Так обстоит дело с личными доходами. Но и с общественными благами ситуация такая же. Житель центра Москвы получает от увеличения бюджета Российской Федерации довольно много — шикарные газоны с миллионами тюльпанов, благоустроенные улицы, замечательные парки, современные детские площадки, просторные МФЦ без очередей и т. д. Житель окраины Москвы получает уже меньше — газоны победнее, МФЦ с очередями и детские площадки не такие крутые. А что получает от роста ВВП или госбюджета житель ПГТ на Урале или деревни в Сибири? Иногда почти ничего — школу и медпункт закрыли, дорогу уже лет двадцать не обновляли, о тюльпанах речи не идет вообще.

Может быть, есть какой-то экономический закон, по которому происходит распределение ВВП или бюджета? Или есть моральный императив, в соответствии с которым жителям мегаполисов в большей степени принадлежат национальные ресурсы — нефть, газ, металлы, черноземные почвы? Или они трудятся больше? Нет, распределение происходит либо командным способом, либо случайно, то есть без выявленных экономистами закономерностей. Однако экономика представляется нам самоорганизующейся системой, которая, следуя каким-то законам рынка, неравномерно, но в соответствии с какой-то логикой системы (а потому в какой-то мере справедливо) распределяет доходы и ресурсы.

И еще нам кажется, что бесконечный рост ВВП — увеличение производства товаров и услуг — приводит к росту благосостояния большинства агентов национальной экономики. Мы как бы делим «пирог» ВВП на количество проживающих в стране, и чем больше пирог, тем больше достанется каждому жителю. Но это не так. Попытки установить связь между падением ВВП и ростом безработицы (закон Артура Оукена) или темпами роста производства и, как следствие, снижением безработицы, увеличением зарплат, спроса и в конечном счете инфляции (косвенно это было бы следствием кривой Филлипса, постулирующей зависимость между ростом производства и увеличением спроса на рабочую силу, который приводит к росту зарплат) не увенчались успехом: данные не позволяют выявить устойчивых корреляций. «Более того, в ряде исследований (см., например, Бруно, Эстерли (Bruno and Esterly, 1994) авторы стремятся показать наличие отрицательной связи между инфляцией и темпами роста производства, что плохо согласуется с логикой кривой Филлипса, ибо увеличение темпов роста производства должно было бы сопровождаться падением безработицы и, следовательно, повышением инфляции» (В. М. Полтерович. «Кризис экономической теории»).

Макроэкономические фантазии и микрореальность.

Не может быть состоятельна попытка построить простую логику между макроэкономическими показателями и субъектами микроэкономики (людьми и фирмами) путем нахождения усредненного значения, то есть, например, деления объема производства на число граждан. Это похоже на попытку распространить законы ньютоновой физики (которым подчиняются макротела) на квантовые частицы только на том основании, что макротела состоят из квантов. Однако элементарные частицы подчиняются иным законам, которые парадоксальны для макротел (например, принципы суперпозиции или неопределенности). На ньютоновой физике ядерный реактор не построишь, потому что квантовые объекты — это не микрошарики, из которых состоят видимые нами макротела.

Аналогичная ситуация наблюдается в экономике. С точки зрения макроэкономики поведение субъектов микроэкономики — физических и юридических лиц — тоже парадоксально или нерационально. Экономическая теория равновесия (модель Эрроу — Дебре — Маккензи) говорит нам о том, что потребители максимизируют полезность приобретаемых благ, а производители максимизируют прибыль и что в данной модели всегда существует экономическое (статическое) равновесие. То есть существуют зависимости равновесных цен от полезности для потребителей и прибыли фирм. Однако эти зависимости носят слишком частный характер: «В модели равновесия, претендующей на отражение реальности, функции полезности должны иметь специальный вид. Выяснить их специфику до сих пор не удается, а без этого ответы на многие фундаментальные вопросы теории не могут быть получены» (В. М. Полтерович. «Кризис экономической теории»).

Чтобы понять это на простом примере, можно вспомнить исследование дисперсии цен на Марсельском рыбном рынке британского экономиста Алана Кирмана. Одну из своих статей об этом исследовании он назвал «Учитесь быть лояльными» (Learning to be loyal. A Study of the Marseille Fish Market). В результате исследования он математически показал, что разброс результатов сделок на этом рынке (как и на любом другом) не объясняется теорией общего равновесия, потому что рынок представляет собой сложную систему взаимодействия, где поведение агентов обусловлено не только максимизацией полезности и прибыли, но в большей степени возникновением социальных связей, а именно лояльности.

Действительно, приехав на рынок, мы не обходим всех торговцев, запоминая цены и качество продукции, чтобы потом сделать оптимальный выбор, максимизировав полезность купленного. Обойдя несколько торговых мест, мы делаем выбор на основании субъективных впечатлений о цене, качестве и эмоциональных симпатий к тому или иному продавцу. Мало того, Кирман показал, что и продавцы выстраивают свои стратегии продажи не столько на основании максимизации прибыли, но, например, в связи с желанием быстро распродать товар и заняться другими делами, или на основании симпатий к покупателю и т. д.

Сейчас экономистам становится понятно, что примитивные модели рационализации хозяйственной деятельности человека ничего в реальности описать не могут. Мало того, следование этим моделям в реальной хозяйственной практике приводит к катастрофическим последствиям: увеличению социального неравенства, снижению роли труда и созидательной деятельности, повышению влияния искусственно стимулируемого бессмысленного потребления на результаты экономической деятельности. В конце концов все это приводит к дисбалансу всей экосистемы жизни на Земле.

В чем причина богатства многих, а не некоторых

Западная неолиберальная мысль пытается выбраться из этого тупика примитивного экономического прагматизма: теория институциональной экономики, теория культурных факторов в экономике Кристиана Вельцеля, Нобелевская премия Уильяму Нордхаусу за введение в экономическую модель экологических факторов — все свидетельствует об этом. Западная мысль ищет выход в усложнении моделей путем введения в них социальных, ценностных и экологических факторов. Однако, на мой взгляд, не с того конца начинают. Идти надо не от навязываемых идеологических догматов, не от «макро» к «микро», а наоборот.

Пойдем от конкретной земли к обобщениям. Возьмем регион Коньяк. По каким причинам деньги притекают на эту территорию? Почему и в какой степени притекающие деньги составляют богатство населения этой территории? Причины три. Первая — экологическая: особенность почв и климата. Винограда для хорошего вина не получишь — только в брагу для перегонки. Это составляет основу экосистемного капитала территории.

Вторая причина в людях. Жители этой территории осознали недостаток качества своего винограда как положительную особенность: стали делать и ценить не вино, а дистиллят — коньяк. Я бы назвал это настоящим «человеческим капиталом» — умения и ценности, выработанные и реализованные людьми в практике взаимодействия со своей территорией. Это понимание «человеческого капитала» сильно отличается от лицемерной и бессмысленной неолиберальной его трактовки как количество выданных дипломов о высшем образовании на тысячу человек, плюс располагаемые доходы, плюс ожидаемая продолжительность жизни. Это лучше назвать «фейковым потенциалом жителя мегаполиса».

Третья причина — социальные связи между жителями территории, или «социальный капитал». Одни делают спирты, другие их смешивают, третьи делают пробки, четвертые — бутылки… В той степени, в которой за счет социальных взаимодействий именно на этой территории самими жителями производится добавленная стоимость и в конечном счете ценность, именно в этой степени деньги превращаются в благосостояние жителей, а не улетают с территории в карман стороннего инвестора.

Сторонние инвестиции никогда не превращаются в благосостояние жителей, ровно наоборот: инвестиции являются причиной серьезных диспропорций в распределении блага: «…динамика обмена и взаимодействия дает асимптотический эффект “выравнивания” богатства среди всех членов общества, поэтому при отсутствии инвестиций не было бы ни богатых, ни бедных!» (см. Nicola Scafetta, Sergio Picozzi and Bruce J. West. An out-of-equilibrium model of the distributions of wealth. Quantitative Finance 4, 2004).

Типичный пример из моей практики. Реконструкция закрытого советского рыбозавода в поселке Териберка Мурманской области. Разорившийся после развала СССР рыбозавод был куплен инвестором в 2010-е годы и реконструирован по самым современным технологиям. В реконструкцию было вложено 800 млн рублей. Что дали эти инвестиции жителям Териберки и районному бюджету? Рыбозавод стал современным предприятием, поэтому если в советское время там работали сотни людей, то теперь — 25 человек. Из них всего пятеро — местные жители, 20 — проживающие в общежитии завода жители других территорий (что типично для любых крупных предприятий). Средняя зарплата на предприятии — 40 тыс. рублей. То есть местные жители получили совокупный доход 200 тыс. рублей в месяц. Районный бюджет получил 25% НДФЛ, то есть 200 тыс. рублей × 13% × 25%, итого — 6500 рублей, и аренду 2 га земли — 20 тыс. рублей. Итого районная экономика от инвестиций в 800 млн рублей получила доход 226,5 тыс. рублей в месяц.

И это совершенно справедливо! Рыба в Баренцевом море — национальное достояние, а не районное, и деньги для инвестиций принадлежат инвестору. Именно поэтому доходы от инвестиций распределились справедливо: возврат инвестиций и прибыль — инвестору, НДС и налог на прибыль — федеральному и региональному бюджету. Местные жители (в отличие от жителей региона Коньяк) не выстроили достаточного количества связей — экологических, хозяйственных, социальных, — не обнаружили навыков и умений для работы на предприятии. Поэтому на территории осталось только то богатство от инвестиций, которое местным удалось «связать» — богатство, связанное с трудом местных (зарплата пяти человек и их налоги), и то, что связано с местной территорией в 2 га, которую занимал завод.

В 2020 году автор руководил большим исследованием сельских муниципалитетов в четырех различных регионах России для Минсельхоза РФ. Для измерений параметров развития муниципалитетов использовались big data, поставляемые Сбером, МТС, «Яндексом» (данные Росстата также учитывались). Одним из парадоксальных наблюдений оказалась обратная связь между доходами жителей муниципалитетов и наличием крупного и среднего бизнеса в муниципалитете, а также близостью региональных центров. На нашей выборке муниципалитетов можно выдвинуть гипотезу, что крупный размер немногих экономических агентов, влияющих на экономику территории, подавляет активность и отрицательно влияет на доходы жителей. Напротив, большое количество мелких агентов стимулирует активность и увеличивает доходы жителей.

Почему капиталы становятся сверхтекучими и как их остановить

Сторонние инвестиции, как и любые «несобственные» или «несвязанные» ресурсы, обнаруживают свойство, аналогичное физическому явлению сверхтекучести, которое проявляется при температурах, близких к абсолютному нулю, — способность утекать даже через узкие капилляры и щели без трения. Каков механизм сверхтекучести в физике? При столкновении атомы получают энергию меньшую, чем нужно для взаимодействия, то есть для образования связи, поэтому неостановимо утекают. Вот и инвестированные капиталы утекают туда, откуда пришли, если «температура» территории, куда они пришли, близка к абсолютному нулю.

Не правда ли, знакомая ситуация? Мы нашу территорию (поселение, район, регион, страну) не ценим, сообществом (соседями, земством, народом) себя не чувствуем, работать мечтаем только «не здесь» и навыки и умения хотим получать применимые «не здесь», а только в глобальном «вообще» — менеджер, финансист, юрист, программист. Это и есть «температура» близкая к абсолютному нулю, мы не обладаем энергией, достаточной для образования связей, поэтому все ресурсы, протекая через нашу территорию, не оставляют здесь богатства для нас.

Бывает ли иначе? В моей практике это случай развития Териберки. Когда мы с коллегами занялись развитием этого отдаленного умирающего поселка на берегу Баренцева моря (правительство региона решило его ликвидировать, и жителей отселяли под Мурманск), нам все советовали найти инвесторов, которые восстановят закрывшиеся предприятия этого поселка, а еще убедить государство сделать асфальтовую дорогу, провести капитальный ремонт жилого фонда, обновить котельную. Будут инвестиции — будет работа, рабочие места, дальше уже возродится жизнь: экономика обрастет «социалкой» и «культуркой». Типичная мантра наших дней, нигде не давшая устойчивых результатов: создайте инвестиционный климат и уберите барьеры на пути «невидимой руки рынка».

Про инвестора, который нашелся сам и восстановил рыбозавод, я писал выше: он не принес счастья поселку. И, кстати, завод закрылся по причинам, никак не связанным с просчетами владельца или с местными факторами. Просто международный рынок продаж трески изменился, российские продажи упали — новые заводы стали не нужны. Это был колосс на тоненьких ножках, и ни одна из них не опиралась на местное. Но в случае с Териберкой сработало совсем другое! Тогда, в 2016 году, мы действовали интуитивно, и только позднее удалось это теоретически осмыслить.

Первое: мы начали развивать силу взаимодействия между жителями поселка — практики совместных действий, осознание жителями поселка себя в качестве деятельного сообщества. Второе: развивали практическую связь жизни в поселке с экосистемой, в которую эта жизнь вплетена: океан, киты, тюлени, моллюски, птичьи базары, морошка, вороника, огромные озера, потрясающая красота голой тундры. Конечно, местные люди знали об этой красоте, но вслух они говорили как в печально известном фильме «Левиафан»: у нас тут смерть и ужас. Мы вместе прошли путь от этого ужаса до заявления: Териберка — самое красивое место на Земле! Местные осознали ценность территории.

Третье — это накопление того человеческого капитала, тех навыков и умений, которые нужны именно здесь и сейчас. Не бухгалтеры, программисты и менеджеры, а океанологи, орнитологи, повара, сборщики ягод, дайверы, рыбаки и инструкторы кайтинга — вот кто оказался нужен этой территории. И вот именно тогда, когда местные жители осознали свой настоящий капитал и ценность, развили действительно нужные навыки, вот тогда фактически без сторонних инвестиций жизнь и хозяйственная деятельность на этой территории забила ключом.

Какие были начальные инвестиции? Строго говоря, никаких сторонних инвестиций (кроме нашей работы) не было. Местные жители, малые предприниматели криво-косо, дружась и ссорясь друг с другом, начали строить местную жизнь, все делали неправильно с точки зрения теории бизнеса. А спустя три года, когда жизнь зародилась, когда красота и ценность стали очевидны, вот тогда прибежали сторонние инвесторы, хотя их никто не звал! И, кстати, убежден, что это место они потихоньку убьют, если государство не будет поддерживать баланс между «микро» и «макро». Они все купят и выкачают все ресурсы в оплату своих инвестиций, выстроят моноэкономику, заведут «персонал» вместо жителей. И место потихоньку умрет, как умирают моногорода вокруг огромных предприятий. Очевидно даже математически, что количество и сила (теснота) связей (в том числе хозяйственных и социальных) на территории растет с увеличением количества именно местных агентов (жителей, фирм), соответственно растет и «связанный» капитал территории. Если же на территории есть один «газмяс» и обслуживающие его агенты, то такую территорию ждет экономическая и социальная смерть.

Нельзя воспринимать «наезд» на инвесторов как отрицание значения инвестиций. Все дело в слове «внешний». Инвестор, «внешний» для данного муниципалитета, не принесет богатства его жителям, хотя его актив и будет стоять на земле этого муниципалитета. Если это инвестор регионального масштаба, то он будет причиной производства прежде всего общественного блага региона (и личного благосостояния персонала, занятого на немуниципальном рынке труда), если это инвестор федерального масштаба, то все то же самое будет относиться к масштабу страны. Внешний для определенного масштаба является внутренним в большем масштабе.

От международных инвестиций ждать благ и богатств для собственной страны нужно в наименьшей степени. Международный инвестор, пока работает, оставит в стране зарплату персонала, причем чуть ниже средней ожидаемой, и кучу металлолома, который будет абсолютно бесполезен без технологий и ноу-хау (как мы убедились), да еще сформирует в стране глобальную офисную бюрократию, для которой где комфортнее и теплее, там и родина. Гражданам и казне это принесет мало пользы. И это справедливо.

Однако интеграция муниципального в региональное, регионального в национальное и далее в международное необходима. Это производит различного уровня общественные блага. Но нельзя строить систему на простой логике: международный автоконцерн, национальный/региональный олигарх придет на вашу территорию и ее обогатит. Нет. Он оставит ровно столько богатства на нашей территории, насколько высока «температура» или энергия связей между нами и нашей землей, порождаемая жителями нашей территории. Иными словами, это и есть объективная ценность нашей территории, которую заплатит инвестор именно нам.

Британский экономист Алан Кирман математически показал, что разброс результатов сделок на Марсельском рыбном рынке не объясняется теорией общего равновесия, потому что поведение агентов обусловлено не только максимизацией полезности и прибыли, но в большей степени возникновением социальных связей, а именно лояльности

Закон благосостояния населения территории

Что в итоге следует из всего вышесказанного? Во-первых, уравнение состояния экономической системы не состоит из функций максимизации потребительской полезности и прибыльности производителей. Состояние экономической системы территории задается функциями экосистемного, социального и человеческого капитала, то есть размер экономического «пирога» территории зависит от силы связей, которые установили жители территории с экосистемой и между собой при помощи навыков и умений, которые можно реализовать в этих связях. Именно из такого «связанного» местного капитала получается «правильный пирог экономики», куски которого составляют благосостояние жителей.

Можно ли размер такого «пирога» рассчитать? Можно, но это тема отдельной статьи. Здесь же важно заметить, что экономические «пироги» разные и «выпекаются» из разных ингредиентов, в зависимости от масштаба рассмотрения. Иначе говоря, факторы и ресурсы местного масштаба производят местную экономику и в самой большой степени влияют на благосостояние местных жителей, а региональные и федеральные факторы и ресурсы в большей степени производят общественные блага (блага, используемые всеми) — региональную и федеральную инфраструктуру, узкоспециализированную часть образования и здравоохранения, безопасность, включая военную защиту населения. И пока в экономике территории отсутствует ценность человеческого, социального и экосистемного капиталов именно этой конкретной территории, то и жители, и капиталы, и богатство будут покидать территорию — из деревни в райцентр, из райцентра в областной, оттуда в Москву, а из Москвы в глобальные мировые центры. Такую экономику можно назвать экономикой «всеобщего нищебродства и элитарного богатства». Но какова теория экономики, такова и экономика. Если хотим настоящего богатства, надо менять представление о том, где и как оно добывается.