Ловушкой среднего дохода (ЛСД) принято считать феномен выраженного замедления роста благосостояния стран, достигших диапазона среднего уровня дохода по классификации Всемирного банка, который составляет от 20 до 40% американского уровня.
Этот феномен был выявлен эмпирически. Эксперты Всемирного банка оценили уровень дохода на душу населения в сравнении с США для широкой выборки стран в 1960 и 2008 годах и обнаружили, что как минимум 30 стран попали в такую ловушку. При этом наиболее сильно замедлился рост в странах высшей средней группы, которые как раз характеризуются диапазоном душевого дохода 20–40% от американского уровня.
И только 12 стран из 101, входивших в группу стран со средним доходом, сумели после 1960 года войти в клуб высокодоходных стран. Среди этих счастливчиков девять представляли собой страны с высшим средним доходом (Греция, Португалия, Испания, Ирландия, Гонконг, Израиль, Япония, Маврикий, Сингапур), еще две представляли группу стран с низким либо низшим средним доходом (Корея и Тайвань соответственно), и, наконец, Экваториальная Гвинея представляла отдельно выделяемую банком группу стран — нефтяных экспортеров. Эта история иллюстрирует, насколько редко странам удается преодолеть стадию среднего дохода и войти в лигу богатых государств.
Разнообразные работы, пытавшиеся анализировать ключевые факторы, ответственные за возникновение ЛСД, рассматривали в качестве таковых демографические условия, состояние институтов, структуру промышленности и торговли, уровень диверсификации экономики, степень развитости физической инфраструктуры, а также макрофинансовую зрелость. Но наиболее убедительным кажется аргумент, выдвинутый в работе, поддерживаемой Азиатским банком развития, где торможение роста в ЛСД связывается с ограниченными возможностями инновационного развития государства.
Эта точка зрения также соответствует трактовке Всемирного банка, в соответствии с которой страны со средним уровнем дохода попадают в своеобразные «ножницы». Их уровень зарплат слишком высок для успешной конкуренции с обладающими низкими издержками странами-экспортерами, а уровень технологических возможностей чересчур низок, чтобы тягаться с развитыми странами.
Важность уровня инновационного развития в качестве ключевого фактора ЛСД подтверждается опытом ряда стран Восточной Азии, проделавших в последние десятилетия успешный транзит в группу высокодоходных государств. В частности, Корея и Тайвань с середины 1980-х годов нарастили свой инновационный потенциал, увеличив инвестиции в исследования и разработки в размере свыше 1% ВВП, что позволило им перейти из низкозарплатных в высокотехнологичные экономики.
Такой акцент на инновационном развитии противоречит «Вашингтонскому консенсусу», который ставит во главу угла преодоления ЛСД открытость и либерализацию экономики. Корея, как и многие развивающиеся страны, переживала хронический внешнеторговый дефицит в первые два десятилетия своей индустриализации. И только с середины 1980-х правительство сделало акцент на технологическое развитие, увеличив государственные инвестиции в исследования и разработки, а также предоставив стимулы частному сектору наращивать такие вложения и осуществлять совместные разработки. Эта политика достигла успеха, что привело к выходу в плюс торгового баланса, впервые с конца 1980-х годов.
Если задаться вопросом, кто именно создал столь мощный инновационный потенциал, ответ из Восточной Азии будет звучать так: это сделали компании, контролируемые национальным капиталом, при этом многие из них первоначально заимствовали компетенции и учились либо непосредственно у иностранных мультинациональных компаний (МНК), либо посредством OEM-соглашений* с МНК.
Успех тайваньского преодоления ловушки среднего дохода был также поддержан органическим ростом местных производителей. Прямые иностранные инвестиции могут быть важным каналом приобретения технологических компетенций, но, как правило, они вмешиваются в эволюционный рост локальных знаний. Поэтому сохранение локального контроля становится более важным на поздних стадиях, когда трансфер либо продажа технологий зарубежными фирмами уже затруднены.
В то время как большинство стран со средним уровнем дохода продолжают томиться в ЛСД, появляются некоторые признаки, что Малайзия и Чили смогут вырваться из нее, преодолев планку в 40% американского душевого дохода. Если это удастся сделать Малайзии, это будет большим сюрпризом, учитывая постигшее ее фиаско в развитии автомобильной промышленности и лишь ограниченный успех в развитии электронной индустрии.
Чилийский кейс тоже интересен, потому что эта страна долгие годы была символом неолиберализма в Латинской Америке, следуя всем канонам «Вашингтонского консенсуса», что ныне воспринимается в основном негативно. Как я указываю в своей недавней написанной в соавторстве статье**, активная промышленная политика в обеих странах делала ставку не на обрабатывающую промышленность, а на ряд высокоразвитых ресурсных секторов, таких как выпуск бензина, резины и пальмового масла в Малайзии, заготовку лосося, фруктов, даров леса и виноделие в Чили. Эти отрасли продемонстрировали высочайший уровень развития, конкурентоспособности и технологического усложнения в значительной степени благодаря государственной поддержке вложений в исследования и разработки.
Где же находится Россия в контексте данной дискуссии? ВВП России на душу населения достиг 41% американского уровня в 2006 году и, таким образом, формально преодолел потолок ловушки среднего дохода. К 2013 году относительный уровень российского душевого дохода достиг абсолютного максимума (50% от уровня США), а затем несколько снизился, до 47% в настоящее время, вероятно под влиянием западных санкций и снижения нефтяных цен. Сегодня для России важно вновь преодолеть отметку 50%, что требует двух вещей. Первое — работать над тем, чтобы в ресурсных секторах создавалось больше добавленной стоимости. Второе — всячески развивать сектора, базирующиеся на знаниях и компетенциях, таких как производство ИТ-оборудования и услуг. Россия должна целеполагать модель развития, представляющую собой определенный баланс между ресурсоемкими и высокотехнологическими секторами обрабатывающей промышленности.
* Original Equipment Manufacturing (OEM) — производство компонентов и деталей для использования в более сложном промышленном изделии, продаваемом под другой торговой маркой.
** A. Lebdioui, K. Lee, C. Pietrobelli. Local-Foreign Technology Interface, Resource-Based Development and Industrial Policy: How Chile and Malaysia are escaping the Middle Income Trap // Journal of Technology Transfer, 2020.
