Борьба с терроризмом на Северном Кавказе заняла у России четверть века. Большая часть новейшей истории нашей страны прошла в условиях, когда на заднем плане где-то на юге маячила угроза. Иногда террористы вырывались на авансцену, и на нашей коллективной памяти оставались шрамы с именами собственными: "Грозный”, “Буденновск”, “Каширка”, “Беслан”.
Когда пушки наконец отгремели, эта война стала для многих «монстром под кроватью», с которым не очень хочется знакомиться ближе и о котором предпочитают не вспоминать.
Камешки, сдвинувшие лавину
Вряд ли в истории России был момент, когда ее северокавказские области можно было назвать спокойными и безмятежными. Большую часть этих земель присоединили огнем и мечом, и с тех пор полное замирение наступало редко, а крупные и мелкие восстания происходили регулярно. Сообщества горцев оставались (и остаются сейчас) очень закрытыми и консервативными. Тем не менее, жизнь шла, а после того, как в Чечне нашли нефть, она стала на несколько десятилетий одной из очень важных в экономическом отношении областей страны.
В 1944 году и без того проблематичная история взаимоотношений России и Кавказа получила новый узел, в котором запутались все. На фоне развития антисоветского повстанческого движения Сталин попытался решить проблему максимально радикально и распорядился депортировать чеченцев и ингушей в Среднюю Азию. Те смогли вернуться только в 1957 году. Депортация нанесла вовлеченным в нее народам глубочайшие коллективные травмы и заронила зерна будущих кровавых конфликтов. Это касается не только большой войны и этнических чисток в Чечне, но и осетино-ингушского противостояния, и споров между чеченцами и жителями Дагестана.
– новый журнал для тех, кто развивает Россию.