Сегодня, когда обсуждается новая резервная или просто новая региональная валюта, чаще всего обращают внимание на масштаб торговых операций, который уже сейчас покрыт или в ближайшей перспективе может быть покрыт этой новой валютой. Однако таким образом представление о функции денег сужается до функции обмена или удобства обмена. Тогда как, конечно, резервная или большая региональная валюта должна быть важна и как средство накопления — как финансового, так и основного капитала. Такой акцент может добавить креативности или изменить направление мысли тех, кто сегодня ратует за скорое появление новой резервной валюты.
Сам период жизни резервной валюты указывает нам, что в ее основе должна быть не просто активно торгуемая экономика, но экономика, определяющая технологический уклад своего времени. Для любителей кондратьевских волн (а к ним сейчас, в эпоху масштабных перемен, возвращается экономическая мысль) восемьдесят — сто с лишним лет — это не одна, а две кондратьевские волны. То есть резервная валюта должна быть настолько сильной, чтобы обеспечить не только рождение и поддержание одного технологического уклада, но и его развитие, перерождение, формирование и смерть еще одного. И только потом она «выдыхается», вместе с экономикой, которая ее произвела.
Это важное фундаментальное качество резервной валюты проливает свет на два актуальных сегодня момента. Первое: почему не появляется замена доллара и почему сам доллар не устоит? Вроде претендент есть и все хотят ухода «американца», но у юаня не получается. Возможно, потому, что китайская экономика, по крайней мере пока, недостаточно инновационна по отношению к западной. Она ее прямое технологическое порождение, а часто и копирование. Возможно, потому, что Китай не несет миру каких-то новых экономико-политических правил игры. А возможно, наоборот, из-за своей социальной особости он совсем не то, что может стать идеальной мечтой.
Аналогичные аргументы можно высказать и про Америку. Доллар уйдет, потому что Америка не может сейчас родить новый социально-экономический уклад. А в середине прошлого века могла.
Второй момент. Думая о резервной валюте, нужно держать в голове вопрос, какой именно социально-технологический уклад может родиться в экономике, претендующей на статус главной. Немного искусственная конструкция, кажется. В прежние века все рождалось само собой. Но в прежние века и химии тонкой не было, и гены не пытались модифицировать, почему бы социальной науке не вменить себе прямой изобретательности?
В этом смысле площадка развивающихся стран БРИКС+ и совокупность их экономик, безусловно, имеют в своей базе потребность и способность произвести новый социально-технологический уклад. Это следует и из опережающего экономического и демографического роста этих стран по сравнению с развитыми, и из необходимости пройти свою индустриализацию в условиях крайнего дефицита природных ресурсов мира и в то же время в условиях принципиально нового уровня транспарентности новых технологий, и наконец, из внутреннего стремления этих стран к иному, отличному от сложившегося, социально-политическому порядку в мире — более справедливому, равноправному, с меньшим доминированием центра.
Эти три основания достаточно сильны для того, чтобы всерьез задуматься о претензии на новую валюту. Прагматично и по факту эти три основания должны проявляться во вполне реальных совместных экономических проектах стран БРИКС+. Например, связанных с их энергетическим обеспечением на основе новых подходов или с решением проблем дефицита водных ресурсов, с новыми логистическими проектами, с развитием любых ресурсосберегающих технологий в промышленности и коммунальных хозяйствах, с индустриализацией сразу на основе цифровизации.
Такие мощные современные проекты, если они появятся, обеспечат страны, участвующие в них, высокодоходным капиталом, который, в свою очередь, станет основой для развития финансового рынка БРИКС+ и позволит новой валюте быть не только эффективным средством обмена, но и средством накопления, а значит, средством долгосрочного векового развития.
