Последний всплеск напряженности в ирано-американских отношениях, разрешившийся скоротечным обменом ракетными ударами и стоивший жизни пассажирам украинского «Боинга», вновь обозначил основные линии военно-силовой напряженности в регионе, формировавшиеся последние тридцать лет, с момента американской операции «Буря в пустыне» в 1991 году. Трансформация Ближнего и Среднего Востока уже давно напрашивалась: к ней начинали подбираться еще с конца 1970-х, когда на фоне Кэмп-Дэвидского процесса появились концепции более глубокого переформатирования региона, известные под общим условным наименованием «новый Большой Ближний Восток». Политически они были направлены на преодоление «колониального наследства» и формирование принципиально новой политической архитектуры региона, позволяющей США управлять процессами политического и экономического развития.
Важное отличие сегодняшнего дня от ситуации, сложившейся после разгрома режима Саддама Хуссейна в Ираке в начале 2000-х годов и начала распада иракской государственности, создавших политические условия для переформатирования, заключается в том, что теперь для таких процессов появилась полноценная геоэкономическая перспектива: рост активности альтернативных США внешних игроков в регионе (Китая, ЕС и России) создает возможности формирования новых центров экономической консолидации.
Ближний и Средний Восток обречен на трансформацию, и главный вопрос не в том, какой кровью эта трансформация обойдется. Вопрос в том, кто и в чьих интересах будет управлять этой трансформацией и на какое время регион будет выключен из развития мировой экономики, где доминируют процессы регионализации.
