Если подводить некий итог первого срока, можно сказать, что молодой Алиханов ни президента, ни избирателей не подвел, дров не наломал, хотя не сказать, чтобы регион вырвался в общероссийские передовики. Сам период руководства выдался турбулентным. Вначале нужно было в авральном порядке готовить область к чемпионату мира по футболу. Строительство спортивной, дорожной и жилищной инфраструктуры дало сильный толчок позиционированию региона. Калининград разглядели российские отдыхающие, утомленные толкучкой на южных курортах подсанкционной России. Область понравилась и европейцам. Сейчас туризм — одна из опор местной экономики, пусть и сумбурно складывающаяся.

Однако у футбольной истории была и обратная сторона: после мундиаля просел поток частных и государственных инвестиций, сократилось количество рабочих проектов. Необходимо было стабилизировать бюджет, искать новые источники дохода. И как раз в этот период область накрыл коронакризис, который помимо нагрузки на здравоохранение нанес карантинный удар по малому и среднему бизнесу, доминирующему в регионе.

Сейчас Калининградская область выходит из пандемии с неплохими восстановительными показателями. Экономику толкают вперед торговля и туризм, обрабатывающие производства и сельское хозяйство.

Своего губернатора калининградцы оценивают высоко: согласно соцопросам, ему доверяют почти две трети местных жителей. В заслугу ставят дорожное строительство («как в Европе»), создание всяческой инфраструктуры, борьбу с коррупцией. Образ молодого энергичного чиновника пришелся по душе — и даже о статусе «варяга» никто не вспоминает, тут многие и сами без корней. Нравится, что Алиханов сам активно ведет инстаграм и не боится лично общаться с людьми по горячим вопросам.

Давят на социальное самочувствие местных жителей, как и в целом по стране, низкие зарплаты, дефицит высокооплачиваемых рабочих мест, проблемы медицины. Персонально Алиханову припоминают историю легендарного «Дома Советов», калининградского долгостроя и архитектурного символа города. Монументальное здание в конце концов государству удалось вернуть в собственность, губернатор сначала обещал его реставрировать, но в конце концов оказалось, что дешевле снести и построить новое. Второй долгострой — онкологический центр, теперь тоже на его совести. Персональные «хейтеры», а есть у главы и такие, вообще считают, что заслуги нынешней власти заложены предшественниками, ничего нового и прорывного для области молодой чиновник не принес.

У Антона Алиханова в следующем году выборы. Он уже заверил, что намерен баллотироваться на второй губернаторский срок и не стремится работать в Москве. От соответствующих вопросов отговаривается ссылкой на фразу из Булгакова: никогда ничего не просите у сильных, они сами придут и все дадут. Калининградский губернатор в последнее время вообще часто дает интервью, так что по ответам легко составить некий образ собеседника теперь и нашего журнала.

Антон Алиханов родился в 1986 году в городе Сухум. Через шесть лет началась война, и семья перебралась в Москву. Жили вдевятером в однокомнатной квартире. Мать устроилась врачом, отец занялся предпринимательством. Целеустремленные дети в таких ситуациях берут от жизни всё. Алиханов вспоминает, что у него был расписан практически каждый день — школа, продленка, тренировки по боевым искусствам, помощь большой семье.

Будущий губернатор мечтал стать врачом, но мытарства матери в голодные девяностые убедили заняться финансами. Алиханов получил два диплома по специальностям «финансы и кредит» и «юриспруденция» во Всероссийской государственной налоговой академии Минфина.

В 24 года Алиханов поступил на работу в Минюст, затем перешел в Минпромторг и возглавил там департамент госрегулирования внешнеторговой деятельности. Спустя три года занял пост заместителя председателя правительства Калининградской области по экономике, промышленности и сельскому хозяйству. И уже через год Владимир Путин предложил ему стать врио губернатора, к чему сам Алиханов, по его словам, был не готов, но и не отказался: «Я стал символом обновления управленческой политики».

Пришлось превращаться «из технократа в политика», рассказывает Алиханов. Ведь не будучи технократом, можно стать губернатором, а вот если не настроить отношения с избирателями и местными элитами, на выборах не одержать победу. Калининградский глава иногда повторяет, что выучил на своем посту два урока: уважать граждан-работодателей и не ждать «спасибо» за выполненную работу. И все же задача Алиханова на этом посту — остаться в истории региона. То есть все же дождаться «спасибо» от потомков.

— Антон Андреевич, как бы ни странно звучал этот вопрос, но все же: зачем Калининградская область в составе Российской Федерации? Какая у нее роль? Какое будущее? Какие ориентиры?

— Да, сложный вопрос. С одной стороны, Калининградская область кажется стандартным регионом Российской Федерации с обычной экономикой. С другой стороны, тут такое количество особенностей и уникальностей… Даже если просто смотреть на карту, понимаешь, что такого нет нигде.

Калининградская область и в девяностые, и в двухтысячные годы была удачным полигоном для экспериментов различного рода — экономических, законодательных.

Сейчас тоже много разных экспериментов. Например, таможенных. Пятнадцать лет весь импортный алкоголь маркируется почему-то за рубежом. Это привело к формированию целой инфраструктуры на границе с Российской Федерацией, в частности в прибалтийских странах. Сейчас начался эксперимент по маркировке алкогольной продукции в Калининградской области.

То есть наша область — это такое вынесенное, без границ с основной территорией, поле для позитивного тестирования различного рода экономических концепций.

— Это, наверное, опасно.

— Но мы, конечно, соглашаемся только на те эксперименты, которые несут нам перспективу. Например, закон об особой экономической зоне. В 2006 году он заработал. Так называемые налоговые особые экономические зоны, хотя и с элементами таможенных льгот, начались именно здесь, с отдельного закона в Калининграде. У нас создан специальный административный район. И он тоже успешен.

— Но по экономстатистике Калининградская область и правда средний регион.

— Да, но мы в последние годы растем сильно выше среднероссийских показателей именно благодаря различным экономическим экспериментам. И по переработке, и по промпроизводству в целом.

2020-й, конечно, был не очень, понятно почему. У нас чуть более глубокий был провал, чем в Российской Федерации в среднем, если смотреть на ВРП и промышленное производство. Это следствие сохраняющейся зависимости от импорта, в том числе автомобильной отрасли, которая сильно пострадала от перебоев с поставками комплектующих из других стран. Зато отскок у нас бодрый. По итогам восьми месяцев текущего года мы растем по промпроизводству — почти 110 процентов, тогда как остальная Россия — 104,5.

— Вот эта монозависимость, вы приводили пример: 80 процентов экспорта — это сельскохозяйственная «Соя», 75 процентов импорта — это «Автотор». Но это же ненормально?

— Ненормально. Тот же Прибалтийский судостроительный завод «Янтарь» очень сильно влиял на показатели, например, экспорта. Если видишь всплеск статистики, то надо проверить, а не продал ли наш завод какой-нибудь фрегат индусам. Экстремумы просто вылезают на каких-то отрезках.

Когда я баллотировался в губернаторы, заявил в стратегии, что наша задача — приложить все усилия для диверсификации экономики.

— Получается?

— Мы уходим от чисто сырьевого, если можно так сказать, подхода к переработке, к новым типам предприятий. Например, есть проект селекционно-генетического центра, новых молочных комплексов. Это, в том числе, проекты с немецким капиталом и технологиями. Работает у нас компания HiPP, которая производит органическое питание для детей и продает по всей Европе. Сейчас группа ДМС будет строить Черняховский завод по переработке молока. Сбыт у них уже выстроен, они работают с крупнейшими игроками — «Ферреро», «Марс».

«Юнигрин» и «ЭнКОР Групп» начали строить два больших завода по производству кремниевых пластин и фотоэлектрических элементов. Это для солнечных панелей. С учетом «зеленого» поворота в Европе у них серьезный экспортный потенциал. Они с точки зрения объемов производства, конечно, очень сильно разбавят нам картину.

Вот подписали соглашение с компанией РЭНЕРА, которая входит в госкорпорацию «Росатом». Они тоже почти на 50 миллиардов рублей инвестиций будут строить здесь завод. Это две тысячи с лишним рабочих мест.

— В целом стало лучше с точки зрения бюджетного баланса?

— Стало лучше, потому что мы наконец-то вышли на строительство заводов. Мы готовили несколько лет инфраструктуру индустриальных парков, тех мест, куда greenfield-проекты привлекали. Сейчас отдельные проекты заканчивают стройку, другие начинают.

— В основном наши инвестиции?

— Много где есть иностранное участие, но, конечно, в основном российские инвестиции.

— Как оценивать инвестиционную динамику? Вроде объем сократился.

— Невозможно ориентироваться на уровень инвестиций 2018 года. Просто некорректно. Потому что там два огромных проекта было. Первый по объему инвестиций — это энергобезопасность Калининградской области, а второй — чемпионат мира по футболу. Понятное дело, что вложения «Интер РАО», «Россетей», «Газпрома» в энергобезопасность огромны — сотни миллиардов рублей. Так же как в инфраструктуру для мундиаля.

— Для ваших так называемых хейтеров это, конечно, подарок. Такой спад на графиках.

— Не-не-не. Я очень люблю качественную критику. Она дает возможность развиваться, делать анализ ошибок, принимать новые решения. Боже упаси сказать, что я как-то на это излишне эмоционально реагирую. Понятно, в нападках мало приятного, но я уже давно в этом смысле покрылся толстой кожей, всем советую. И когда тебе говорят про падение инвестиций, невозможно не сказать: «Коллеги, давайте очистим все-таки показатели и взглянем на это более объективно».

Проекты крупные и мелкие

— И все же вернемся к вопросу, какой образ выстраивается у Калининградской области. В Советском Союзе это был производственный регион. А сейчас? Смещаемся в сторону туризма и сектора услуг?

— Большое количество проблем девяностых годов было связано с границами. Понятно, разрыв связей, производственных цепочек. Например, почему сильно пострадала рыбодобывающая отрасль, помимо разорения пароходств и всего остального? В девяностые все было сложно зарегулировано или, наоборот, не отрегулировано. Чтобы вывезти рыбу, надо было ехать через несколько границ, иметь дело с таможней здесь, в Литве, в Белоруссии, которая не была тогда в едином таможенном пространстве с нами. Понятно, что рыбная отрасль перешла в Петербург и Ленобласть.

Сейчас ситуация другая, но океанического флота того масштаба у нас уже нет. Его просто пустили на металлолом. При этом мы строим сейчас самый крупный в стране завод по производству рыбных консервов, на 120 миллионов физических банок в год.

— Кто строит?

— Группа компаний «За Родину». Это бывший советский рыбоколхоз.У нас есть программа развития прибрежного рыболовства. Мы субсидируем развитие новых судов, одиннадцать штук в ближайшие два года будет построено.

Я проектов могу назвать великое множество и очень рад, что экономика диверсифицируется. Не могу сказать, что мы будем развивать промышленность в традиционном, «тяжелом» смысле слова. Хотя металлургический, по сути, завод в том же Черняховске будет, кремниевые пластины, фактически металлургическое производство.

Дальнейшая реализация проектов «Автотора» на двенадцать миллиардов рублей инвестиций. Плюс еще двадцать миллиардов они планируют дополнительно вложить в локализацию автокомпонентов. Они и так в лидерах по локализации.

Несомненно, мы промпроизводство будем развивать и максимально стараться сюда затягивать. Есть отдельная программа: мы выбираем быстрорастущие компании, которые показывают или готовы показать высокие темпы роста, тридцать процентов и более ежегодно, и целенаправленно помогаем им развиваться.

— Адресно? В ручном режиме?

— Да. То есть и я, и все, начиная с ресурсников и заканчивая местной администрацией, решаем одновременно проблемы отдельной компании и ставим себе KPI, что эта компания должна показывать соответствующие уровни по росту объемов.

Если смотреть на вклад в экономику, объем выпуска, конечно, ничто с промышленностью не сможет конкурировать. Крупные проекты с одной стороны — и море мелких проектов, которые просто балансируют бюджет и создают дополнительный навес промпродукции.

— Какие еще отрасли поддерживаете?

— Несомненно, мы делаем акцент на туризме. Он растет сам собой, а мы стараемся, чтобы он не прекращал свой рост. До пандемии мы благодаря поддержке президента внедрили электронную визу для пятидесяти трех стран. За полгода в 2019 году почти сто тысяч туристов нас посетили, без всякой рекламной кампании, из Польши, Германии, Прибалтики, других стран ближайшего зарубежья.

Плюс мы компенсируем восемьдесят процентов ставки для тех, кто строит новые отели. Потому что в этом году был серьезный перегруз отельной инфраструктуры. Нам катастрофически не хватает гостиниц, несмотря на то что мы готовились к чемпионату мира по футболу. Но ковид и закрытые границы — это круче, чем чемпионат мира! Это как чемпионат мира каждый день или даже больше. Двадцать пять рейсов каждый день только из Москвы, туда-обратно. Не считая чартеров. Это огромные цифры. Летом было больше шестидесяти рейсов в день. Серьезная нагрузка.

С этого года внедрили программу поддержки реновации культурного наследия. Под ноль процентов на пятнадцать лет до миллиарда рублей мы на объект даем. Если ты в течение пяти лет восстановил объект, то мы пятьдесят процентов от тела долга списываем. Уже шесть проектов утвердили. Это замок Рагнит, форт номер три, мельница в поселке Железнодорожный, бывший завод «Понарт», гостевой дом в Светлогорске и гостиница в историческом здании в Советске.

Земля малого бизнеса

— Я часто разговариваю с региональными главами и заметил интересную вещь. Каждый может долго расписывать новые производства и инвестиционные планы, но по-настоящему загорается эмоционально, лишь когда заходит речь о туризме. И вот тогда губернатор готов часами с упоением описывать природные красоты своего региона, рассказывать, где строятся новые отели, сколько приезжает туристов, где он лично отдыхает и ловит рыбу. Кажется, что туризму уделяют излишнее внимание, непропорциональное отдаче для местной экономики.

— Я вообще в туризм как локомотив развития региона не верю. Абсолютно точно. Там есть много проблем, которые требуют системного решения, и пока еще непонятно, решатся они или нет.

Это серый рынок. Откровенно говоря, в регионе больше ста отелей, которые стоят на землях под индивидуальное жилищное строительство. Нужно приводить в порядок земельно-имущественные вопросы.

— Зато решаются проблемы с безработицей.

— Несомненно. Это очень удобно в плане решения проблем с безработицей. Мы пытаемся по-умному этим заниматься. Плодить отели — хорошо, а на что туристы поедут? Нужно тогда давать постоянно новую аттракцию народу, чтобы приезжали неоднократно. За туриста нужно бороться.

Есть пример соседей-поляков, которые восстановили один замок Мальборк, а вокруг него двадцать шесть ресторанов и кафе в пятисотметровой зоне. Не было бы восстановленного замка — не работали бы официанты, администраторы, рестораторы.

Задача не историческими кирпичами заниматься и пыль с них сдувать. Задача — дать возможность людям, которые живут, в том числе в не очень веселых местах, экономически депрессивных, зарабатывать деньги на турпотоке.

— Но не везде есть исторические достопримечательности. Тем более что область сильно пострадала во время войны. Сельское хозяйство решает задачу поддержки депрессивных мест?

— Понятное дело, что в каждом поселке я производство или колхоз не восстановлю. Сельское хозяйство полностью перестроено. Хуторская система, существовавшая когда-то у немцев, потом перетекшая в советский колхозный период, разрушена. Ее восстанавливать — это просто идти против экономической логики.

Сельское хозяйство не будет давать прироста в рабочих местах. Оно, скорее, будет, наоборот, двигаться в сторону все большей автоматизации. Роботизированные и полностью беспилотные средства уборки и сева уже используются на калининградских полях. А мне нужно людям давать зарабатывать на чем-то другом.

Меня не устраивает депопуляция восточных муниципалитетов. Есть магнит — Калининград. А восточная часть проседает. Даже такая небольшая область имеет проблему внутренних миграционных диспропорций.

И поэтому мы разработали программу «Восток», когда ты можешь взять льготный кредит в отдельных муниципалитетах. Под любой проект — парикмахерская, ресторан, ферма — все под один процент годовых на семь или десять, если это сельское хозяйство, лет. И таких кредитов выдано уже на 523 миллиона рублей. Десятки новых заявок, люди поверили в программу.

— У вас есть особая экономическая зона, есть специальный административный район, САР. Насколько они самостоятельны и эффективны? Или там тоже приходится работать в ручном режиме?

— Связь с инвестором, конечно, нужна, потому что особые режимы не покрывают всех вопросов: разрешения на строительство, проектирование, сама стройка, дальнейшие какие-то вопросы с логистикой. Но вопрос получения статуса ОЭЗ или САР — это автоматический процесс.

Мы обновили особую экономическую зону в 2018 году, она живет и здравствует. И, собственно говоря, за два года, 2018-й и 2019-й, туда пришло больше резидентов, чем за последние десять лет. Она стала более привлекательной. 273 действующих проекта на заявленных 45 тысяч новых рабочих мест.

— Этой такой мелко-средний бизнес?

— Да, скорее он даже «помельчал» и «посреднел», потому что мы снизили потолки финансирования. Сейчас для проектов в IT, по разработке игр и приложений, всего миллион рублей на три года нужно. Это один хороший сервер, и всё, ты уже резидент особой экономической зоны.

В сфере здравоохранения это всего десять миллионов рублей. В производстве, сельском хозяйстве и туризме — пятьдесят миллионов. Другие проекты, логистика например, — это сто пятьдесят миллионов.

— Калининградская область — это про малый бизнес?

— Несомненно. Это земля малого бизнеса, здесь всегда так складывалось, и я этому очень рад, потому что мы опять же получаем устойчивость с точки зрения бюджета. Быстрая адаптация, быстрое восстановление сейчас после ковида. Оборот общепита за первые полгода 2021-го — почти шесть миллиардов рублей. Это сильно выше, чем в 2019 году. В том числе за счет большого количества туристов.

— Все-таки есть смысл двигаться к поддержке сектора услуг.

— Этот сектор, несомненно, надо развивать, поддерживать и обелять. Что и произошло во многом благодаря решению по страховым взносам. Это новый эксперимент, который президент объявил в Петербурге, для общепита и малых компаний, по увеличению объема, потенциально допустимого оборота и по количеству людей, которых можно иметь в штате. Это хорошие решения, они уже дают плюсы в части обеления зарплат.

Консенсус губит

— Как у вас складываются отношения с соседями? Например, на уровне муниципалитетов?

— Есть программы приграничного сотрудничества, общие бюджеты, которые направляются на обустройство территорий. Там и софт-часть, всякие семинары, встречи. Но в основном мне как губернатору и главам администраций, конечно, «хард» интересен. Ремонт дорог, восстановление культурного наследия, строительство очистных сооружений. Сейчас строится одна из самых протяженных в нашем регионе велодорожек, «от косы до косы», тридцать четыре километра вдоль моря между Приморьем и Зеленоградском. А всего вдоль побережья будет более ста километров велоинфраструктуры. Часть этого большого проекта — это в том числе деньги российско-европейских программ.

— А иностранный средний бизнес в область идет?

— У нас неплохие контакты на уровне Торгово-промышленной палаты с разными бизнес-структурами, и польскими, и немецкими, и в Прибалтике. Есть и польские, и немецкие инвестиции в сельском хозяйстве. Вот хорваты вкладываются в продукты питания. Стефан Влахович, один из старожилов иностранного бизнеса здесь. Вообще, представители более семидесяти стран инвестируют в Калининградскую область.

— Это несмотря на санкции? Вы как-то резко критиковали всю эту санкционную эпопею и выступали за либерализацию торговли. Это потому, что вы такой либерал по натуре, или просто калининградский бюджет больше остальных теряет на торговых ограничениях?

— Когда я сюда приехал работать, санкции были уже в разгаре. Единственное, что тогда по моей инициативе удалось внести в постановление правительства изменение: нам позволили ввозить импортную продукцию для производства детского питания, которую мы потом отправляли на экспорт. Это для завода HiPP, немецкого производителя. Удалось смягчить удар.

Нет, наши антисанкции также дали нам огромный импульс для развития сельского хозяйства. Пошли инвестиции и технологии, в том числе иностранные. Садоводство развивалось, переработка, селекция. То есть тут мы, скорее, только выиграли.

Много ограничений и неудобств было в транспортном вопросе. Мы на Совбезе год назад докладывали о состоянии социально-экономического развития региона, и в том числе делали ряд предложений по развитию транспортного комплекса и административным решениям, которые позволили бы включить Калининград в международные логистические цепочки.

И сейчас, если сравнивать с прошлым годом, у нас почти в девять раз вырос оборот контейнеров. За счет того, что у нас два формата железнодорожной колеи плюс еще порт незамерзающий, хорошая инфраструктура пунктов пропуска, автоперевозки развитые, мы очень хорошо встраиваемся в мост Китай — Западная Европа, Западная Европа — Китай. Удобная перевалка, есть несколько точек, где привезли, по нашей колее быстро перегрузили, поехали дальше в Европу.

— Нельзя сказать, что, если сейчас все санкции и антисанкции снимут, Калининградская область резко рванет? Уже перестроилась?

— Перестроилась, конечно. По поводу моего либерализма, любви к свободным рынкам и всему остальному: я работал в Минпромторге, собственно говоря, как раз по линии наших внешнеторговых интересов, защиты наших промышленников, тарифов. Много всего посмотрел, и с правилами ВТО хорошо знаком, как их нарушают, аккуратно обходят европейцы, американцы и все остальные.

Я понял, что, во-первых, договориться скоро станет практически невозможно. Потому что развитые страны поняли, что их почти догнали и во многом перегнали развивающиеся рынки. И продолжать уступки они не готовы. Развивающиеся страны не готовы не принимать этих уступок. Никто теперь не хочет делать шагов навстречу, потому что никто не считает себя «старшим братом», если можно так сказать.

И вывод напрашивался простой: барьеры и обоснования разниц экономик, а следовательно, обоснование изменения антидемпинговых, компенсационных и всяких других мер — это обоснование через разницу затрат компаний на определенных рынках. О чем я говорю? Например, в КНР нет общей пенсионной системы, а в Европе она есть. Чем не повод ввести дополнительные пошлины на китайскую продукцию, обосновав это так: «Там же пенсию не платят, давайте мы как-то компенсируем? Мы-то тут платим, соответственно, компании несут расходы, давайте уравновесим позиции». Или у них там, как американцы говорят, грязный газ, а у нас — чистый газ.

— Это вы прямо про «зеленый» налог рассказываете.

— Да. Уже давно было понятно: то, что не охвачено соглашениями ВТО, будет использоваться для обоснования протекционизма. После провала обамовских соглашений по Transatlantic и Transpacific, стало ясно, что ВТО пока еще жива. Но договориться уже невозможно. Значит, будут новые инструменты защиты рынка. Поэтому я, конечно, за либерализм в торговле, снятие барьеров и всего остального, но мы понимаем, что это уже почти невозможно.

— У вас есть представление об альтернативе?

— Должна сложиться новая картинка в международной торговле и, конечно, появиться воля у главных игроков. Пока же будут региональные соглашения.

— Все движется по максимальной фрагментации рынков?

— Да. Пока выхода из этого я не вижу.

— В этом смысле у нас — и у нас как Калининградской области, и у нас как России — есть какие-то преимущества?

— Очень сложный вопрос. «Не по погонам» вопрос, честно говоря. Конечно, необходимо вовлекать новых членов в Евразийский экономический союз, в том числе просто для расширения нашего рынка сбыта. Потому что тот рынок, который есть у нас сейчас, он не такой объемный, чтобы быть суперигроком.

Но, опять же, поработав на практике в тройке Россия — Белоруссия — Казахстан, понимаю, что ребятам, которые сейчас участвуют в переговорах с российской стороны, очень сложно. По мере расширения будет, наверное, еще сложнее. Потому что на принципах всеобщего консенсуса очень непросто договориться.

Давно местный

— Вы ничего не сказали о геополитическом значении Калининградской области. И у меня сложилось впечатление, что вы вообще не очень любите эту тему. Почему?

— Можно я задам вопрос, Петр. Вот вас внешняя политика интересует. Вы если в Неваду поедете в гости, вы скорее Лас-Вегас посетите или?..

— Ядерный полигон? Скорее все-таки Лас-Вегас.

— К слову, в Калининграде полигонов ядерных нет, в отличие от Невады. Я же не министр обороны, я губернатор Калининградской области. Вы сейчас ехали из аэропорта, вы видели самолеты, вертолеты, танки на улицах, людей в зеленой форме, постоянно марширующих? Видели? Нет. Потому что они находятся на своих базах. И зачем об этом говорить?

Объясню. Я очень рад, что в Калининградской области большое количество военных, потому что это хорошо воспитанные, высокообразованные, хорошо зарабатывающие люди, которые очень часто остаются здесь жить и работать, пополняют квалифицированную рабочую силу. Я очень признателен руководству страны, Министерству обороны, что мы остаемся геостратегическим форпостом Балтийского флота и вообще обороны на Балтике.

Но почему не люблю эту тему? Потому что Калининградская область для многих постоянное «пугало», в том числе для Северо-Атлантического альянса. У иностранных журналистов по методичке последний вопрос всегда про особую калининградскую идентичность. Вот была у меня репортер из Польши Паулина Сигень, газета «Выборча». Я ей говорю: нет никакой особой калининградской идентичности. Она говорит: «Ну как же? Вот я была еще на конференции в девяностых годах, мы все время обсуждали этот вопрос». Я говорю: «Паулина, а кто финансировал конференции? И зачем этот вопрос задавали?»

Вы, европейцы, все время подводите к тому, что здесь живут какие-то нерусские люди, не россияне, а какие-то почти европейцы, которым надо сделать последний шаг, и они станут почти Европой. Я говорю: «Паулина, если бы мы с вами были мужем и женой и я бы каждое утро говорил, что вам надо блондинкой стать, вы бы через неделю, даже если у вас все хорошо и темный цвет вам идет, начали думать, что у вас действительно что-то не то с волосами».

То же самое с тезисом «Калининград — кинжал в сердце Европы». Это просто мыслеформа, которую тебе постоянно продают для того, чтобы внушить некую опасность. Давайте лучше поговорим про танковые полки в Эльблонге, про их вертолетные базы у нас на границе. Давайте про это поговорим. Давайте поговорим про системы противоракетной обороны, которые они размещают в Прибалтике. Я считаю, что Северо-Атлантический альянс — крайне угрожающая моей стране милитаристская структура, которая делает это без особых на то оснований. Мы лишь действуем в ответ.

Почему не люблю эту тему обсуждать? Потому что когда ты об этом говоришь, ты просто льешь воду на их мельницу.

— Последний банальный вопрос. Как вам, молодому «варягу», удалось с ходу завоевать симпатии жителей Калининградской области?

— Давайте разберем факторы. «Молодой»? «Слишком молодой», может быть, да. Во всех исследованиях слово «слишком» ушло, наверное, через год. То есть когда ты показал, что ты не просто какой-то юнец, который ничего не понимает в жизни, «и вообще откуда ты взялся такой, ошибка какая-то». Год прошел, выборы прошли, и ты уже просто «молодой», а не «слишком молодой».

А по поводу «не наш», так в Калининградской области, по-моему, пятьдесят четыре процента населения — люди первого поколения переселенцев. Поэтому наш регион очень толерантный, восприимчивый, нормально принимает энергетику приезжих и за счет этого, наверное, такой «движовый», активный и привлекательный.

Кроме того, я в свое время продал подаренную родителями квартиру в Москве и купил квартиру здесь. Понятно, прописался. Моя жена с детьми не в Москве живет, а сразу переехала сюда. Мы здесь водим детей в школу, в детский сад.

— Не ворчала?

— Нет. Ей в целом очень нравится наш город. А для меня самое важное было детей не пропускать своих, потому что это самое ценное время, когда их можно к жизни подготовить и чему-то научить.

Поэтому я уже давно местный.