Мероприятия, преследующие экологические цели, обошлись в минувшем году российскому бизнесу в более чем 640 млрд рублей. По данным аудиторско-консалтинговой службы Finexpertiza, это на 97, 2 млрд рублей или 13,1 процента больше, чем предприятия потратили на сохранение чистоты воды, воздуха и утилизацию отходов в 2019 году.
Лидирует среди самых экологически мыслящих регионов Москва. Ее предприятия в совокупности инвестировали в создание «зеленой» окружающей среды почти десятую часть общероссийского объема вложенных средств — 61 млрд рублей. Следом идут Красноярский край, Подмосковье и ХМАО.
По данным Finexpertiza, в 2020 году российские предприятия (включая транспорт) выбросили в атмосферу 22,2 млн тонн загрязняющих веществ. На каждого жителя России их в среднем пришлось по 151,5 — таких как бензопирен, свинец, бензол, формальдегид, серная кислота и соединения фтора. И все же, это на 2,3%, или 516 тыс. тонн меньше, чем в 2019 году. По промышленным загрязнениям атмосферы прошлый год стал самым чистым за последние 20 лет, в течение которых такая статистика собирается — это стало, пожалуй, единственным положительным эффектом от пандемии коронавируса.
Но это, что называется, «средняя температура по больнице». В 37 из 85 российских регионов объем выбросов, судя по статистике Росприроднадзора, в 2020 году увеличился. Сильнее всего выросло загрязнение атмосферы в Севастополе (годовой прирост 35,5%), Марий-Эл (+31,1%), Тверской области (+26,3%). К счастью, в абсолютных цифрах эти проценты не изменили общую по стране тенденцию к оздоровлению экологической обстановки. В противовес росту загрязнений в упомянутых регионах, в лидерах снижения вредных выбросов выступили Удмуртия, Чувашия, Магаданская область и Калмыкия.
Но все же, погоду в общенациональном масштабе делают города-миллионники, и им, по большей части, в этом плане нечего стыдиться. По объему вредных выбросов Москва оказалась только на 16 месте, Санкт-Петербург — на 35
(большую часть вредных выбросов в этих двух городах эмитирует транспорт). Первое же место среди миллионников-загрязнителей занял Красноярск, причем с большим отрывом от занимающей второе место Кемеровской области: 2,729 млн тонн против 1679 млн тонн соответственно. И это при том, что население последней в два с половиной раза больше населения Красноярска.
Не стой над душой
Директор Всероссийского института природы Андрей Пешков призывает не сильно обольщаться цифрами кажущегося роста экологического благополучия, поскольку, по его сведениям, реальная картина не вполне соответствует статистике.
«Сомнения экологов в реальности сокращений выбросов основаны на ряде факторов, главный из которых заключается в том, что Росприроднадзор составляет свои статотчеты, суммируя отчеты отдельных предприятий, — говорит Пешков. — А им выгодно занижать объемы вредных выбросов и преувеличивать свои усилия по внедрению природосберегающих технологий. В результате возникают статистические ножницы, порождающие впечатление, что российская промышленность твердо встала на «зеленые» рельсы».
Несмотря на то, что в период пандемии число работающих предприятий реально сократилось (а количество перешедших на удаленный режим работы выросло на 110 процентов), подавляющее их большинство относилось к сфере услуг, торговли, информационных технологий. Они никогда не вносили существенного вклада в загрязнение окружающей среды, и уход их с рынка внес минимальный вклад в очищение атмосферы и водных ресурсов. Реальные же загрязнители — заводы и транспорт — уйти на удаленку не могут технологически, и по этой причине локдауны мало поспособствовали сокращению их доли вредной эмиссии.
По опыту Пешкова, подавляющему большинству российских предприятий финансово не под силу выполнять те природоохранные требования, которые необходимы для исполнения обязательств России в рамках международных договоренностей по борьбе с изменениями климата.
«В России сегодня в электрогенерации используются технологии 40-летней давности по термическому сжиганию топлива. Вы сильно ошибаетесь, если полагаете, что поставить на трубу ТЭЦ газоулавливающий фильтр — это считается природоохранным мероприятием, — говорит Пешков. — Это капля в море. Но даже такие точечные улучшения предприятия проводят только в том случае, если у них над душой будет стоять инспектор природоохраны. Как только инспектор уедет, заводы снова начинают сбрасывать газы — обычно по ночам, чтобы “хвостов” не было видно. Но в статистику Росприроднадзора это, естественно, не попадает».
Впрочем, Пешков — что звучит из уст директора природоохранного института на первый взгляд парадоксально — призывает власти России не впрягаться в навязываемую ей Евросоюзом антипарниковую повестку, известную как «Европейская зеленая сделка» (2019). Почему «на первый взгляд»? Потому что он считает вмененные России обязательства по сокращению эмиссии парниковых газов и достижения «углеродной нейтральности» инструментом недобросовестной экономической конкуренции и призывает развернуть этот инструмент против его изобретателей.
«Европа потратила один триллион евро, чтобы продавить дискриминационный для остальных стран механизм, являющийся на самом деле “углеродным оружием” против экономических конкурентов. России надо не слепо следовать европейским требованиям, а предъявить собственную калькуляцию того, кто на самом деле кого загрязняет. И если мы в эту калькуляцию включим атмосферный западный перенос и нашу поглощающую способность (преимущественное движение воздушных масс и лесные массивы — Ред.), то окажется, что это они нам должны платить, а не мы им», — уверен эколог.
Зеленые иллюзии
Даже если не оспаривать данные о снижении промышленных выбросов в 2020 году, это не дает ни малейшего основания промышленникам и чиновникам приписывать улучшение экологической обстановки собственным заслугам, соглашается с Пешковым эксперт комитета Госдумы по природным ресурсам и природопользованию, гендиректор Центра правового обеспечения природопользования Борис Кокотов.
«Для российских промышленников экологическое сознание вообще нетипично, — считает он. — Никто, за исключением единичных случаев, не станет добровольно тратить средства на природоохранные мероприятия исключительно из какой-то эфемерной социальной ответственности бизнеса. Если компании и осуществляют какие-то инвестиции в экологию, то почти исключительно из-под палки, чтобы избежать штрафов за невыполнение нормативов по ПДК. Если же формально эти нормативы не нарушаются, то где у предприятия мотивация вообще что-то в этом направлении делать?»
Цифры роста инвестиций в природоохранные мероприятия в тех или иных регионах по большей части лукавство и подмена понятий, продолжает эколог. Промышленники и предприниматели включают в отчеты по улучшению экологичности своих производств те мероприятия, которые они обязаны были бы провести в любом случае, чтобы оставаться в пределах установленных законодательством санитарных нормативов.
А для внешнего наблюдателя создается впечатление нарастания инвестиций в «зеленые» технологии, хотя на самом деле такие капиталовложения не приближают к декларируемой цели ни на шаг.
«Сам факт того, что снижение вредных выбросов пришлось на пандемический год, служит лучшим доказательством того, что произошло это в силу внешних причин, а не из-за того, что все промышленники России вдруг резко взялись за ум и прониклись экологическим сознанием, — уверен Кокотов. — Чиновникам, конечно, лестно приписать себе снижение загрязнений: это красивый повод для пропаганды успехов экологической политики государства. Но, как человек, который занимается практической промышленной экологией, я не вижу сегодня оснований для утверждений, что в экологическом сознании хозяйствующих субъектов произошел перелом».
Пик совокупных выбросов российской промышленности пришелся на 2007 год. Затем выбросы начали снижаться, и к 2014—2015 годам стабилизировались на уровне 17 млн тонн, а в 2020 году выбросы впервые опустились до 16,95 млн тонн. Произошло ли это в силу естественного спада экономической активности или за счет сознательной политики промпредприятий — вопрос, на который эксперты не дают однозначного ответа. Скорее всего, роль сыграла комбинация обоих факторов, а решить спор в ту или иную пользу можно будет только тогда, когда экономика России выйдет на «доковдиные» уровни.
