекты. В социальной сфере к тому же точно можно опереться на гражданское общество и практику благотворительных фондов, не рискуя задеть интересы крупных групп влияния.
Так например, Елизавета Олескина, директор фонда «Старость в радость», давно является инициатором и лоббистом создания системы долговременного ухода (СДУ) в стране. Но целостной политики все еще нет.
— Решения нового правительства, на наш взгляд, должны приниматься в русле систематизации помощи, — говорит Лиза Олескина. — Нельзя до бесконечности увеличивать отдельные проекты, которые часто трудно соединять один с другим, которые друг друга дублируют, а то и противоречат один другому. Сейчас официально в пилоте 18 регионов, и еще столько же работают с нами инициативно. И вот, чтобы пилот не закончился «потемкинскими деревнями» и бумажной отчетностью по нацпроекту, нужно, чтобы новый Минтруд утвердил наконец целевую модель СДУ, которая апробирована пилотными регионами… У нас в разных регионах страны люди в одних и тех же обстоятельствах могут получать совсем разную помощь, потому что нет минимальных общих стандартов. И пора от пилотов переходить к нормальной постоянной работе. Человек должен получать помощь, которая не выглядит как лоскутное одеяло, каждый лоскуток которого приходится добывать из разных программ.
При этом прогресс достигается прежде всего усилиями благотворителей и заинтересованных регионов.
— Пожалуй, главный прорыв последних двух лет в том, что уже больше 30 регионов участвуют… — говорит Лиза Олескина. — Научились не ждать, когда люди, нуждающиеся в помощи, сами придут и заявят, что она им нужна. Многое меняется в пилотных регионах, в домах престарелых, в психоневрологических интернатах. В этих учреждениях уже не может быть одна нянька на 35 маломобильных человек, как было последние годы, теперь мы идем к соотношению 1 к 8 — не больше восьми маломобильных на ухаживающего. Но речь именно о системе, а не об отдельных сервисах, технологиях. Понятное дело, чтобы система заработала штатно и по всей стране, еще нужно сделать очень-очень много.
Как раз в том, что касается систематизации социальной политики и прочих политик, цифровизация и разумное целевое управление могут стать козырем нового правительства — если оно будет все же иметь дело и с живыми людьми, специалистами в своих отраслях.
— Зачастую принятые или планируемые решения, связанные с развитием цифровой экономики в стране, свидетельствуют о недостаточно четком понимании того, как работают эти отрасли, — говорит заместитель директора по корпоративным коммуникациям Group-IB Павел Седаков. — Сейчас многие оценивают прежний опыт премьера: если такой же цифровой рывок, как был в налоговой, в плане применения современных цифровых решений произойдет и в других сферах, например в программе «Цифровая экономика», Россия от этого несомненно выиграет.
Благодаря цифре можно решить проблемы не только налогового администрирования, но и, например, здравоохранения, медицинского и лекарственного обеспечения. Причем эффекта можно достичь сравнительно быстро и относительно бюджетно. Секрет относительно прост: цифра может помочь создать единый стандарт и наводит элементарный порядок — обеспечивает системность.
— От очень многих врачей поступают сообщения о том, что они недовольны качеством отечественных дженериков — копий оригинальных лекарств, которые, по идее, содержат то же действующее вещество и в той же дозировке, но при этом действуют хуже, — рассказывает ведущий научный сотрудник НИИ Митоинженерии МГУ, гендиректор компании «Митотех» Максим Скулачев. — Это связано с некоторым косяком в процессе регистрации дженериков, когда их сравнивают не с оригинальным препаратом, копией которого они являются, а с любой другой зарегистрированной копией. Получается испорченный телефон. И эта проблема легко исправляется — просто ужесточением процедуры электронной регистрации. Все.
При этом цифровизация может и должна сработать не только для контроля, но для помощи отрасли, если не ставить задачу ловить нарушителей, а направлять силы на общественное благо, например на общественное здоровье:
— Есть еще одно противоречие, которое может быть разрешено внедрением продвинутых технологий. Допустим, вы пользуетесь каким-то лекарством, и оно вам не понравилось, потому что у вас полезли побочные эффекты, которых вы не ожидали, или оно просто не помогло, — продолжает Скулачев. — Сейчас пациент может написать письмо в Росздравнадзор, заполнив форму о том, что он недоволен качеством препарата. Но у нас в стране миллионов семьдесят пациентов, и 10% из них зачастую недовольны тем, что происходит. То есть это миллионы писем в год, а численность сотрудников Росздравнадзора ограничена… Раньше проблема была нерешаемой: чтобы анализировать все эти претензии, численность Минздрава должна быть сопоставима с численностью Минобороны. Но в современном мире — а это должно быть близко новому премьеру — задача решается цифровым способом. Суть претензии можно формализовать, на обработку претензии поставить искусственный интеллект, и тогда чиновники, сотрудники Росздравнадзора, будут работать уже с выжимкой, которую для них подготовит искусственный интеллект. И он может им слать сигналы по формальным признакам: «Ребят, отвлекитесь от остальных ваших важных дел, хоть они и действительно очень важные, потому что вот тут у нас идет один и тот же сигнал по поводу одного и того же препарата, раз за разом. Я уже оценил риск, он слишком высокий». Это вполне посильная задача.
И это можно сделать на фоне вопиюще плохого качества управления в ряде подразделений Минздрава — что выражалось, в частности, в простом исчезновении с рынка необходимых лекарств, сложной процедуре выхода новых отечественных препаратов на рынок, провалах в системе обеспечения бесплатными лекарствами, опасном для жизни пациентов медленном и нелогичном регулировании.
— Одни из самых дорогих и мощных систем регуляции в мире — это европейская CE Mark и американская U.S. Food & Drug Administration (FDA). Каждый месяц они разрешают к использованию на своих территориях новые технологии в терапии и диагностике, новинки фарминдустрии, — говорит Алексей Ремез, глава компании UNIM, одного из лидеров на рынке онкологической диагностики. — Эти новинки приходят на отечественный рынок спустя годы — просто потому, что отечественная система регуляции медицинских изделий не имеет механизма упрощенной регистрации препаратов, уже имеющих FDA approved или CE Mark. Подобная практика существует во многих странах и позволяет обеспечить доступ граждан к самым современным медицинским технологиям. И нам нужна такая! Пока эта сфера в России находится в очень тяжелом состоянии и фактически требует радикальной реформы. Почти нет нормативно-правовой базы, не существует прозрачной системы рейтинга, объективных метрик, — заключает Ремез.
Надо признать, что министр здравоохранения Михаил Мурашко, сменивший на посту Веронику Скворцову, уже делал шаги в нужном направлении, будучи главой Росздравнадзора. Так, в 2017 году это ведомство запустило проект по маркировке лекарственных средств при помощи IT-технологий. В этом смысле Мурашко вполне в тренде, хотя и несет часть ответственности за провалы прошлого Минздрава.
— Мы определили формат маркировки, отработали механизмы ее нанесения, передачи данных с производственной линии, где ее внесли в информационные системы, создали нужные компьютерные программы и мобильные приложения, которые позволят потребителям считывать с помощью смартфона код маркировки и подтверждать подлинность препарата, — рассказывал будущий министр в интервью «Российской газете».
Вице-премьер Виктория Абрамченко — еще один подчиненный Мишустина и тоже пионер государственной информатизации. Под ее руководством Росреестр приступил к разработке универсальной IT-платформы, которая предоставит множество различных сервисов гражданам и бизнесу при совершении операций с недвижимостью. «Необходима платформа, которая обеспечит прямую коммуникацию между продавцом и покупателем, арендатором и арендодателем, создаст возможность свободного выбора объектов, упростит процедуру заключения сделок, повысит правовую защищенность участников рынка, а в конечном счете — его инвестиционную привлекательность», — заявила в апреле прошлого года Абрамченко на Ялтинском международном экономическом форуме.
Одним из пилотных должен стать сервис аренды жилья для отдыха и путешествий в Крыму. Стартовать проект должен уже в этом году.
Повышенной IT-активностью отметились и другие новые члены кабинета министров. Так, руководитель аппарата и вице-премьер Дмитрий Григоренко был замом Мишустина в ФНС и непосредственно «виновен» в технологическом прорыве налоговиков; новый министр связи и массовых коммуникаций Максут Шадаев пришел прямиком из «Ростелекома», а в какой-то момент даже консультировал кремлевскую администрацию по вопросам политики в отношении соцсетей.
Таким образом, если чего-то от нового правительства и стоит ждать наверняка, так это новых IT-инициатив. С учетом того что сменился еще и министр спорта, такие инициативы не лишними будут как раз в российском спортивном мире — как средство борьбы с допингом.
— Самая главная функция государства в этом вопросе — равноправие тренеров и спортсменов по отношению к спортивному закону, к нарушению допинговых правил, к возможностям тренировки и так далее, — уверен Михаил Бутов, бывший член президиума Всероссийской федерации легкой атлетики. — Государство должно обеспечить равноправие, равнодоступность и равноудаленность соответственно. Потому что пока, к сожалению, то, что нам инкриминируют в прошлом, и то, что на самом деле, наверное, имело место быть, — это вот такое неравноправие: кому-то что-то могли прощать, кого-то покрывать, кто-то мог действовать так, как ему захочется. Если мы добьемся равноправия и будем в этом открыты, то будет результат.
Беспристрастная, даже анонимная база данных спортсменов, без фамилий, но с результатами, — возможное решение этого вопроса.
«Детей превращают в солдат Урфина Джюса»
В важнейших для развития страны областях — образования и науки — тоже новые лица. Министром высшего образования и науки стал ректор Тюменского университета Валерий Фальков, а министром просвещения — Сергей Кравцов. Оба не являются ни выдающимся учеными, ни преподавателями. Для технократического правительства это, возможно, и нормально, но в этих сферах очень важны вдохновляющая атмосфера и доверие к специалистам; казенной бюрократией можно задушить все.
— Предыдущее правительство — уже большие молодцы, они увеличили расходы на науку, — говорит Максим Скулачев. — Заработала при них совершенно фантастическая вещь — Российский научный фонд, созданный по примеру западных научных фондов, выдающий гранты и требующий отчетности в виде опубликованных статей. Он и РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований) — вот два столпа, на которых сейчас держится российская наука. Надеюсь, что это будет сохранено и что будет увеличено финансирование фондов. Может быть, какими-то цифровыми фокусами или, просто рискнув, увеличат степень презумпции невиновности людей, которые получают правительственные гранты на разработку и на научные исследования. Потому что у нас по-прежнему сохраняется порочная система, в рамках которой считается, что если ты получил государственные деньги, то, значит, ты их украл. То есть действует презумпция виновности: ты должен доказать, что ты этого не делал. Деньги-то у нас есть, но даже когда деньги выделяются, ученые обременены таким количеством бюрократических ограничений, что вести творческую работу уже практически невозможно. Может быть, здесь надо просто поверить, рискнуть и снять часть бюрократических ограничений в надежде на повышение эффективности работы по всем остальным направлениям?
Это было бы логично — в среднем мотив ученого не в том, чтобы что-то украсть с гранта, а в том, чтобы провести интересную работу! Но наша система в это не верит, считая всех вокруг мошенниками, хотя как раз мошенникам легче справиться с бюрократическими формальностями. А ученым надо еще дело делать.
Школьное образование в своей живой, вдохновенной и экспериментальной части тоже придушено формальными отчетами, укрупнениями и прочей «оптимизацией». И, конечно, ЕГЭ — вернее, тем, что на один экзамен навешано так много разных функций.
ЕГЭ при всех своих очевидных плюсах (единый стандарт, равенство для столичных и провинциальных школ, исключение злоупотреблений на местах) обладает сегодня и очевидными минусами. Выпускники зубрят ответы для тестов, иногда даже не вникая в смысл заданий. В итоге дети глупеют, горизонты восприятия знаний сужаются. Согласно отчету PISA-2018, Россия хотя и относится к «успешной группе стран», но наши школьники продемонстрировали снижение среднего балла в том, что касается читательской, естественнонаучной и математической грамотности.
Вопросы здесь возникают к новому министру просвещения Сергею Кравцову, который пришел в министерство из кресла главы Рособрнадзора. Вся его карьера связана именно с последовательным торпедированием и введением ЕГЭ.
— Сам он никогда и нигде не преподавал. Помню его очень хорошо. Начинал помощником руководителя Рособрнадзора Виктора Болотова, уже тогда занимался ЕГЭ. Носил бумажки шефу. В итоге сам стал главой Рособрнадзора, а теперь еще и министром, — говорит Дарья Митина, публицист и общественный деятель, в прошлом сотрудник Министерства образования и науки.
Первые несколько лет сдачи Единого госэкзамена были откровенно неудачными и сопровождались громкими скандалами (вопросы и ответы покупались в соцсетях, учителя массово решали задания за учеников, выпускники из южных регионов необъяснимым образом получали максимально высокие оценки). Однако позднее Кравцов сумел добиться функциональности и прозрачности. Последний крупный скандал вокруг ЕГЭ был в прошлом году: учитель Дмитрий Гущин заявил об утечках материалов перед экзаменом. Рособрнадзор подал в суд и выиграл — слова Гущина были признаны порочащими, но сам факт наличия или отсутствия утечек суд не устанавливал (см. «ЕГЭ: суд над учителем и утечки», «РР» № 7–8 (473) от 22 апреля 2019 года).
В плюс министру Кравцову следует записать ликвидацию фиктивных вузов, выдававших фальшивые дипломы. Эту огромную проблему он сумел решить. Но одновременно под каток Рособрнадзора по совершенно надуманным предлогам попали Европейский университет в Санкт-Петербурге и Московская высшая школа социальных и экономических наук (знаменитая «Шанинка»). Высказывались предположения, что обе эти образовательные институции чересчур фрондировали, увлекались оппозиционной политикой, за что и поплатились. Но есть другая, более простая версия: надзорная деятельность была заточена под формальные показатели, и система просто не отличила фиктивный вуз от настоящего.
Система у нас вообще учится все лучше искать нарушения, но делать что-то позитивное — обеспечивать прорывы в экономике или науке — не умеет и целей таких, похоже, не имела. Учителя в школах и преподаватели в университетах регулярно жалуются на формализм.
— Вместо стандартов школьного образования и программ, поддерживающих развитие, вариативность, творчество, любовь к риску, у нас предлагались программы, которые превратили бы наших детей в зомби, в солдат Урфина Джюса, — говорит заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ Александр Асмолов. — Поэтому, если новое правительство в области образования окажется заложником строевой педагогики, педагогики муштры, то мы окажемся в проигрыше. Новое поколение просто уйдет, мы станем неинтересны. Ключевая задача образования — место встречи поколений. Если правительство не предложит программ образования, где мы интересны нашим детям, нашей молодежи, то это опять будет правительство, глядящее в прошлое и обрекающее Россию быть страной вечного неуспеха.
Сам по себе цифровой контроль не приводит к успеху — в стране должно быть много живых творческих людей, а не только проверяльщики в форме искусственного интеллекта.
— Было проведено исследование, в котором задавался вопрос: кто стал самыми успешными менеджерами ведущих интеллектуальных компаний мира? Что они изучали и чему учились в детстве? — добавляет Асмолов. — Был получен совершенно неожиданный результат: оказалось, что в подростковом возрасте эти люди были влюблены в фантастику. Лучшими были те, у кого была тяга к развитию воображения, конструированию новых миров, к тому, чтобы заглядывать в будущее.
Информатизация — главный козырь нового кабинета министров — тоже должна быть осмысленной. Самая крутая, современная и высокотехнологичная налоговая система бессмысленна и даже вредна, если налоги непосильно высоки для производителя. Система оценки и сертификации лекарств пуста, если своих лекарств страна не производит, а зарубежные запрещает, не может или не хочет привозить. IT-платформа для недвижимости — просто ширма и «освоение» бюджетных средств, если массовый покупатель не в состоянии приобрести дом или квартиру. Информатизация — это великолепная форма, обертка, способ подачи, но необходимо еще и содержание.
Информатизация способна прождать разные фантастические миры будущего — и утопию, и антиутопию. В утопии искусственный интеллект освобождает людей от рутины и дает возможность творчески самореализоваться. В антиутопии цифровой полицейский следит за каждым твоим шагом и карает за любое ненормированное поведение. И этот выбор делают люди, а не машины.
